Сегодня все мысли были о Настене. Девчонка совсем вскружила ему голову, он думал о ней круглосуточно, и даже работать так же эффективно, как раньше, не мог. А начиналось ведь это как легкая интрижка исключительно ради дела. Вернее, ради мамы.
Перед той киношной вечеринкой она намекнула ему, что неплохо бы познакомиться с кем-нибудь из съемочной группы. Ей нужны были там глаза, уши и надежный источник новостей. Мама всегда была такая: рассчитывала наперед, предусматривала запасные варианты и твердо шла к своей цели, частенько не взирая на принципы. И за это Егор ее уважал, хоть и не всегда одобрял некоторые действия. И помогал, когда мог. Сама она собиралась закрутить роман с продюсером или режиссером, а ему предложила выбрать себе девушку из административного персонала, который всегда в курсе всех дел и сплетен. Вот он и выбрал – невысокую смешливую блондиночку с ласковым именем Настена. Она громче всех хохотала в той компании, к которой он прибился, и стреляла глазками по сторонам. Позже он поймал ее, выходящую из дамской комнаты, разговорил и выпросил телефон. На вопрос о ее роли в будущем сериале, Настя весело ответила, что она – девочка с хлопушкой, самый важный человек на площадке. Потому что именно ее нехитрый инструмент позволяет синхронизировать работу всех участников съемки. А потом рассказала ему, как однажды вышла поговорить по телефону с подружкой, прихватив хлопушку с собой, и случайно заболталась. Так вот, съемки встали почти на час, а когда она вернулась, на нее орали все – и режиссер, и операторы, и продюсер. И тогда она осознала свою важность и стала относиться к работе гораздо серьезнее. Но рассказывалось все это с таким удовольствием и смакованием подробностей, что Егор понял – девчонка не против устроить им еще один переполох. На следующий день он сводил Настену на свидание и уже вечером понял, что влюбился…
В квартире ощутимо пахло перегаром, после свежей уличной прохлады это особенно ощущалось. Егор раскрыл все окна и пошел на кухню варить кофе. Наверное, терпкий бодрящий аромат проник и в гостиную, потому что вскоре оттуда вышел лохматый, пошатывающийся Захар. Брат прислонился к косяку и виновато посмотрел на Егора.
– Блин, – тут же простонал он и метнулся в ванную, откуда пару секунд спустя донеслись звуки извержения содержимого желудка.
Егор покачал головой: Зар никогда так не напивался, обычно знал меру и останавливался на самом пике веселья. Интересно, что случилось теперь?
Он уже закончил завтракать, когда в кухне появился Захар, в одном полотенце вокруг бедер, видно, только что принял душ.
– Дашь одежду? – хрипло спросил он. – Моя это… того… Грязная, короче.
– Конечно, пошли, – Егор встал и направился в спальню.
Достал брату носки, белье и джинсы с майкой, подождал, пока тот оденется, а потом похлопал рядом с собой на кровати, приглашая присесть. Но тот мотнул головой, прислонился к стене напротив Егора и медленно сполз на пол.
– Хреново мне вчера было, – начал он объяснять, даже не дожидаясь вопроса. – И позавчера тоже. И вообще всю неделю хреново… Влюбился я, по ходу. Совсем.
– Ну и? – удивился Егор. – Это же круто! Я тоже, по ходу, влюбился. Можем парные свидания устраивать, а потом, глядишь, и женимся в один день?
Тут он, конечно, преувеличил, так далеко заходить пока не собирался, успеется еще, вся жизнь впереди. Просто хотел вызвать улыбку у брата или возмущение, но поменять это выражение приговоренного к смерти узника. Уж никак оно не сочетается с его собственным ощущением восторга и нежности, который он испытывает каждый раз, когда видит Настену, или даже просто думает о ней.
– Да блин! Не понимаешь ты! Нельзя мне влюбляться! Умру я тогда! – Захар с силой потер ладонями лоб. – Короче. Год назад мы с Дэном на реконструкцию какой-то средневековой битвы ездили. И там была деревенская ярмарка и цыгане. Вот прикинь – кругом реконструкция, народ весь в костюмах, с бутафорским оружием, а цыгане – настоящие! – брат так выразительно посмотрел на Егора, будто сообщал страшную тайну. – Короче, подтащил меня Дэн к старухе-цыганке и ржет: «А ну-ка скажи, гадалка, что моего друга ждет, а я тебя пятихатку дам». А она на руку мою взглянула, испугалась и прохрипела: «Нельзя тебе любить, парень, нельзя!!! Где любовь твоя, там и смерть рядом ходит!» Отбросила мою руку и скрылась в толпе. Прикинь? А я завис будто, нет, чтобы поймать, заставить объясниться. А Дэн вообще испугался, извинялся потом. Но блин, не воротишь сделанного и не забудешь. Я, вроде, умом понимаю, что нельзя верить бабке-гадалке, а знаешь: как вспомню, так мороз пробирает. С тех пор я, короче, с девушками больше двух-трех дней не тусил. Спал только, а потом все недостатки выискивал – и то в ней не так, и это, чтоб не увлечься никем. А тут, блин, словно черт попутал.
– А она? – только и спросил Егор.
– А она… Обиделась она, короче. Я специально сделал, чтобы обиделась, когда понял, что мне никто больше не нужен, кроме этой рыжульки…
– А ты? – снова задал глупый вопрос Егор.
– А я жалею теперь. Целыми днями наматываю круги возле ее дома, но не разрешаю себе приблизиться. Пару раз видел, как она выходила из подъезда. Чуть навстречу не бросился… А по вечерам бухаю безбожно. Даже не помню, где вчера мотоцикл оставил.
– У моего подъезда стоит, припаркованный, – Егор вспомнил вдруг, что видел Ямаху брата, когда с собакой выходил.
– Оу, так я еще и приехал на нем? Капе-ец! – Захар обхватил руками голову и пару раз стукнулся затылком об стену.
– А тебе не кажется, что такими темпами ты быстрее в ящик сыграешь?
– Да хрень все это полная! – вскочил на ноги Захар. – Не знаю я! И с ней хочу быть, и боюсь этого пророчества дурацкого… Понимаешь, прикидывал я и так и эдак, не обязательно ведь моя смерть рядом, может, с ней что-то случится, если со мной свяжется, или с кем из родных… А еще я не знаю, как теперь извиняться.
– А что натворил-то?
– Изменил я ей, типа. Сосался с другой девкой прямо у нее на глазах. А она увидела и вывалила на меня поднос с помоями какими-то. А потом убежала и больше не смотрела в мою сторону.
– Почему «типа» изменил?
– Потому что между нами ничего не было. Отдыхали вместе, гуляли, купались… Я ухаживал, представляешь? Впервые в жизни столько времени и сил потратил на завоевание девушки, но даже не спал с ней! Целовал только… А она такая… красивая, милая, живая. Начинающая актриса, вроде и серьезная не по годам, и в то же время девчонка совсем. Мне тепло с ней было…
Егор откинулся на кровать и посмотрел в потолок.
– Знаешь, Захар, – осторожно начал он. – Я думаю, с судьбой не поспоришь. Так или иначе случится то, что тебе предначертано. Глупо страдать и откладывать счастье из-за пустых страхов. А с бедами лучше бороться вместе. Может, и обманула тебя старуха, попугать решила, а может, и не любовь это у тебя вовсе, только увлечение. Сам же говоришь, что даже не спал с ней. Может, просто тебе нужна очередная победа, а не сама девчонка. В любом случае, гробить себя алкоголем и рисковать, катаясь пьяным по городу, глупо.
– Может, ты и прав, – задумчиво протянул Захар. – Ладно, разберемся. Есть чего пожрать?
Актриса первого плана
Джели была самой натуральной совой сколько себя помнила. Ложилась спать часа в три-четыре ночи, а вставала не раньше одиннадцати. Может, это была природная склонность, а может приобретенная. Ее папа работал по ночам всегда – и когда был простым охранником, и даже когда стал начальником. Поэтому именно ночью она оставалась одна и могла делать все, что вздумается – смотреть фильмы, слушать музыку, в голос репетировать. А утром он приходил и ложился спать, и она тоже спала и не мешала ему хождениями по квартире. Конечно, предстоящие съемки грозили сменой режима им обоим, но пока никаких существенных изменений не произошло.
Сегодня же встать пришлось в четыре утра, потому что в шесть пятнадцать с Финляндского вокзала отходил единственный поезд на Рускеалу. В пять ей позвонил Грир и сказал, что они подъехали. Девушка схватила собранный с вечера рюкзачок, поправила прикрепленную к холодильнику записку для папы и вышла из дома.
Поговорить у них вчера не получилось. Когда Джели вернулась с киностудии, отца не было. Вечером он позвонил и сказал, что не успевает домой и поедет сразу на работу. А в субботу, то есть уже сегодня, хочет рассказать ей кое-что важное. Придется этому важному подождать до понедельника. Она сама решила, что поедет на выходные с Гриром, попробует подружиться с парнем и будет много репетировать, чтобы в следующий раз не плошать перед камерами. А отцу просто написала записку: «Уехала в Рускеалу с друзьями. Вернусь вечером в воскресенье. Люблю тебя, пап».
В машине она дремала, одна на заднем сиденье, а впереди громко зевал Грир, периодически прикладываясь к стаканчику с кофе. Водитель, смуглый парень лет двадцати восьми, которого Грир представил как Никиту, посмеивался, наблюдая за ними обоими.
– Через пятнадцать минут подъедем! Господа актеры, просыпайтесь! – весело сказал он, включая музыку на полную громкость.
Джели сначала поморщилась, но потом удивленно выпрямилась и прислушалась: музыка была незнакомая, но очень красивая. Что-то похожее на инди-рок, исполнитель пел на английском языке, но многие слова были понятны. Песня была обращена к любимой девушке, певец делился своими чувствами и опасениями, что она снова пройдет мимо.
– Кто это поет? – спросила она Никиту в проигрыше.
Парни переглянулись, улыбнулись, а потом хором сказали:
– Мы!
Ее глаза от удивления, наверное, выползли на лоб, а ребята расхохотались.
– Не, это правда мы, – сказал Грир, отсмеявшись. – Группа называется «Ни-Гри», ей два года будет в октябре. Ник – автор и бас-гитарист, я пою, свожу и монтирую видео, еще есть Костя-клавишник и его сестра Наташка, она у нас по пиару, группу ведет и ютуб-канал.
– Ого! Здорово! – искренне восхитилась Джели.
– Будешь нашей фанаткой? – весело спросил Никита, обернувшись.