– Разве так я тебя воспитывал? – строго спрашивал он у сына.
– Пап, ты же понимаешь… – виновато отвечал мужчина. Он не хотел разочаровывать своего отца.
– Я понимаю, что ты не хочешь заботиться о своём сыне, – всё тем же строгим тоном говорил старик. – У тебя, видите ли, бизнес. Видите ли, карьера пропадает. А ты не думал, чего она будет стоить потом, сынок? Потом, когда через сколько-то лет ты вспомнишь про своего сына, про свою плоть и кровь? Когда ты поймёшь сколько времени ты потерял, гоняясь за деньгами?
– Пап… Не начинай… – отвечал мужчина.
– А я и не собирался, – сказал старик. – Я от своих детей никогда не отворачивался, не отвернусь и сейчас. Думал, что и ты такой же… – раздосадовано вздыхал старик. – Ладно. Беги в свой город, строй свою карьеру, бизнес или что там у тебя. С мальчишкой я как-нибудь управлюсь. Он же мой внук, всё-таки…
Герман погрузился в некий транс, подробно описывая все невзгоды, свалившиеся на голову ничего не подозревающего мальчугана. Не успев ещё даже почувствовать себя личностью, этот ребёнок уже стал центром непростой семейной драмы. Такой жанр житейской простоты и реализма был совсем нетипичен для Германа. Здесь не было никакой мистики или леденящего кровь ужаса неизвестности – только маленький мальчик и его дедушка, и их история.
Герман абсолютно потерял счёт времени, погрузившись в работу с головой. Слова переплетались в строчки, плавно вытекая из-под пальцев его рук. Спустя какое-то время писатель заметил, что даже не разу не затормозил, обдумывая следующее предложение или абзац. Страницы одна за другой наполнялись вязью из букв, стремительно сменяя друг друга на экране его ноутбука. Остановился Герман только тогда, когда понял, что истощен. В животе гремел целый оркестр, играющий арию пустого желудка, а во рту совсем пересохло. Да и пальцы уже не так споро скользили по клавишам, выводя очередное слово. Герман бегло прочитал всё написанное им за сегодня, после чего закрыл ноутбук и отложил его в сторону. Как только он это сделал – ему сразу же напомнили о себе затекшая шея и уставшие от монитора глаза. Писатель поднялся с кровати и на закоченевших от долгого сидения ногах направился к телефону, желая заказать себе еды. Попутно он пытался размять затекшую, не разгибающуюся шею. «В следующий раз лучше сяду за стол», – пообещал себе Герман, подходя к телефону.
Ответивший дежурный администратор гостиницы был слегка удивлён его поздним звонком, однако заказ принял и пообещал сделать всё в кратчайшие сроки. Положив трубку, Герман взглянул на часы. Полдесятого вечера. Он даже не заметил, что проработал почти шесть часов без остановки, не отвлекаясь даже на перекуры. Такое с ним было впервые. Обычно он уделял своему ремеслу от трёх до четырёх часов в день, ограничиваясь нормой в пару тысяч слов. Сейчас же писателю удалось выдать порядка десяти полных страниц, что было гораздо больше привычного для него объема. Если так пойдёт и дальше, то новая книга будет написана уже через пару недель. Довольный собой, Герман закурил и вновь включил телевизор.
Через полчаса в номер тихо проскользнул один из служащих, толкая перед собой очередной небольшой столик, в этот раз заставленный большим количеством подносов. Герман проголодался как зверь и решил заказать еды по максимуму. Аромат горячей пищи нежно коснулся носа писателя, наполняя его рот слюной и заставляя желудок жалобно заурчать в предвкушении скорой трапезы. Услужливый работник гостиницы пожелал Герману приятного аппетита и, сменив пепельницу, удалился, так же тихо, как и пришёл. Писатель даже не успел его толком поблагодарить чаевыми. Пожав плечами, Герман буквально набросился на еду.
Наевшись до полного исступления, писатель лениво отодвинул от себя стол с пустыми подносами и тарелками, растянулся на мягкой кровати и закурил, смакуя каждую затяжку. День выдался очень плодотворным – Герман, без особых усилий, начал писать новую книгу. Да ещё и так лихо! Конечно ему было слегка непривычно писать в подобном жанре, но написанное им сегодня было началом чего-то великого. Он чувствовал это. Неторопливо размышляя о дальнейшей судьбе своего нового творения, Герман не заметил, как погрузился в безмятежный сон.
В этот раз он проснулся пораньше. Стрелки на часах едва переступили порог десяти. Чувствовал себя Герман прекрасно. Принимая душ, он заметил, что даже недавний ночной кошмар больше так сильно его не тревожит. Вероятно, ему всё-таки были необходимы эти часы покоя, проведенные в тихом гостиничном номере. Выйдя из душа и насухо вытершись большим белоснежным полотенцем, Герман, мурлыкая себе под нос какую-то незамысловатую песенку, вернулся в номер и переоделся в свою повседневную одежду – серые брюки и чёрный свитер поверх белой рубашки. Сегодня писатель намеревался съездить к своему новому дому и проверить как идут дела с ремонтом. Позавтракав в номере, он одел свою кожаную куртку и ботинки и неторопливо покинул гостиницу.
На улице стояла ясная погода. Осень вовсю вступила в свою смену, окрасив листву на деревьях в красно-золотистые цвета. Солнце уже практически не согревало кожу, а в воздухе витала ощутимая прохлада, но Герман был доволен и этим. Глоток свежего воздуха после целого дня, проведенного в четырёх стенах взбодрил его лучше любого утреннего кофе. Продолжая тихонько мурлыкать себе под нос всё ту же незамысловатую песенку, писатель направился к своей машине, припаркованной в самом центре полупустой стоянки перед зданием гостиницы. Усевшись за руль, он не спеша завёл мотор, пощелкал каналы радио, в поисках чего-нибудь достойного, и остановившись на передаче с песнями прошлого десятилетия, в конце концов нажал на педаль и газа двинулся в путь.
Ремонтные работы в его новом доме были в самом разгаре. На траве, напротив новенького крыльца, уже скопилась целая груда мешков с мусором, покосившейся будки с табличкой «Пират» уже не было, изнутри самого здания беспрестанно раздавались звуки стучащих молотков и работающих дрелей. Герман остановил свою машину в стороне от грузовиков бригады рабочих, заглушил мотор и вышел наружу. Здесь, возле озера, воздух был заметно холоднее чем в городе. Прохладный ветер мгновенно впился, в разомлевшего после долгой поездки в тёплой машине, Германа, заставляя его непроизвольно поежиться. Писатель заприметил, сидящего на ступеньках крыльца, бригадира, который с хмурым видом курил сигарету без фильтра и вертел в руках бумагу с планами дома. Его тёмно-синяя форма за прошедшие сутки с их последней встречи изрядно покрылась белыми пятнами краски, а кое-где и маслянистыми кляксами. Герман тоже закурил и приблизился к бригадиру, приветственно подняв руку. Мужчина был явно чем-то озадачен, что даже не сразу обратил внимание на подходящего к нему Германа.
– Доброе утро, – поприветствовал писатель работягу.
Бригадир свернул план дома и кивнул.
– Доброе, – задумчиво ответил он.
– Как идёт работа? – спросил Герман внимательно разглядывая дом.
– Да вроде неплохо, – произнёс бригадир, поднимаясь со своего места. – Есть правда пара странностей…
Герман еле заметно вздрогнул. Здесь в непосредственной близости от дверей дома, в которых он, в своём кошмаре, видел ту скрюченную тварь, на него снова накатила волна тревоги и лёгкого чувства страха.
– В смысле? – спросил писатель бригадира.
– Дом крепкий, хоть и старый, – начал рабочий, – кое-где конечно пришлось попотеть, но это ерунда. Меня смущает подвал…
– А что с ним?
– Там почему-то дополнительная комната, которой на плане нет, – ответил бригадир. – И стены в ней толще, чем требуется. Видимо звукоизоляцию кто-то пытался изобразить, но не вышло.
– И почему это странно? – спросил Герман, затягиваясь сигаретой.
– Да шут бы с ней с комнатушкой, – махнул рукой бригадир. – Есть и она и есть. Планы старые – их обновляли то в последний раз лет двадцать назад наверно. Там внутри просто…
Герман насторожился. Ему не нравился этот смятенный тон собеседника.
– Игрушку мы там нашли, – продолжил бригадир. – Щенок плюшевый. Пыльный весь, облезший и глаз всего один. А в углу комнатушки лежанка какая-то занюханная, рядом с которой кольцо в пол вбито наглухо. Там как будто держали кого-то… Ребёнка по ходу… Понимаете? Жуть какая-то…
– Действительно странно… – задумчиво произнёс Герман. В голове сразу же всплыл момент из его сна, где он слышал детский плач, понимая, что тот идёт прямиком из подвала. «Где же ты? Почему ты бросил меня?» – эхом отдалось в голове писателя. Герману стало не по себе. И ещё эта игрушка, которую упоминал агент по недвижимости…
– Я, конечно, никого не осуждаю, – сказал бригадир. – Но вы не в курсе чем тут прошлые хозяева занимались?
– Да не особо, – ответил Герман, не отрываясь глядя на открытый дверной проём, ожидая что вот–вот в нём появится косматое скрюченное нечто. – Знаю только, что тут старик-фермер жил, который этот дом сам и построил. Остальные хозяева тут надолго не задерживались – через пару месяцев съезжали.
Бригадир молча слушал.
– Видимо боялись историй про проклятье этого дома, – продолжил Герман. – Мне об этом все уши прожужжали пока я договор покупки оформлял.
Бригадир выудил из кармана своей тёмно-синей робы смятую пачку сигарет, достал одну и закурил.
– Ну не знаю насчёт проклятий, – сказал он, выдохнув облако табачного дыма. – Но место и вправду недоброе. Не знаю, как вы тут жить собрались, да ещё и один.
– Что вы имеете в виду?
– Тихо тут аж уши закладывает, – ответил рабочий. – Половина моих парней даже спать из-за этого не может. Я, конечно много где бывал и знаю, как в таких местах тихо бывает, но чтоб такое… Это в первый раз… – бригадир прервался на затяжку. – В деревнях тоже часто ночью тишина стоит, но тут… Как-будто беруши всем воткнули. Не всплеска воды ни слышно, ни листья на деревьях не шуршат. Да что там, даже если рядом кто-то на лежаке ворочается и то не слыхать.
Герман сразу вспомнил, как не мог слышать собственного смеха в прихожей дома. Внутри писателя всё похолодело.