Мальчик устало присел на одно из укрытых белой тканью кресел и опустил голову. И что делать теперь? Эта комната на втором этаже, бывшая спальня самого мальчика, была последним местом, где могла быть хоть какая-то одежда. На улице стоял крепкий ноябрьский мороз, а на Лизе были только какие-то лохмотья и даже обуви не было. За себя малыш не переживал – его зимняя одежда, в которых он приехал сюда вместе с «мамой», лежали в комнате дедушки вместе с его ранцем.
– Всё в порядке? – спросила его Лиза. В руках она сжимала полупустую пачку печенья.
– Как мы побежим если у тебя нет тёплой одежды? – ответил он.
– Я не знаю.
– И я тоже.
Она села рядом с ним, продолжая жевать печенье. Только сейчас мальчик уловил странный кисловатый запах исходящий от неё. Видимо лохмотья пропитались потом и грязью, вряд ли кто-то следил за тем чтобы девочка вовремя мылась.
– Пойдём так? – спросила она его, пережевывая очередную печеньку.
– Нельзя, – покачал головой мальчик. – Ты замерзнешь.
– Не замерзну, – ответила Лиза.
– У тебя даже обуви нет, а там мороз.
– И что? Лучше уж так, чем ждать пока они вернутся.
– Нельзя…
– Я всё равно пойду, – упрямо ответила она. – Если ничего не найдём, я всё равно пойду. Я хочу к маме…
По её щекам покатились крупные слезы.
– Я хочу к маме… – тихо повторила она.
Пачка печенья выпала у неё из рук. Желтые кругляши из затяжного теста игриво заскакали по полу, разбегаясь кто куда. Мальчик молча наблюдал за ними, пока последняя печенюшка резво не укатилась под один из пустующих нынче шкафов возле стены. Лиза тихо плакала, закрыв лицо своими узенькими грязными ладошками. Так они просидели минут десять. Он молчал, обдумывая что им делать дальше и глядя в одну точку под шкафом, именно туда закатилась последняя печенька, а она тихо плакала, старательно отворачиваясь от него.
– Чердак… – вспомнил мальчик, после долгих размышлений. – Пойдём на чердак. Дедушка хранил там старые вещи, которые больше не нужны. Может быть там есть одежда.
Лиза принялась размазывать по лицу оставшиеся слёзы и послушно последовала за ним.
Дверь чердака, как всегда заела. Мальчик вспомнил как обычно ругался дедушка, пытаясь её открыть и каждый раз давая обещание заменить эту треклятую деревяшку. Старик постоянно забывал про неё. Дверь чердака была единственным в их доме до чего у дедушки никогда не доходили руки. Возможно потому что ей не так часто пользовались, а возможно потому что за ней хранились старые памятные вещи, и сама она стала частью этой памяти. Мальчик этого не знал. Сейчас ему было куда важнее просто открыть её. Уж если он справился со стеной каморки в подвале, то эта старая дверь для него точно не станет помехой. Совместными с Лизой усилиями им наконец удалось распахнуть упрямую деревяшку и забраться на чердак, в объятия клубов залежавшейся пыли и запаха старых вещей, который сложно описать словами. Это была смесь ароматов пожелтевшей книжной бумаги и нафталина, вперемешку с чем-то неуловимо сладковатым и немного пряным. К счастью, чердак всё также был завален грудой разных коробок и ящиков, которые в тусклом серебристом свете луны, падающим из небольшого круглого окошка под потолком, казались причудливыми спящими зверями. Дедушка всю свою жизнь наполнял эту небольшую комнату разнообразными вещами, так или иначе имеющими для него значение. Кто бы не выгреб все содержимое шкафов в доме, до этого места у него руки явно не дошли или ему попросту не удалось открыть упрямую дверь.
Мальчик нащупал на стене выключатель и щелкнул им. Одинокая лампочка под потолком ярко вспыхнула, моментально лишая сложенные коробки серебристого наряда, сотканного из лунного света, превратив их в просто кучу хлама. Малыш, без особых раздумий, начал рыться в этой груде вещей, в поисках хоть какой-то мало-мальски пригодной одежды. Лиза неуверенно застыла посреди всего этого бардака, растерянно хлопая своими большими карими глазами.
– Будет быстрее если мы поищем вместе, – бросил он девочке через плечо.
Он не имел ни малейшего понятия через что ей пришлось пройти за последнее время. Сейчас, когда они наконец-то увидели друг друга, Лиза казалась ему странной. Девочка как будто бы витала где-то, или не понимала, что вокруг неё происходит. Её движения были какими-то надломленными и робкими, голос почти всё время звучал тихо и покорно, за исключением тех моментов, когда она плакала или боялась остаться одна, как тогда на кухне. Слова мальчика вернули её из растерянности, и Лиза взялась за ближайшую к ней коробку.
Большей частью вещей, попадавшихся в коробках, были чёрно-белые фотоальбомы или старые книги. Где-то встречалась посуда. Мальчик даже узнал один из чайных сервизов. Дедушка рассказывал, что это был любимый сервиз бабушки. Она брала его только тогда, когда к ним в гости приезжал кто-нибудь из их детей с внуками. Когда бабушки не стало, дедушка ещё долго хранил его в одном из сервантов на первом этаже, пока в конце концов не решился перенести на чердак и бережно уложить его в одну из многочисленных коробок.
Спустя полчаса поисков мальчик наткнулся на большой окованный железом сундук, спрятавшийся под надежным укрытием из ящиков полных всякого, бесполезного сейчас для них с Лизой, хлама. Малыш откинул тяжелую крышку и заглянул внутрь. Это было то что нужно – старая одежда дедушки и детские вещи самого мальчика.
– Лиза, иди сюда, – подозвал он девочку.
Она тихонько подошла и скромно заглянула ему через плечо.
– Давай посмотрим, что тебе подойдёт, – сказал мальчик, извлекая из сундука ворох разной одежды.
Лиза без колебаний скинула с себя лохмотья, в которые была одета, представ перед мальчиком в одних грязных трусиках. Он залился краской и быстро отвернулся.
– Ну и зачем?.. – сконфуженно произнёс он не оборачиваясь.
– Прости… – ответила она. – Я уже привыкла, что меня часто просят раздеться.
– Нашла что-нибудь для себя? – он продолжал рассматривать стену напротив себя, стараясь не подглядывать.
– Всё слишком маленькое, – тихо ответила Лиза. – Или слишком большое… А это слишком старое. Вот это вроде подойдёт…
Мальчик продолжил стоять, глядя в стену, слушая как девочка с тихим шуршанием перебирает одежду из сундука. Казалось прошла целая вечность прежде, чем Лиза снова подала голос:
– Можешь повернуться, я оделась.
Мальчик оторвал свой взгляд от стены и развернулся лицом к ней. Лиза облачилась в один из старых дедушкиных шерстяных свитеров тёмно-серого цвета, в котором она буквально утопала. Рукава ей пришлось сильно закатать. Нижняя часть самого свитера доходила до её худых коленок, оставляя на виду только тоненькие голени со свежими продолговатыми синяками. На ней он больше стал напоминать безразмерное платье. Это было всё во что она оделась за это время.
– И всё? – спросил мальчик.
– Это очень тёплый свитер, – ответила Лиза.
– Этого мало.
Он принялся сам рыться в разбросанных по полу вещах. Кое-как ему удалось отыскать старые армейские дедушкины штаны с широким ремнём и свою детскую шапку синего цвета.
– Они слишком большие… – тихо сказала Лиза, глядя на штаны в руках мальчика.
– Закатаем как рукава у свитера, – ответил он.
Спустя несколько минут уговоров, Лиза влезла в армейские штаны и затянула ремень на своей узенькой талии, чтобы они не спадали. Сами штанины пришлось закатать почти вдвое, прежде чем на свет показались маленькие ступни девочки. Однако этого всё еще было мало. Оставалось найти Лизе какую-нибудь обувь и верхнюю одежду. Мальчик вернулся к сундуку. На самом его дне лежали дедушкины сапоги. Тёплыми они не были, это была старая армейская обувь. В этих сапогах дедушка воевал с фашистами много лет назад. Про саму войну старик никогда ничего не рассказывал, только говорил, что не помнит почти ничего, помнит только, что страшно это. Мальчик подозревал что дедушка лукавит, потому-что каждый раз, когда разговор заходил о Второй мировой он немного менялся в лице. В его глазах сразу появлялась еле заметная скорбь, а уголки губ слегка опускались вниз. Старик помнил всё, просто предпочитал ни с кем об этом ни разговаривать. Мальчик меньше всего хотел, чтобы его дедушка грустил. Он научился замечать подобные изменения в его настроении и со временем попросту перестал задавать вопросы о войне.
Конечно же сапоги были слишком велики Лизе и оказались чересчур высокими, чтобы в них было удобно ходить.
– Мы можем их обрезать, – предложил мальчик, глядя как неуклюже она пытается в них передвигаться.
Лиза подняла на него свои карие глаза и покорно кивнула. В сундуке так же обнаружилась старая дедушкина шинель, которая выглядела довольно тёплой. Мальчик надеялся, что её хватит, чтобы сдержать ноябрьский мороз, бушующий снаружи дома. С шинелью всё оказалось проще – Лиза закуталась в неё, как она это делала с лохмотьями, служившими ей одеждой в каморке. Конечно подол волочился за ней по полу, но движений особо не стеснял, да и девочку это не совсем смущало.
Наконец-таки решив вопрос с одеждой, они вернулись обратно на кухню. Мальчик вооружился ножом и принялся обрезать слишком длинные голенища старых сапог. Его руки с каждой минутой болели всё сильнее, содранная кожа на ладонях уже покрылась бурой коркой, которую он вновь содрал, разрезая старую кирзу, причиняя себе новую боль. Однако малыш не сдавался. Им с Лизой оставалось совсем немного чтобы сбежать из этого дома, подальше от его подвала и этого бородатого рабочего с его странными друзьями, которые делали всякое с девочкой и били её. Мальчуган всё еще до конца так и не мог понять, что же такое «всякое» они делают с Лизой в той каморке. Ему было достаточно того что девочку бьют, и свежие синяки на её ногах лишний раз подтверждали это.
Кое-как управившись мальчик протянул сапоги обратно Лизе. Девочка неуклюже надела их себе на ноги попутно заправив штанины внутрь. Выглядела она достаточно комично – закутанная в большую серую шинель с огромной обувью на ногах и в синей детской шапке, под которую она старательно заправила свои спутанные тёмные волосы, Лиза больше напоминала какого-то мультяшного персонажа. Мальчик удовлетворенно кивнул, оглядев её. Теперь девочка точно не замерзнет, и они смогут дойти до города.