Тут же забыв о Вершининой, Игорь Леонидович степенной походкой двинулся к своему почетному месту. Охранник крепко ухватил Ирочку за руку и заворочал головой, высматривая, где бы им пристроиться.
— Осторожнее, мне же больно! — запротестовала Вершинина.
— Деточка, если бы ты имела представление о настоящей боли, то молчала бы, — отрезал Муфлон.
Он устроился справа от Ирочки, оставив свободной левую, более слабую руку Вершининой. Перестраховывался, будто девушка могла устроить заварушку на глазах всех боевиков острова. Ирочка украдкой бросила взгляд на собравшихся. Удивительно, но Буек отсутствовал.
«Может, стыдится смотреть мне в глаза?» — подумала девушка.
Раздались довольные возгласы. Ириша повернулась к арене. Там друг напротив друга стояли Червякова и таэквондистка. Культуристка, повинуясь желанию Марципанова, надела лишь спортивные туфли и коротенькие шортики. Ее грудь прикрывал бюстгальтер. При каждом движении Музы на ее теле играли рельефные мускулы. На фоне Червяковой таэквондистка смотрелась жалко. Чуть выше ростом, но худенькая, с тонкими ручками и ножками. Ни дать ни взять девочка для битья. Но поначалу именно таэквондистка имела преимущество. Юркая, гибкая, словно кошка, она атаковала, заставив Музу целиком сосредоточиться на обороне. Тут Ириша подумала, что недаром таэквондо, особенно в его европейском варианте, считают не боевым, а танцевальным искусством. Что-то вроде современного азиатского балета. У таэквондистки не было четких, акцентированных ударов. Они скорее обозначались, чем наносились. И если ноги девушки, легко взмывавшие над головой Червяковой, еще таили какую-то угрозу, то руками вообще можно было пренебречь. Они наносили жалкие, безобидные шлепки. Культуристка быстро разобралась в ситуации и обращала внимание исключительно на работу ног противницы. Она ставила блоки и ждала подходящего момента для контратаки. Сама Муза редко переходила в наступление. Из-за тяжелых мышц культуристка быстро выдыхалась и могла превратиться в легкую добычу даже для такой посредственной соперницы. Со стороны могло показаться, что Червякова устала и едва движется по арене. Вряд ли так считала таэквондистка. Просто девушка делала ставку на быстрый выигрыш. Таэквондистка понимала элементарную вещь: чем больше она наносит ударов, тем выше у противницы шанс схватить ее руку или ногу. А исход контактной борьбы предрешен. Кто же виноват в том, что девушка не умела разить наповал?
Очередной удар ногой был нанесен медленнее обычного. Червякова успела сомкнуть пальцы вокруг щиколотки соперницы и рывком подтянула девушку к себе. Вторая рука Музы устремилась под мышку таэквондистки. Культуристка напряглась, вскинула девушку над собой на вытянутых руках и сделала поворот на триста шестьдесят градусов. Боевики одобрительно загудели. Ириша, предчувствуя ужасное, закрыла глаза. Червякова бросила соперницу на арену. Ее вальяжность помогла таэквондистке развернуться. Лежа на спине, девушка отражала атаки Музы ногами, как заяц отбивает нападение пикирующего орла. По лицу Червяковой заскользила довольная улыбка. Пускай деточка сучит ножонками. Если бой маленько затянется, это не повредит. Зрители получат больше удовольствия. А ей, Музе, это зачтется.
Через пару минут культуристка во второй раз сомкнула пальцы на щиколотке девушки. Таэквондистка отчаянно рванулась, пытаясь освободить ногу.
— Цыпленочек! Мой бедный, жалкий цыпленочек, — с притворной жалостью сказала культуристка.
Она присела, опустила ногу таэквондистки на свое бедро и локтем резко ударила ей по колену. Раздался громкий хруст, а затем отчаянный женский крик. Девушка инстинктивно ухватилась за разбитую коленную чашечку.
— Чего кричишь! Мне тоже больно, — сказала Муза, потирая локоть.
Из зрительских рядов послышался довольный смешок и резко оборвался, стоило Марципанову бросить на охранника раздраженный взгляд. Тот, не оборачиваясь, затылком почувствовал, что хозяин осуждающе смотрит на него. А Марципанов ждал. Хватит ли у культуристки духа убить поверженную соперницу? Не затеет ли она игру в благородство? Но у Червяковой имелись веские причины угождать организатору побоища. Она надеялась сохранить свою жизнь и жизнь любовницы. Плохо же она знала Игоря Леонидовича.
Муза навалилась сверху на беспомощную таэквондистку и обхватила ее шею мощной рукой. Вспух литой бицепс. Культуристка старалась изо всех сил, она давила и давила, но ее жертва не торопилась умирать. Таэквондистка норовила втянуть голову в плечи, судорожно дергалась всем телом, тщетно пытаясь своими руками разогнуть руку Червяковой. Во время одной из таких попыток она сорвала с Музы бюстгальтер. Сидевшие напротив боевики разочарованно протянули «у-у-у». Зрелище оказалось малоприятным. К рельефной мышечной плите прилепилась крошечная грудка величиной с детский кулачок. Муза сразу догадалась, на что так отреагировали зрители. Она рассвирепела, стала давить сильнее, задействовав вторую руку. Таэквондистка обмякла, потеряв сознание, однако была еще жива.
— Шею ей сверни, открути башку! — принялись дружно советовать вошедшие во вкус боевики.
Червякова задумалась. Она положила соперницу на живот, резко оттолкнулась от земли и с размаха обрушилась ногами на шею таэквондистки. Раздался отчетливый хруст позвонков. Тело девушки содрогнулось и замерло. Навсегда.
— Молодчинка! — одобрительно сказал Игорь Леонидович.
Муза натужно улыбнулась. Ее лицо приобрело зеленоватый оттенок.
— Ладно, иди отдыхай, — снизошел Марципанов.
Червякова с трудом добрела до дома. Ее встретили гробовым молчанием. Вопросы были лишними, все читалось по лицу культуристки. Слабым движением Муза остановила бросившуюся к ней любовницу. Червякова распахнула занавеску, отгораживающую маленький закуток комнаты. Там стояла ведро — на тот случай, если кто-то из девушек не вытерпит до утра. Культуристка нагнулась. Ее вырвало. Червякова взяла кружку с водой, прополоскала рот и сказала бесцветным голосом, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Как страшно убивать людей! Страшнее, наверное, только умирать самому!
Глава 23
Вчера Растяпыч злился на своего нового знакомого, а сегодня испытывал нечто вроде чувства благодарности. Рублев не дал ему допить вторую бутылку, оставил больше половины. Благодаря этому Растяпыч чувствовал себя вполне сносно и заранее предвкушал тот момент, когда выкушает оставшиеся триста граммов. Правда, выпивку Борис посулил после того, как его доставят на остров, но кто бы в этом сомневался.
Завершив дела, которые дальше откладывать было уже невозможно, Растяпыч отправился к Лехе. Тот, услышав про лодку, хотел заехать Растяпычу в ухо, несмотря на их дружбу. Очень тягостные воспоминания навевали Лехе разговоры о его суденышке.
— Ты сначала выслушай меня! — скороговоркой выпалил Растяпыч, заметив подозрительное движение товарища.
— Не хочу я ничего слушать! — оборвал его Леха.
— Экий ты мерчендайзер! — ввернул Растяпыч недавно услышанное словцо.
О его значении он понятия не имел, но само звучание напоминало ему замысловатое ругательство. Точно так же воспринял «мерчендайзера» и Леха.
— Ты не матерись, иначе точно схлопочешь, — пригрозил он.
— А как тебя называть, если не желаешь помочь хорошему человеку?
— Это тебе, что ли?
— Нет, не мне, еще лучше. Зовут его Борис. У него есть вопросы к городским, которые на острове.
— Так пусть и задает им свои вопросы. При чем здесь мы?
— Для этого ему надо на остров перебраться. Он хоть и хороший человек, но не ангел, крыльев нет.
— То есть вам нужна моя лодка.
— Нужна, Леха, очень нужна.
— Да ты думай, что говоришь! А если опять тот, на катере? Уже с настоящим пистолем. Неужели тебе жить надоело?
— Тот, на катере, будет дрыхнуть без задних ног. Мы ведь ночью пойдем.
— Еще лучше! Ночью придется и городских остерегаться, и рыбинспектора.
— Ой, Леха, привык ты, что если ночью, то обязательно с сетями. На этот раз мы пойдем без браконьерской снасти. Поэтому забудь про рыбинспектора. А Бориса высадим на другом конце острова, у скалы. Там ночью городские точно не шляются.
Леха почесал макушку, закурил сигарету, внимательно осмотрел подошву кроссовки и спросил:
— А если с лодкой чего случится?
— Чего с ней случится? Мы эти места знаем как свои пять пальцев. Сплаваем туда и обратно с закрытыми глазами.
— Ладно, уговорил. Отвезем твоего Бориса, — наконец согласился Леха.
Рублев, как обычно, проснулся рано утром. В деревне уже кипела жизнь. Рядом скрипел колодец, около соседнего дома стояла женщина с граблями в руках. Борис вышел на крыльцо. Мимо брело стадо коров. Пастух лет шестидесяти в традиционных кирзовых сапогах держал на плече кнут. Рядом лениво трусила рыжая дворняжка. Комбату вдруг подумалось, до чего же нелепо он будет выглядеть бегущим и выполняющим разминку на фоне занятых своими делами крестьян. Те решат, что он мается от безделья. А ведь мог бы накосить травы или вскопать огород. Раньше такого рода мысли никогда не приходили в голову Борису. Наверное, потому, что в городе десятки тысяч людей, занятых сидячей работой, ежедневно бегали, ходили быстрым шагом и делали различные упражнения для укрепления своего здоровья. А кому из деревенских жителей придет в голову бегать или заниматься физическими упражнениями? Да они за день так напашутся, что Рублеву и не снилось!
Борис ограничился сокращенной разминкой, проделанной в доме. Потом заварил крепчайший чай и затянулся первой сигаретой. Мыслями он сконцентрировался на предстоящем деле. Смущало полное неведение о силах врага. Растяпыч утверждал, будто видел на пляже целую сотню женщин. Врал, конечно. Нереально за короткий срок безнаказанно похитить сто человек. Вряд ли пленниц больше двадцати. Значит, охранников около десятка. Из них двое-трое дежурят ночью. Рублев сунул в багаж парочку метательных ножей. Теперь они могут пригодиться. Существовал один нюанс. Если бойцы на острове