да заключается в том, что судьбой приходится расплачиваться за всякую поэзию; так лучше уж платить за хорошую.
В заключение этого беглого обзора стоило бы, наверное, упомянуть птенцов гнезда Кузьмина - того, что с мягким знаком. Среди поэтов околокузьминского, или, точнее, околовавилонского круга, несомненно, есть талантливые люди. Но они не выдерживают никакого сравнения ни с Павловой, ни с Кибировым. Их авангардность довольно условна (кто знает, где сегодня авангард? где вообще перед?), претенциозность и книжность совершенно очевидны, однообразие губит любые задатки таланта - хотя очень хорошие стихи есть и у Марии Степановой, и у Дмитрия Воденникова. У этой группы есть свой плодовитый идеолог, критик Илья Кукулин, отличающийся феноменальной способностью говорить много, не сказав ничего нового - и притом никого не задев; ему дан высокий дар концептуализировать на пустом месте, и таких пустых мест к его услугам более чем достаточно. Очень хороши были некоторые стихи Татьяны Миловой, но в том, что она пишет сейчас, все труднее обнаружить сколько-нибудь живую ноту: автор хочет нравиться слишком большому количеству просвещенных людей. Если же говорить серьезно, стихи наиболее талантливых людей в кузьминском окружении - Миловой и, скажем, Воденникова - очень точно соответствуют одному наблюдению Льва Шестова: нашел человек свое лицо - и перестал развиваться, а следовательно, и существовать. Все это очень одинаково, временами кокетливо, почти манерно… В этих стихах не с чем спорить, не на что откликнуться сладостным чувством узнавания; все реалии, все детали, всесильный Бог которых так благоволит к настоящей лирике, тут стерты и клишированны. Есть у нас две ужасные крайности: гиперэмоциональная и полуграмотная поэзия почвенников - и абсолютно неэмоциональная, ледяная, книжная поэзия западников. Вот тут и крутись. Ни в чем Отечество не знает середины, а если и знает - середина эта настолько посредственна, что и в этом есть своеобразная крайность…
Вот характернейший пример: на поэтическом фестивале 2002 года были специально представлены русские провинциальные поэты. Но среди них не оказалось, например, Виктории Измайловой, чья последняя подборка в «Сетевой словесности», появившаяся только что, показалась мне - при всем ее несомненном временами многословии - едва ли не лучшим поэтическим циклом, опубликованным в России за последние годы.
А ведь именно Измайлова, выигравшая два года назад конкурс «Арт-те-нет», работающая на редкость стабильно, издавшая две хорошие книги, могла бы одним своим стихотворением убрать большинство приглашенных - да и кое-кого из организаторов; подозреваю, что потому ее и не было на фестивале. Поэзии у нас ведь нет еще и потому, что поэзия - дело живое; постмодернизм же в его отечественном варианте требовал от литературы прежде всего стопроцентной мертвости: цитатности, отстраненности, интонации холодного презрения, да тут же и герметичность, и вторичность, и обязательные греко-римские или клубно-психоделические реалии… поди удовлетвори всем этим требованиям, оставаясь в живых! Но, надо думать, своим ближайшим окружением Кузьмин может быть доволен: все его соратники пишут идеально мертвые тексты, которые без поэтического фестиваля, без тусовочного контекста не собрали бы и аудитории в пару десятков добровольных слушателей.
С этими оценками можно спорить, и я уверен, что споры будут - в лучших традициях сетевого форума, с переходом на личности и прочими прелестями русской дискуссии.
Меня не интересуют победа или поражение в этом споре. Меня сейчас, как ни банально, интересует истина. Заключается она в том, что поэзии в России сегодня почти нет - потому, вероятно, и фестивали есть. Кто виноват? Тусовка, которая старательно блюдет в литературе исключительно клановые интересы? Не в ней дело, никакая тусовка не заболтала и не затравила бы Блока. Отсутствие денег? Но на литературу никогда нельзя было как следует прожить, не будучи секретарем Союза.
И ведь самое обидное, что сильные поэты есть, в том числе и в Сети: открытием для меня были тексты Игоря Караулова, по крайней мере пять замечательных сочинений набирается у Линор Горалик (хотя и написаны все пять как будто совершенно разными авторами - но это, может, и к лучшему). Но почему-то ни одна книга и ни одна подборка за последнее время не стали литературным событием: то ли публика оглохла, то ли текст не дотягивает. Да и те поэты, которых я самым искренним образом люблю (каждому впору посвящать отдельную статью), пишут сегодня удивительно скупо.
В чем тут дело? Начинать надо с себя, и одна догадка у меня тут есть. Я и сам в последнее время чувствую стойкое нежелание писать стихи, хотя когда-то это было главным моим литературным занятием (самым приятным - уж точно). Я и сам сейчас не понимаю: неужели я этим надеялся спасти душу? Делать этого не хочется. Потому что делать это больно.
Почему? Потому что при писании стихов человек, хочет он того или не хочет, должен быть вполне собой. Должен испытывать сильные чувства, а мы сегодня погружены в летаргию. Может быть, и благодетельную. Отсутствие поэзии - это, в сущности, неспособность посмотреть на себя со стороны, неспособность полноценно жить. Ибо то, что мы увидим, нам может не понравиться.
В прозе можно спрятаться, в стихах это трудно. Поэзия, по Мандельштаму,- это сознание своей правоты. Сознания своей правоты у пишущего человека сегодня быть не может: мы миримся (и все эти десять лет мирились) со слишком многими вещами, которых поэт в подлинном смысле слова - вытерпеть не может. Не писать стихов - значит не сознавать себя, бояться себя, страшиться взглянуть на себя со стороны.
«Господи, если бы я увидел себя, я бы увидел Тебя» - лучше этой фразы блаженного Августина я не знаю ничего во всей мировой литературе.
Господи, если бы я сегодня увидел себя - что бы я увидел? 2002 год «Дебют»
Поговорим о премии «Дебют». Потому что я понял: есть вещи, на которые вроде бы и не хочешь обращать внимания, считая их то ли недостойными серьезного отзыва, то ли слишком трогательными в своей жалкости,- но эти вещи имеют свойство наглеть и разрастаться, когда не встречают отпора. Премия «Дебют» позиционирует себя широко, по-барственному нагло, явно распоряжаясь немалыми средствами, об источнике которых я предпочитаю не задумываться. Какое мне дело до источников, я литературу люблю. А обсуждение издательских и журнальных тактик, пиаровских ходов и прочей шелухи оставим тем, кто не умеет писать и не любит читать.
Сама по себе премия «Дебют», вероятно, не представляла бы ничего дурного: ну, решили поощрить молодые таланты, ну, дали им денег, издали там что-то…
Литературная премия - вещь заурядная, придавать ей особого значения не следует, но слишком третировать само это понятие тоже вроде бы не за что: говорят, допустим, что она вносит в литературу нездоровый элемент соревновательности.
Помилуйте, да ведь этот элемент соревновательности заложен в литературе изначально - только один соревнуется с Маркесом, другой с Толстым, а третий с Сорокиным. Ну и пускай, каждый выбирает по себе не только женщину-религию-дорогу, но и планку. А кто не хочет соревноваться с современниками - может, как Никита Михалков, запретить номинировать свой шедевр на национальные премии (так, если помните, получилось в 1995 году, когда «Утомленные солнцем» номинировались на «Нику» и были отозваны автором).
Иное дело, что сочинения, выставленные на «Дебют», у нас рецензируются и отбираются людьми довольно своеобразными и по принципам довольно характерным.
Начнем с координатора премии: Ольга Славникова у нас на глазах уверенно переходит из разряда симпатичных и нестарых еще писателей в разряд литературных политиков (Золотоносов написал даже резче - функционеров). Время нынче рыхлое, ватное, а потому человеку даже с минимальными волевыми качествами и пробивной силой (Владимир Путин, Сергей Иванов, Дмитрий Кузьмин etc.) не составляет особенного труда сделать вполне приличную карьеру. Наверное, я и сам один из примеров тому - но делаю эту карьеру текстами, а не участием в оргмероприятиях того или иного типа; что ж, у всякого свой талант. Славникова, сколько я могу судить, человек остроумный и к полемике терпимый: я не раз говорил ей, что ее проза кажется мне крайне неровной, поднабоковской, словообильной, а критика - недостаточно острой. Но энергию этой маленькой женщины не оценить невозможно. Не думаю, что книги Славниковой будут читать многие - за исключением «Бессмертного»; проза довольно вязкая, периоды длинные, действия мало; зато Славникову-деятеля узнают все, и быстро. «Дебют» - лишь одно из многих ее начинаний, и хотя Славникова изо всех сил доказывает, что взялась она за координирование этой премии исключительно ради молодых, ни для кого давно уже не является секретом, что берется наша героиня лишь за те дела, которые способствуют ее славе и промоушену. В этом вовсе нет ничего дурного - каждый самоутверждается как может.
По-моему, дело писателя - писать, а организация литературного процесса - штука неблагодарная, да и неблагородная. Но если какой-нибудь писатель успевает еще и процесс координировать, я только за.
Иное дело - Дмитрий Липскеров, тоже причастный к «Дебюту». Скучно доказывать, что проза его не постмодернизм никакой и не литература никакая, а довольно поверхностное усвоение нескольких старых литературных мод: латиноамериканской, балканской… Очень произвольные сочинения, все в них возможно и ничто не обязательно. На «Пресс-клубе», посвященном «Дебюту» (я же говорю, пиарятся капитально, сил и средств не жалеют), Липскеров потребовал извинений от тишайшего Александра Архангельского, который слушал-слушал всю эту претенциозную белиберду, да и назвал премию «Дебют» - в прямом эфире - «растлением малолетних».
Липскеров очень обиделся на эту простенькую метафору. Архангельский извинился, сказав, что ничего личного в виду не имел. Но Липскеров продолжал клокотать.
Трудно объяснить бессмертному автору «Пространства Готлиба», что такое метафора.