Сейчас все девушки отрабатывали удары. Для этого специально вкопали столбы, обмотали их поролоном. Буек краем глаза посматривал на занимающихся.
— Жилкина, бей ногой сильнее! Жалеешь себя, боишься посадить синяк? Учти, в бою никто тебя жалеть не будет! Ага, спасение утопающих — дело рук самих утопающих… Ксюша, я тебе сто раз говорил — надо вкладывать в удар вес тела. Да, я понимаю, у тебя такая ручка, что если ты ею звезданешь — мало не покажется. Но девчонкам из второго дома твои натужные телодвижения будут как комариные укусы.
И вновь Буек переключал свое внимание на Юрьеву, объяснял ей, показывал, между делом касаясь ее талии, плеча, груди. Поначалу Светлана делала вид, будто ничего не происходит, но в конце концов твердо отвела в сторону шаловливую руку боевика. По лицам некоторых девушек скользнули едва заметные улыбки. Оторванные от нормальной жизни, лишенные возможности проявлять самые обычные человеческие чувства, они с интересом наблюдали за пародией на любовные отношения.
— Займись Ксюшей, у нее возникли проблемы, а я сама, — Юрьева подошла к столбу, обмотанному поролоном, и нанесла удар ногой.
Со стороны зрелище выглядело эффектным, поскольку ее ножка взметнулась на высоту человеческого роста. И обычный гомо сапиенс, знакомый с драками только по зубодробительным боевикам, запросто мог оказаться в нокауте. Но опытный боец успел бы уйти с линии атаки и, пользуясь неустойчивым положением гимнастки, провести контратакующее действие.
«Достали! — подумал Буек после коварной выходки Юрьевой. — Мне че, больше всех надо? Филин сам говорил, что я — фигура временная, поработаю с девчонками, пока хозяин не привезет какого-то реального знатока. Вот пусть он и корячится. А мое дело маленькое, я показал телкам самые элементарные вещи. Пусть учат. А не хотят, так им на арене все кости переломают».
Звякнул колокол. Спортсменки дружно развернулись и пошли к выходу с площадки. В комнате они, не сговариваясь, обрушились на Юрьеву:
— Ты что, Светик, тебя мужчина обхаживает, а ты на него ноль внимания.
— Если бы ноль внимания. Она его сегодня отшила прямым текстом.
— А какой мужчина! Высокий, мужественный и второй после Филина на острове.
— Ты бы заволокла его в койку и расколола насчет того, как нам отсюда сбежать. Мы бы все ради такого случая на улице заночевали.
— Нашла место, где привередничать. Тут дело такое, лопай, что дают!
И лишь Червякова, обычно пользующаяся любой возможностью, чтобы уязвить соседок по комнате, неожиданно поддержала Юрьеву:
— Правильно, Светик! Они нас держат, словно диких животных, издеваются над нами, почему мы должны потакать их низменным желаниям.
— Перестаньте, девчонки! Как я могла кокетничать с Буйком? У меня ведь жених остался. Он любит меня, и я люблю его!
Спортсменки тут же забыли об охраннике. Разгоняя черную тоску, они часто рассказывали друг другу о молодых людях, оставшихся в Москве. Только Юрьева молчала, словно набрав в рот воды. И вот она проговорилась. Тут же посыпались вопросы, и Светлане пришлось рассказать о ее романе с Лафонтеном. Он нашел живое сочувствие в сердцах подружек. И только Червякова снова отличилась:
— Ага, размечталась! Ждет он тебя, как же! Твой Жильбер давно нашел другую подружку. Все мужики одинаковы, им от нас одно надо. Ждут и любят они только в красивых сказочках. А по жизни мужики — коты мартовские. Им только дай волю, сразу лезут на крышу. Только мы, женщины, умеем любить по-настоящему.
— Прекрати, Муза! — возмутилась Юрьева. — Разве можно так говорить о человеке, не видев его ни разу. Для Жильбера любовь гораздо важнее примитивного секса!
— Бедняжка! Ты ищешь в мужике то, чего ему в принципе не дано от природы. И где ты, а где твой Жильбер? Глупо жить воспоминаниями, особенно когда неизвестно, сколько той жизни осталось. Радоваться надо здесь и сейчас.
Светлана не придала особого значения словам культуристки. Хотя следовало бы. Но как тут придашь, если внезапно Истомина разразилась гневной отповедью в адрес Музы:
— Что ты понимаешь в мужчинах! Да разве хоть один нормальный мужик подойдет к перекачанной и напичканной химией бабе! А мужчины, чтоб ты знала, очень даже способны на глубокие чувства. Они, между прочим, гораздо ранимее и нежнее нас, женщин. Это и хорошо и плохо. Сначала мужчина дарит тебе цветы, на руках носит, а потом у него начинаются проблемы на работе, и счастливая жизнь кончается. У мужика от стресса одно лекарство — водка!
— Чтобы тебя на руки поднять, нужен подъемный кран, — зло бросила Червякова, желая уязвить Ксюшу.
— Ошибаешься. Достаточно нормального мужика, — Истомина запнулась, бросила короткий взгляд на Геру и призналась: — Мой ведь тоже был спортсменом, он молот метал. После института его взяли телохранителем. Ах, какая у нас жизнь была! Он с меня пылинки сдувал, на праздники всегда подарки дарил. Только я никак не могла забеременеть. А потом муж здорово проштрафился, его уволили с работы, и он с горя начал пить. Да так, что почти каждый день являлся домой в невменяемом состоянии.
«Просто какой-то час откровений, — подумала Светлана. — Сначала я выложила им про Жильбера, теперь Ксюша раскололась. Вообще-то она уже рассказывала про мужа-пьяницу и вынужденный развод, но мы понятия не имели, что ее благоверный занимался метанием молота. Теперь ясно, почему Истомина так сдержанно относится к Гере. Она — живое напоминание о ее развалившейся семейной жизни».
— Вот и я о том же, — опять подала голос Червякова. — Мужик — существо вздорное и непредсказуемое. Сегодня он тебя целует и обнимает, а завтра ворует из кошелька деньги на опохмелку. Лучше всего его держать на расстоянии.
— И заниматься вегетативным размножением, — добавила ехидная Жилкина.
— Зачем же! Ты слыхала о последних достижениях науки? Между прочим, мужики сами себе яму роют. Ведь это они придумали клонирование, искусственное оплодотворение. Скоро отпадет всякая надобность в самцах. А без нас, женщин, они быстро одичают, и мы будем держать их в специальных резервациях, как диких животных.
— Ну-ну, размечталась! Пока они нас держат в плену, словно опасных хищниц. А на самом деле, девчонки! Мы и есть хищницы, которые должны насмерть загрызть друг дружку на потеху мужикам, — воскликнула Жилкина.
— И вместо того чтобы молоть всякую чепуху, стоило бы подумать, как этого избежать, — неожиданно сказала штангистка.
После ее слов в комнате воцарилось угрюмое молчание.
Глава 15
Марципанов последним вышел из джипа «командор» и размеренным шагом направился к катеру. Там уже находились два человека. У руля застыл верный Клим. Центральную скамейку занял тщедушный мужчина лет пятидесяти с чемоданчиком в руках. Третий человек, чуть выше среднего роста крепко сбитый парень, замер на берегу, готовый столкнуть катер в воду. Он хотел помочь Марципанову перебраться через борт, но Игорь Леонидович коротко бросил:
— Я сам.
Владелец комбината устроился на корме. Парень столкнул катер и одним прыжком перемахнул через борт. Он сел рядом с тщедушным мужчиной. Занятная образовалась парочка. Мужчина был известным в узких кругах доктором. Звали его Лев Егорович Щукин. Когда Клим узнал о намерении Марципанова привезти на остров врача, он засомневался:
— Стоит ли? Без того там куча народу.
— Должен же кто-то приводить гладиаторш в норму после боев, — возразил Игорь Леонидович. — Да ты не дрейфь, я подпишу на это дело Щукина.
Клим успокоился. Он кое-что слыхал о Льве Егоровиче. В бурные девяностые Щукин являлся придворным медиком одной из самых известных криминальных группировок России. Он врачевал исключительно средний и высший командный состав банды. Поскольку стычки между преступными формированиями случались практически ежедневно, работы ему хватало. Щукина тогда охраняли, словно важную государственную персону. Он вытащил с того света нескольких вожаков группировки, и конкурирующие банды легко отвалили бы кругленькую сумму за голову доктора.
Затем войны пошли на спад, а группировка оказалась в фокусе внимания убойного отдела. Дело находилось под личным контролем Генерального прокурора и министра внутренних дел. Главари банды ударились в бега, а большинство рядовых исполнителей оказались за решеткой. Не миновала чаша сия и Щукина. Благодаря умелому адвокату, избравшему грамотную линию защиты, Лев Егорович получил всего три года общего режима. Однако путь в официальную медицину был ему надолго заказан. Выйдя на свободу, он продолжал оказывать услуги преступникам, только делал это значительно осторожнее и стал более разборчив в выборе пациентов. Даже Марципанову с его деньгами и кое-какими сохранившимися связями стоило больших трудов заполучить Щукина. Так доктор оказался в их компании.
Молодой человек был как раз из числа вероятных пациентов Льва Егоровича. Нелегальные бои, так красочно демонстрируемые в отечественных боевиках и порой имеющие место в действительности, еще недавно редко обходились без его участия. Его прозвище Конан заставляло бледнеть от волнения многих искушенных бойцов. Но в последнее время он нечасто баловал фанатов кровавых зрелищ своим появлением. Конан обнаружил в себе тренерский дар и предпочитал выводить на арену учеников. Тем более что одна из полученных им травм грозила серьезными осложнениями. Ее рецидив превращал Конана в инвалида.
Катер быстро приближался к острову. На причале маячила фигура Филина. Он ухватил брошенный ему канат, надежно пришвартовал суденышко и почтительно застыл на месте. Марципанов выбрался из катера и небрежно подал ему руку. Затем Игорь Леонидович чуть отошел в сторону, предоставив Климу возможность познакомить Филина с двумя новичками.
— Какие новости? — по завершении этого действа спросил владелец комбината.
— Только хорошие. Все на месте, больных нет, — бодро отрапортовал Филин.
— Это радует! А водки много выпили?
— У меня с водкой строго. Сухой закон. Да и где ее взять на острове?