— Нам нужно придумать, как убрать его и нас со сцены, — устало констатировал Мош.
— До этого еще далеко, — подал голос Гил. — Пожалуй, легче было бы предотвратить Большой Крах!
Доктор Ван откашлялась:
— Большинство людей радуются и отраженной популярности. Они греются в лучах славы других людей, событий или действий. Таких людей сравнительно нетрудно убрать со сцены. Достаточно отодвинуть их подальше от источника славы, и мир почти сразу теряет к ним интерес. Актер перестает играть, или спортсмен перестает выступать и так далее. Но Джастин светит не отраженным светом. Он сам излучает славу. Вы не можете отделить его от него самого. Придется подождать, пока миру надоест Джастин, пока его слава угаснет, но, боюсь, ждать придется долго.
— К сожалению, доктор, я с вами согласен, — кивнул Мош. — Меня вот что интересует. Может, нам удастся переместить свет прожекторов на что-то другое?
— Мош, — укоризненно заметила Элинор, понимая, на что намекает муж, — мы не выкинем этого славного человека на улицу!
— На какую улицу, Элинор? Едва только Джастин выйдет за дверь, он станет одним из богатейших людей в Солнечной системе!
— Более того, — вмешался Гил, — возможно, он уже богат. Джастин передал мне список акций, которыми он владеет, и произведений искусства, которые ему удалось припрятать, если, конечно, его тайники уцелели.
— Хочешь сказать, у него есть еще кое-что, кроме тех сокровищ, которые мы нашли в его криокапсуле? — спросила доктор Ван.
— Вот именно.
— Значит, — заметил Мош, — перед тем как заморозиться, он прятал ценности в тайниках по всему миру?
— Да, — ответил Гил. — По крайней мере, так утверждает он сам.
— Богат он или беден, — не сдавалась Элинор, — мы не можем выставить его на улицу!
— Нам и не нужно его выставлять, — ответила Нила, предотвращая ссору. — Он сам хочет уйти. Точнее, вначале он хочет созвать пресс-конференцию, а потом уехать в Нью-Йорк.
— Почему вы мне ничего не сказали? — воскликнул Мош, глядя на Нилу в упор.
— Я пыталась, — ответила она, — но вы все не давали мне и слова вставить!
— Интересно, почему? — спросил Гил, не нуждаясь в ответе и не ожидая его.
Все засмеялись.
— Да, да, — сдавленно фыркнула Нила, — очень смешно, Гил! Но факт остается фактом, Джастин в самом деле хочет уехать.
Мош вздохнул с облегчением. Как замечательно все складывается! Он-то думал отправить Джастина в круиз на частном космическом корабле, за долгий срок Джастин успел бы слетать на облако Оорта и дальше. Путешествие заняло бы год, а по возвращении он бы легче приспособился к новой жизни. Или, если бы Джастин предпочел другое, он мог бы стать одним из многих путешественников по Солнечной системе, которые возвращаются домой, только когда приходит охота. Но теперь такое путешествие — вопрос спорный. Джастин все решил сам, причем за гораздо меньшие деньги.
— Он в самом деле готов выйти в свет? — спросила Элинор.
— Тебе, наверное, кажется, что не готов, — ответила доктор Ван, — но мы с Нилой проверили его биофизические показатели. Он в отличной форме! А если у него и случаются эмоциональные встряски, я еще не встречала человека, который бы лучше его это скрывал.
Ошеломленный Гил произнес:
— Знаю, я не специалист и все такое, но разве на адаптацию такого человека, как он, не требуется больше времени?
— Какого — такого? — спросила Нила.
— Такого старого, — ответил Гил. — Не говоря уже о том, что все и вся, что было дорого для него, ушло безвозвратно!
— Только не его природа, — возразила Нила. — Джастин привык иметь дело с реальностью, а не бежать от нее! Он принимает мир таким, какой он есть… — «И старается одержать над ним верх», — подумала она.
Мош побарабанил пальцами по столешнице, но перестал, заметив, что делает это слишком громко.
— Ладно, ребята, давайте решим, что делать.
— По закону, — ответил Гил, — нам придется продержать его здесь, пока он не будет готов уйти. И это не значит, что он уйдет, когда сам так решит. Нужно, чтобы мы сочли его готовым… Не забывайте, в первую очередь у нас медицинское учреждение и только во вторую — мы горстка обездоленных трудяг.
— С нравственной точки зрения у нас обязательство держать его до тех пор, пока он сам не почувствует, что готов уйти, — добавила Элинор, глядя на Нилу в поисках поддержки.
— Он готов, — ответила Нила, — но у него есть одно условие.
— Назови его, — пожалуй, чересчур поспешно отозвался Мош.
— Я.
«Перенасыщенность рекламой в таком развитом обществе, как наше, стало одновременно и благом, и проклятием. В самом деле, если бы рыночный спрос и успешный сбыт товаров и услуг не регулировали распространение рекламы, нам грозил бы второй Большой Крах (хотя бы из-за того, что люди не хотели бы покидать дома, боясь агрессивной рекламы). К счастью, в область антирекламы и стремление уйти от публичности вкладывается почти столько же денег, сколько и в традиционные рекламные сферы, поэтому сейчас можно говорить о здоровом равновесии. Но, если народ желает получить информацию о каком-либо событии, то есть, в сущности, открывается для рекламы, можно без труда достичь порога, называемого „рекомендуемым рыночным насыщением“. Цифра, с небольшой погрешностью, приближается к ста процентам! В наше время три из четырех сообщений, способных затронуть почти сто процентов населения, связаны с именем Джастина Корда».
Пресс-конференция проходила в транспортном отсеке медицинского центра. Пусть и не идеальное место, но все же достаточно большое, чтобы вместить всех аккредитованных журналистов. Повсюду деловито сновали медиаботы и репортеры. Их не пускали лишь на небольшую площадку, отгороженную у самого входа в клинику. Все толпились неподалеку и ждали, когда самый известный человек последнего времени появится на пороге.
Джастин и Нила терпеливо ждали по другую сторону, прислушивались к шуму и время от времени смотрели в одностороннее зеркало.
Джастин не мог не рассмеяться при виде свалки, устроенной в его честь.
— Наверное, вы сейчас довольны? — спросила Нила, с трудом удержавшись от того, чтобы не ткнуть его шутливо в бок.
— Конечно! Мне ужасно нравится, что весь свет… простите, вся Солнечная система затаив дыхание ждет моей речи!
— Вы уж постарайтесь им понравиться! — проворчала Нила.
Он рассмеялся и улыбнулся ей, показывая, что готов выйти на публику. Нила улыбнулась в ответ. Джастин как будто преобразился. Он охотно впитывал новое и, похоже, с нетерпением ждал, когда у него начнется новая жизнь. Хотелось бы Ниле хотя бы отчасти приписать честь его возрождения себе, но она понимала: все не так. Она помогала Джастину адаптироваться и присматривала за ним в течение первой недели, однако его реинтеграция пошла совсем не так, как она задумывала. Более того, Ниле часто приходилось просить его сбавить темп, а не лететь безоглядно вперед. Неожиданно для себя Нила поняла: она не хочет, чтобы Джастин выходил в эту дверь, потому что, как только он выйдет, все снова изменится. Правда, многое уже изменилось, но первые шаги, которые он готов сделать навстречу распахнутым объятиям нового мира, сделают изменения необратимыми. Ниле хотелось насладиться последними мгновениями наедине с ним, прежде чем мир отберет у нее Джастина.
— Знаете, — сказала она, — о вас ведь и без того многое известно. И потом, многое уже есть в Нейро — ваше интервью Веритасу читали все.
— Верно, Нила. Позвольте напомнить, что вы теперь тоже знаменитость. Все в курсе, что вы талантливый реаниматолог и специализируетесь на социальной интеграции. Если не ошибаюсь, ваши интервью, данные Ирме Соббельже, также гуляют по всей системе!
Нила изображала радость, хотя в глубине души тревожилась. Благодаря отраженной славе и близости к последнему герою Солнечной системы ее акции взлетели до небес — за пределы того, что она надеялась заработать за всю жизнь. Естественно, она сразу стала богатой женщиной… по крайней мере, на бумаге. У популярности имелась и обратная сторона: мечты о покупке собственного контрольного пакета все больше и больше отдалялись. Чем известнее она становилась, тем быстрее росли ее котировки. А чем быстрее росли ее котировки, тем труднее становилось выкупить собственные акции. В душе Нила сравнивала себя с кошкой, которая пытается поймать собственный хвост.
В виде предосторожности сразу после того, как повсюду появились новости о Джастине, Нила позвонила родителям и сестре и попросила их не продавать ее акции, пусть даже за них предлагают очень выгодную цену. Как правило, большинство родителей не продавали принадлежащий им «детский пай» — двадцать процентов — и оставляли его по завещанию своим отпрыскам, если их в конце концов или в результате несчастного случая настигала постоянная смерть. Но надо быть святым, чтобы отказаться от выгодной сделки. Нила понимала, что окончательное решение все равно предстоит принять родителям и сестре, но ей не хотелось, чтобы их обвели вокруг пальца. Она вздохнула с облегчением, когда ее заверили: как бы ни поднялась цена, акции останутся только в их владении. Ну а у брата Нила заблаговременно выкупила свои акции еще десять лет назад.
Другим недостатком ее неожиданной известности стал плотный график. Ее приглашали на бесчисленные ток-шоу и передачи. Она с радостью отказала бы всем, однако, поскольку она была лишь миноритарным акционером самой себя, ей приходилось соглашаться — выбора не было. Даже дополнительные заработанные ею кредиты не возмещали тоску по прежней спокойной жизни, к которой она почти привыкла. Во многом, как она часто думала, она жила жизнью, параллельной жизни ее пациента. И вдруг она очутилась в огнях рампы, и многие стали жаждать ее внимания — почти как если бы она сама тоже воскресла.
«Проблемы инкорпорации, — с грустью думала Нила, делано улыбаясь Джастину. — Интересно, как чувствует себя человек, который никому ничего не должен — неужели он в самом деле настолько свободен?!»