– Ты из-за меня остался, – всхлипываю я.
– Не навсегда.
– Это не важно. Ты все равно остался.
– Ты сомневалась?
Сомневалась? У меня нет на этот счет однозначного ответа. Я не могла знать, что он останется. Но, наверное, чувствовала, что он найдет возможность сделать так, чтобы мы не потерялись. Потому что это Никита. Он еще ни разу не подводил меня. И я ему верю. Как оказалось, в некоторых вопросах даже больше, чем себе.
Отбросив все свои предрассудки, я шагаю вперед и буквально налетаю на Никиту. Прячу лицо у него на груди, руки обвиваю вокруг его шеи, сталкиваю наши бедра. Вдыхаю его аромат. Плачу, но еще и смеюсь. И сама не понимаю, почему делаю и то и другое.
Ради меня он остался.
Эта мысль, как пойманная в силки птичка, бьется в висках, запускает тепло по венам, сияющим кольцом радости опоясывает грудь.
Ради меня поговорил с тренером.
Никита гладит меня по волосам. Молчит. Я слышу, как под моей щекой бьется его сердце, и думаю, что я просто дурочка. После ничтожества в лице Влада судьба подарила мне лучшего человека, которого только можно вообразить. Я почти готова была его отпустить, но он не дал мне совершить самую большую ошибку.
Ради меня полетит в Баку. Несмотря ни на что, хочет забрать меня с собой в Штаты.
– Рит, прекращай плакать. Я же не для этого тебе рассказал. И вообще не хотел пока, – сокрушается он вполне искренне.
– Не хотел?
– Да это дурацкое уведомление о регистрации на рейс, которое ты увидела, меня с толку сбило, – сокрушается Никита. – Понесло.
Я открываю заплаканное лицо от его толстовки, заглядываю в гипнотические глаза. Они светятся теплом и нежностью, а в их глубине искорки добродушной насмешки.
– Без него бы не сказал? – хмурюсь я, пытаясь понять его логику.
– Не так и не сейчас.
– А когда?
– Когда бы ты через пару часов лежала в моих объятиях после самого лучшего секса в нашей жизни, я бы гладил твои волосы, а ты бы тихо дышала и молчала. И в голове твоей крутились колесики, и сердце бы билось быстро-быстро, вот как сейчас… – мечтательно произносит Никита, проводя указательным пальцем по влажной дорожке на моей щеке. – Ты бы поняла, что расставаться нам вообще не вариант, и сказала бы мне, что не можешь меня отпустить.
– А если бы не поняла и не сказала бы?
– Конечно, сказала бы, Рит. – Голова Никиты склоняется к моему лицу. Губы останавливаются в сантиметре от моих, согревая их горячим дыханием. – Я в тебе ни капли не сомневаюсь.
Я снова начинаю плакать, но еще – улыбаться. И когда мы целуемся, я уже знаю, что Никита снова оказался прав. Я бы поняла. И я бы его не отпустила.
Глава 38Рита
– Я не верю, что ты действительно улетаешь, – сложив ноги в позе лотоса, Лиза с грустью смотрит, как я, уложив последнюю пару кроссовок, застегиваю чемодан.
– Я сама не верю, – говорю с нервным смешком. – Просто… Я не могу остаться. Никита…
– Знаю, знаю, – перебивает подруга. – У тебя с Любимовым любовь с первого взгляда, и все такое. Неужели так бывает…
– Ну у нас точно не с первого, – отвечаю с улыбкой, вспоминая, при каких обстоятельствах я впервые увидела Никиту три недели назад. – Но он… умеет убеждать.
– Ладно, Воскресенская, признаюсь. – Лиза театрально вздыхает. – Я тебе страшно завидую. И парня такого горячего отхватила, и в Америку едешь. Подумать только, ты и Любимов…
– Не факт, что мне дадут визу, – напоминаю я. – Может, просто в Баку на несколько дней съезжу и вернусь.
– Ой, ладно тебе. С чего бы им тебе ее не давать? Я так понимаю, хоккеист твой подсуетился и у тебя приглашение есть.
– Есть, – подтверждаю я, опускаясь на постель и обнимая Лизу.
– И с документами полный порядок, – заключает она. – Значит, все будет хорошо.
– Я буду приезжать.
– Ага, будешь… – Теперь голос подруги отчетливо дрожит, и я обнимаю ее крепче.
– Лиз…
– Я просто буду очень скучать, – шепчет она, роняя на мою футболку соленые слезы. – Не представляю, что больше не смогу вот так запросто сидеть у тебя в комнате, и на какой-нибудь вечеринке никто меня спасать не будет… Но ты все делаешь правильно, Рит. Правильно.
Правильно? Я чувствую, что да. Просто я не думала, что расставаться будет так сложно. Вчера я носила тортики и фрукты девочкам в центр. Очень боялась, что некоторые из подопечных меня не поймут, но получила от них колоссальную поддержку. Несмотря на то что в отношениях некоторые когда-то прошли через ад, не перестали верить в хорошее и светлое. И когда я, поддавшись на уговоры, показала им фотографию Никиты, дружно решили, что ему можно доверять. Как? По глазам. Девочки сказали, что они у него очень добрые. А еще улыбка сексуальная. Мне даже возразить на это было нечего.
– Обещай писать мне каждый день, – просит Лиза, когда я провожаю ее к такси, которое уже десять минут стоит перед воротами моего дома.
– Обещаю. И ты мне тоже. Рассказывай обо всем.
Мы снова обнимаемся. Порывисто, крепко.
– И Свечникову многое не позволяй, – вырывается у меня напоследок. – Я знаю, как бывает, когда чувства заслоняют здравый смысл, но ты – потрясающая. Его упущение, что он этого не видит.
– Ничего я ему позволять не буду, – фыркает подруга. – Много чести. Я вообще решила теперь его игнорировать.
– Ладно, – соглашаюсь я, все же переживая, как она будет без меня справляться. – Лиз, береги себя.
– И ты.
Когда подруга садится в такси, я долго стою у ворот, провожая взглядом удаляющуюся машину. Сотни раз это делала раньше. Не верится, что сегодняшний может оказаться последним.
Прежде чем зайти в дом, внимательно изучаю потемневшее небо на горизонте, будто хочу запечатлеть в памяти расположение звезд на всю оставшуюся жизнь. Кажется, что сейчас хочется запомнить все. И звезды, и камни на дороге, и то, как шумит листва деревьев в саду, которые когда-то любовно высаживала мама…
– Проводила? – Стоит мне войти в дом, в холле меня встречает отец.
Он в домашнем. Сегодня вернулся с работы рано, чтобы со мной пообедать, потому что знал, что вечером приедет Лиза и мне будет не до него…
– Проводила, – киваю я, глотая слезы.
– В своей жизни мы много раз кого-то провожаем, Маргарита. Это грустно, – произносит отец философски. – Но эта грусть во много раз компенсируется радостью будущих встреч.
– Я буду скучать, пап, – бросившись ему на грудь, я снова захожусь в рыданиях.
– И я тоже, малышка, – бормочет отец мне в макушку. – И как бы сложно мне ни было, я должен тебя отпустить. Ты сделала правильный выбор.
В аэропорт ранним утром нас с Никитой везет его брат Миша. Прощаясь с отцом у ворот, там, где прошлым вечером расставалась с Лизой, я удерживаюсь от слез. У папы глаза предательски поблескивают, а я не хочу делать это расставание еще тяжелее, чем оно есть.
– Береги ее, – говорит отец, пожимая руку Никите.
– Буду, – просто отвечает мой Любимов. – Мы приедем в отпуск, как только закончится регулярка.
– Что ж, в плей-офф даже не надеетесь выйти? – иронизирует отец.
– Вы правы, – соглашается Никита. – Надеяться, конечно, можно.
– Я, может, ближе к осени сам к вам нагряну, если с делами все утрясу.
– В любое время, – говорит Любимов. – Ну все, нам пора.
Даю волю слезам уже в машине. Жалко всхлипываю на заднем сиденье, неловко утираю слезы рукавом толстовки.
– Держи, – порывшись в бардачке, Миша передает мне упаковку бумажных салфеток. – Рановато расклеилась.
– Давай не нагнетай, – бурчит Никита с пассажирского, развернувшись, чтобы в успокаивающем жесте накрыть ладонью мою коленку.
– Спасибо. Все нормально.
Вытерев слезы, смотрю на светлеющее небо на горизонте. Новый день. И впереди у меня совсем новая жизнь. Невообразимая. Три недели назад еще совершенно невозможная.
– Удачи, Рита Воскресенская, – говорит мне Миша. Никита пошел сдавать наш багаж, а мы с его братом топчемся у выхода в чистую зону. – Следи за этим оболтусом. Пусть играет.
– А я думала, ты не хочешь, чтобы он играл.
– Чтобы играл, хочу. Чтобы дурака валял, как он это делал весь последний год, не хочу, – бурчит старший Любимов. – На скамейке ему делать нечего. Пусть задницу рвет на тренировках, чтобы тренер его наконец ценить начал.
– Я ему передам, – говорю с улыбкой.
– Что передашь?
Подошедший сзади Никита по-хозяйски кладет руку мне на талию. Мое, словно говорит его жест. Миша усмехается, в совершенно несвойственной ему манере подмигивает мне.
– Давно не претендую.
– Так что там у вас? – бурчит Никита.
– Велел тебе передать, что ты засранец, – сухо отвечает Миша, но тут же на контрасте со своими словами крепко обнимает моего Любимова.
– Миша, – прошу я, когда мы окончательно прощаемся. – У вас же с моим отцом дела есть… Присматривай за ним, пожалуйста. Он совсем один остался.
Кивнув, он внезапно обнимает меня. И хотя ничего не говорит, я чувствую, что он присмотрит. Они с Никитой совсем разные – и внешне, и в поведении, и даже в количестве слов, которые выдают. Но в главном они очень похожи – на них можно положиться.
Паспортный контроль, таможня, чистая зона… Я к этому моменту едва дышу. Нервы как канаты, в животе все скрутило не то от страха, не то от предвкушения.
– Рит, все будет хорошо, – перехватив мой паспорт с распечатанным посадочным на наш рейс в Баку, Никита обнимает меня за плечи. – Ты же мне веришь?
Смотрю ему в глаза. Родные, вдумчивые и… Девочки в центре были правы, они у него очень добрые.
– Верю, Никит, – улыбаюсь я совершенно искренне, чувствуя, как напряжение понемногу оставляет меня.
– Тогда пойдем.
– Куда?
– Посадка уже началась, – поясняет Никита, переплетая наши пальцы. – Давай закончим рефлексию и рванем в эту новую жизнь.
– Это для меня она новая, – напоминаю я. – Ты летишь к себе домой.
– Глупышка, Воскресенская. У меня с тобой тоже все в новинку.