– Значит, поговорим.
Учитывая, что в доме, кроме нас, никого нет, обсудить возвращение Влада мы могли бы и в гостиной, но папа идет в кабинет, будто там ему привычнее вести переговоры, и мы с Никитой молча следуем за ним.
Обстановка напряженная. И на душе тяжело. Я давно не видела папу в таком одновременно боевом и растерянном состоянии, но, наверное, это было ожидаемо. Все, что произошло с нами два года назад, было чересчур болезненным. И дверь, ведущая в прошлое, все еще не закрыта. Да и будет ли когда-нибудь закрыта, учитывая обстоятельства?
– Не буду тянуть, – говорит отец, опускаясь в массивное кожаное кресло спиной к окну. – Благодаря Никите, который своевременно поставил меня в известность о произошедшем, мы сработали на опережение. Я смог забрать записи с камер наблюдения в кинотеатре до того, как за ними пришли Зарецкие.
– Это хорошо, правда? – спрашиваю я, усаживаясь на край дивана.
– Этого достаточно, чтобы предъявить ему обвинения за нарушение судебного предписания, – отвечает папа, нервно барабаня пальцами по столу. – Но основная битва впереди.
– Пап, ты же знаешь его родителей…
– Я прекрасно знаю, кто его родители. Но и я тоже не на бобах сижу, – раздраженно бросает отец. – Людей подключили из Москвы. Два дня ублюдок пробудет в СИЗО, я постараюсь, чтобы там он и остался до слушания. На время к тебе приставим охрану посерьезнее – чтобы никто из его окружения не мог до тебя добраться. Одна никуда не ходи и, будь добра, ставь в известность обо всех своих планах меня или Никиту. Это не шутки. Я не успокоюсь, пока он не сядет.
Ого. Меня или Никиту. И как это понимать? Давно Любимов пользуется таким доверием отца?
– Никита в пятницу улетает, – напоминаю я, ощущая, как болезненно сжимается от этой мысли сердце.
Отец хмуро переводит взгляд на моего лжепарня.
– Это правда. Со следующего понедельника у меня начинается предсезонная подготовка в Штатах, – говорит Никита спокойно. – Я обсуждал разные варианты со своим агентом. Маловероятно, что, даже если мы очень постараемся, сможем сделать Рите визу за неделю, но…
– Стоп! – Отец поднимает руки, призывая парня остановиться. – Визу для Риты?
– Я хочу, чтобы она была со мной, – твердость, с которой Любимов говорит это, поражает и меня, и папу. Словно для него не существует другого варианта.
– Ты хочешь увезти мою дочь в США? – уточняет отец, нахмурив брови.
– Я просто хочу, чтобы мы с Ритой были вместе. В данный момент в США, потому что у меня контракт еще как минимум на год. И рядом со мной она будет в безопасности.
– А ты? Ты тоже этого хочешь? – Отец вдруг пронзает взглядом меня.
– Мы с Никитой не сходимся в этом вопросе, – произношу я, избегая смотреть на Любимова. – Моя жизнь здесь.
– Мы пока не сходимся, – поправляет Никита, сокращая расстояние между нами и обнимая меня за плечи. – Но я собираюсь сделать все, чтобы ваша дочь изменила свое мнение за оставшееся до моего отъезда время.
– Да уж, молодежь. – Отец озадаченно трет подбородок. – Быстрые вы.
– Я к Рите отношусь серьезно.
– Как будто бы я позволил тебе стоять здесь, если бы это было не так, – парирует папа.
– А меня никто слушать не хочет? У меня вообще-то жизнь здесь, – вставляю я.
– Какая жизнь, Рита? Два года не общалась ни с кем, кроме Лизы. В универ да в центр свой ездила таким же раненым, как ты, сама помогать, – отмахивается отец. – А жить не жила. Да и я не позволял. И хотя перспектива тебя какое-то время не видеть меня не радует, в твоем отъезде есть смысл.
– Класс! – огрызаюсь я, выбираясь из объятий Никиты. – Вот вы все и решили! Побегу собирать вещи. Тапочки в зубах вам принести?
– Рит!
– Я никуда не поеду! – цежу я. – Дальше можете без меня обсуждать мою жизнь. А я, с вашего позволения, пойду ее жить.
Покинув кабинет отца, я поднимаюсь по лестнице на второй этаж и закрываюсь в своей комнате. На мне позавчерашняя одежда, которую я с удовольствием скидываю, чтобы переодеться в домашнее, в телефоне – несколько неотвеченных звонков от Лизы. Вчера звонить ей я была не в состоянии, а сегодняшнее утро тоже как на американских горках. Все еще не могу отойти от предложения Никиты. А реакция отца? Вообще ничего подобного от него не ожидала! Он после смерти мамы таким собственником по отношению ко мне был. На любых парней в моем окружении волком смотрел. Влада ненавидел еще тогда, когда тот никаких поводов для этого не давал. А Никите прям зеленый свет на все дал: и на встречи со мной, и на ночевки, и вот даже на совместный отъезд на другой континент!
Переодевшись в домашние шорты и рубашку и плюхнувшись на кровать, я беру в руки телефон. Возможно, в моем взвинченном состоянии звонить впечатлительной Лизе – это безумие, но мне кажется, что я взорвусь, если с кем-то не поделюсь.
– Рита, ну, слава богу! Я уже не знала, что и думать… – скороговоркой выдает подруга, стоит мне набрать ее. – Коля сказал, что вы были в кино, а потом была драка и… Это правда, что он на тебя напал? Ты где? Ты в порядке?
– Лиз, Лиз, – говорю я, стараясь успокоить ее. – Все нормально. Я дома.
– А Зарецкий?
– Он в СИЗО.
На несколько долгих секунд в трубке воцаряется тишина. Слышно только, как тяжело дышит Лиза.
– То есть это правда?
– Да, – не вижу смысла врать. Об этом уже говорят. А будут говорить еще больше. Неделю назад я бы с ума сходила от бессилия и злости, а сейчас все, о чем я думаю, – это Никита. Своей отчаянной просьбой стереть с моего тела отпечатки прикосновений Влада я добилась куда большего – Любимов вытеснил Зарецкого даже из моих мыслей.
– Я не могу, какой же он урод… Конченый ублюдок… Я… Его же посадят? Рит?
– Я не знаю. Ты понимаешь, кто его родители.
– И что, ему теперь все можно? Я… – негодует подруга. – Я его сама придушу, если его отпустят!
– Лиз, пожалуйста, успокойся, – прошу я.
– Успокоиться? – Она почти визжит в трубку. – Я в такой ярости! Господи, я проклинаю тот день, когда я вас познакомила. Знаешь, сколько раз я об этом думала? Если бы не я…
– Так, стоп! – Теперь моя очередь повышать голос. – Лиз, не смей винить себя! Ты нас познакомила, но не ты толкала меня к нему в объятия. Это решение я приняла сама.
– Я должна была…
– Ничего ты не должна была! Ты все время была рядом. И до, и после. И ты моя лучшая подруга.
Внезапно Лиза всхлипывает.
– Рита… – Ее голос дрожит. – Ты сильно пострадала?
– Нет. Совсем нет, – спешу ее успокоить, сознательно умалчивая о двух синяках на плече, рассеченной губе и опухшей щеке. – Никита вовремя оказался рядом.
– Господи! Я почти люблю Любимова, – сквозь слезы смеется Лиза. – Правда, что он набил Владу морду?
– Правда.
– Ну все, точно люблю, – выдыхает подруга.
– Он хочет, чтобы я поехала с ним в Миннесоту, – выпаливаю я без какой-либо подготовки.
– Что? – произносит Лиза после секундной заминки.
– Он предлагает мне уехать с ним в Штаты, – повторяю я, вставая на ноги и начиная мерить шагами комнату.
– Охренеть… Прости… Но… Охренеть! – Голос Лизы срывается на шепот. – Он признался тебе в любви?
– Нет. Сказал, что я ему дорога, – вспоминаю об этом, и так тепло становится на душе. – И что без ума от меня.
– Охренеть! – взвизгивает Лиза. – Рита, ты, блин, тихоня-тихоня, а урвала себе лучшего жениха города.
– Никого я не…
– Ой, да ладно! – отмахивается она. – Без ума он от тебя! Такие, как Любимов, подобными заявлениями направо и налево не разбрасываются. И в Штаты с собой не зовут. Значит, любит. А ты?
Я зависаю над вопросом Лизы. Должна бы сказать «нет», но не могу. Люблю? Сейчас он меня ужасно бесит! Но с ним тепло, спокойно, и он умеет меня смешить. От его поцелуев все у меня внутри трепещет и плавится, а когда он мне улыбается, я готова на все на свете. И мысль о том, чтобы жить с ним в одном доме, видеть каждое утро, а по вечерам засыпать в одной постели…
– Любишь! – шепчет Лиза потрясенно. – Ты тоже его любишь!
– Я не знаю… Я…
Уверенный стук в дверь заставляет меня застыть на месте. Прийти ко мне могут лишь два человека. И я точно знаю, что сейчас за дверью не папа.
– Лиз, – шепчу я в трубку. – Он пришел.
– Кто?
– Никита. Он за дверью.
– Открывай! – смеется Лиза. – Только когда он уйдет, обязательно мне позвони. Или… Можно я приеду? Ты же дома?
– Приезжай.
– Господи, Воскресенская. Беру свои слова обратно. Твоя жизнь даже лучше, чем сериал на Netflix!
Глава 33Никита
– Можно? – спрашиваю я, когда Рита открывает мне дверь.
– Можно, – отвечает тихо, переминаясь с ноги на ногу.
За то непродолжительное время, которое я провел наедине с ее отцом в кабинете, она успела переодеться и, очевидно, успокоиться. Но я не теряю бдительности – оказалось, что вспыхивает Воскресенская, как спичка, от одного неосторожного слова. Эту бы страсть да в нужное русло…
Одергиваю себя, потому что мысли о страстной Рите неумолимо воскрешают воспоминания о прошедшей ночи. А у меня и так в паху жарко, когда я смотрю на ее потрясающие голые ноги в коротких домашних шортах.
Неторопливо прохожу в спальню, с интересом оглядываясь по сторонам. Не знаю, чего я ожидал от комнаты Риты, но мне здесь нравится. Ничего кричаще девчачьего – очень сдержанный интерьер в серо-бежевой гамме. Из того, что его отличает, лишь фортепиано у стены и огромный стеллаж от пола до потолка, заставленный разноцветными корешками книг.
– Играешь? – спрашиваю я, кивая на фортепиано.
– Для мебели тут стоит. – Она демонстративно складывает руки на груди.
– А вместо книг муляжи? – предполагаю с усмешкой, замечая в глубине карих глаз огоньки пламени.
– Догадливый.
– Брось, Рит. Ты же не такая.
– Какая? – Приторно-сладкий тон лишь подчеркивает иронию, которую девчонка вкладывает в одно это слово.