Вместо кожи — червивая шкура — страница 4 из 4

Снизу задувало холодом. Надо было уходить, пока ветер не выстудил их до костей. Они кое-как поднялись и двинулись в сторону ближайшего дерева.

— Бегу-у… — внизу появился совсем седой — Жан никогда раньше не видел таких старых людей — дед. На спине он тащил ворох тряпья. — Спускайтесь скорее, там лесенка есть! И ведь всё время нагишом кидают! Одёжки жалко?

Едва спустились, старик накинул Маринке на плечи что-то тёплое:

— Вот так. Мальтузианцы ваши дурные, что: детишек всех перекидали, за взрослых принялись?

— Кто? — не понял Жан, пытаясь попасть в рукава. От холода и запоздалого страха не слушались руки.

— Да эти, ваши, — старик мотнул головой в сторону вершины. — Постойте-ка, сейчас обувь найдём. Не ахти, но спуститься хватит…

Федрылич — именно так или похоже назвался дед, а Жан не переспросил — был сторожем при сетке, человеком не самым важным, и за годы выжил из ума. Он рассказывал, как давным-давно люди спустились сюда на большой железной птице, а потом рассорились и разделились; половина осталась внизу, а остальные полезли на гору… А потом Жан слушал вполуха, потому что любому понятно, что железная птица летать не может и сразу упадёт. Даже ксени — Жан покосился на Маринку — летают на живых тварях. И детишек никто, конечно, не кидал. Как же это возможно — маленьких с обрыва сбрасывать? Придумал дед… Хотя… их-то сбросили, но чтобы деток?

За лесом потеплело, тропка стала пологой, и начался луг. Посередине луга торчала серая гора, похожая на спору, зарывшуюся одним концом в землю. Она была покрыта дырами, и к самой большой вела блестящая лесенка.

— Оставили, видишь, вход для ребятишек, — сказал Федрылич, когда они подошли вплотную. — Деревня ниже, — он махнул рукой. — А это… Пусть играют.

Изнутри, в самом деле, раздавались детские голоса.

Жан не удержался, постучал по каменному боку, и гора запела! Чистым металлическим голосом, как железо под молотом кузнеца.

— Это сколько ножей сделать можно! — поразился Жан.

— Что? — переспросил Федрылич. Потом зашёлся в хохоте. Откашлявшись и вытерев рот, он помрачнел и сказал:

— Ты прав, парень, хоть и не знаешь почему. Чтобы так жить, не стоило лететь в такую даль. А ножей и кастрюль вправду много вышло бы…

Жан оглянулся.

Серая стена висела над лесом, покрытая шапкой облаков. Там его оплакивал отец, ждала невезучая Лизавета. Там творили зло бывшие товарищи — Аркашка и Мустафа, детоубийцы, которые придумали ксени себе в оправдание. Панкрат не врал, и полоумный старик сказал правду.

Он вернётся и наведёт дома порядок, решил Жан. Позже, когда точно поймёт, что к чему.