— Ну, до этого еще далеко, Джек.
Он поблагодарил Розу, попрощался и повесил трубку. Сделал несколько шагов по направлению к кухне, затем вдруг остановился. Нельзя допустить, чтобы абуэла узнала эти новости по телевизору. Надо сказать ей об обвинении, а это будет очень непросто. Он набрал в грудь побольше воздуха и вошел в кухню.
— Кто звонить? — спросила абуэла.
— Роза.
Абуэла раскатывала дрожжевое тесто в тончайший, как лист бумаги, слой, водила взад-вперед скалкой. Тесто предназначалось для приготовления ее знаменитых и невероятно вкусных «ракушек» с мясом, способных сбить с пути истинного даже закоренелого вегетарианца.
— Что она говорить?
— Не слишком хорошие новости.
— Не слишком хорошие?..
Джек встал напротив, у разделочного стола, схватил кусочек теста и, скатывая его в шарик, рассказал абуэле о Тео и о том, что могут прийти и за ним. Он читал в ее глазах страдание и боль, но она не отрывалась от работы, продолжала все быстрее и быстрее раскатывать тесто. Минуты через две он закончил, в комнате воцарилась тишина. Лишь шелест скалки да стук ножа по гранитной поверхности стола. Абуэла продолжала раскатывать тесто, нарезать ножом полоски, делать из них треугольники.
— Осторожней, — сказал Джек. — Смотри не порежься.
Но стук ножа все учащался. Еще один кусок теста был превращен в тончайший лист, еще одна диагональная полоска была отделена от него и начала превращаться в треугольники.
И вот наконец Джек не выдержал. Схватил ее за запястье и сказал:
— Сделай еще раз.
— Como?[25]
— Отрежь еще одну полосу.
Бабушка раскатала еще один кусок теста, отложила в сторону скалку. Взяла нож и одним махом разрезала лепешку по диагонали.
— Ты режешь сверху вниз, справа налево, — сказал Джек.
— Sí.
— А почему не слева направо?
Она попробовала.
— Aye, no.[26] Так для меня неудобный.
— Ну конечно же, — задумчиво пробормотал он, глядя куда-то в пустоту. — Ты ведь у нас левша.
— Toda esta bicn? — спросила она. — С тобой все в порядке?
— Perfecto,[27] — ответил он. Перегнулся через стол и поцеловал ее в щеку. — Gracias, mi vida.[28] Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. Но о чем ты?
— Сложно объяснить. Вообще-то на самом деле все очень просто.
— О чем ты говорить?
— Ты только что показала, как все было.
— Я?
— Да, ты. Ты у меня красавица. Умница. Позже объясню. А теперь мне пора.
Джек схватил ключи от машины, выбежал во двор, запрыгнул в «мустанг». По пути к конторе Розы ему везло: на перекрестках зажигался зеленый. Это маленькое чудо он счел добрым знаком, свидетельством того, что ему действительно удалось нащупать важную нить. И вот теперь он спешил убедиться в этом. Пятнадцать минут спустя он уже стучал в двери офиса Розы. Та отворила ему сама и тут же отпрянула: вид у Джека был страшно возбужденный — казалось, он готов смести все на своем пути.
— Что это с тобой? — спросила Роза.
— У тебя уже есть материалы со слушаний большого жюри?
— Да. Только что пришли.
— Хочу посмотреть снимки вскрытия.
— Должны быть.
Он прошел за ней в кабинет. И тут же увидел на письменном столе две коробки с материалами. Джек занялся одной, Роза заглянула в другую.
— Вот они, — сказал Джек. Достал снимки из конверта и разложил на столе. При виде ужасного зрелища энтузиазма у него поубавилось. Безжизненное тело Джесси на столе патологоанатома напомнило о кровавой сцене в ванной.
— Что ты ищешь? — спросила Роза.
— Вот это. — Он отодвинул в сторону остальные фотографии, оставил лишь одну. То был крупный план разрезов на запястье Джесси. Он внимательно всмотрелся. Затем сказал: — Есть!
— Что есть?
— Левое запястье Джесси перерезано так, как может сделать только правша.
— Хочешь сказать, Джесси была левшой?
— Нет. Она была правшой.
— Тогда в чем же открытие?
— Порезы не под тем углом.
— Как это понимать?
Он поднял руку ладонью вверх, показал ей.
— Вот, взгляни на мое запястье. Условно назовем сторону, где находится мизинец, левой, а противоположную — правой. Правша стал бы резать сверху вниз и слева направо или просто поперек, слева направо. Но нанести порез справа налево ему было бы очень неловко.
Роза снова взглянула на снимок.
— Угол не слишком острый. И Джесси, похоже, нанесла порез сверху вниз и справа налево?
— Именно.
— И что же это означает? Что она покончила с собой? Но мы с самого начала предполагали такую возможность.
— Это означает нечто большее. — Джек взял со стола нож для разрезания бумаги, потом схватил Розу за руку, притянул к себе. — Я правша. Допустим, я нахожусь лицом к тебе и перерезаю тебе левое запястье, стараясь сделать так, чтоб смерть выглядела самоубийством. Естественно было бы сделать движение слева направо. Тогда рана располагалась бы под тем же углом, под каким была бы, если б ты сама нанесла себе этот порез. Ну, попробуй.
Роза взяла нож, провела по венам.
— Ты прав.
Джек отобрал у нее нож и примерился сам.
— Но если я левша и режу твое левое запястье, то порез будет располагаться уже под другим углом. Если смотреть от тебя — справа налево.
Роза кивнула. Похоже, она начала улавливать его мысль.
— Так что именно ты хочешь этим сказать?
— Хочу сказать, что сделать надрез под таким углом мог только левша, находящийся к жертве лицом, как сейчас я к тебе. Причем такой надрез может быть нанесен только на левое запястье.
Роза снова взглянула на снимок, потом на Джека. И лицо ее приняло серьезное, даже суровое, выражение.
— Кто у нас левша?
— Думаю, я знаю.
— Кто же?
Джек постучал лезвием ножа по ладони.
— Есть один человек. Я заподозрил его в тот день, когда он пришел ко мне в контору поговорить об убийстве Джесси и пригрозить мне.
— Доктор Джозеф Марш?
— Именно, — кивнул Джек.
57
Доктор Марш занимал особняк в средиземноморском стиле неподалеку от Пенсильвания-авеню, в нескольких кварталах к западу от шумного Майами-Бич. Некогда этот район был сущим раем для удалившихся от дел пенсионеров, но бурное освоение южного побережья привело к тому, что теперь вместо неспешно гуляющих стариков и инвалидных колясок на улицах куда чаще встречались молодые люди на велосипедах и роликах. В районе проживали художники, музыканты, артисты, геи и прочая продвинутая публика — самое подходящее место для богатого, разводящегося врача, любителя упругих молодых тел.
Джек остановил машину и выключил мотор. Стояла темная ночь, и крона раскидистого дуба почти не пропускала света от ближайшего уличного фонаря. Он едва видел сидевшую рядом Розу.
— Последний раз говорю тебе, Джек. Не думаю, что это хорошая идея — вступать в конфронтацию с главным свидетелем по делу.
— А я и не собираюсь конфликтовать с ним. Видел этого типа несколько раз, но так и не заметил, правша он или левша. Просто хочу убедиться.
— Ну и как ты собираешься это сделать? Бросить ему перчатку и посмотреть, какой рукой он будет ловить?
— Нет, попрошу его треснуть тебя по голове.
— Спасибо за любезность.
— Не за что. Угол, под которым сделан надрез на запястье Джесси, — это лишь часть загадки. Даже если Марш и левша, это еще не доказывает, что он убийца. Думаю, она все-таки кинула его.
— Как это?
— Ну сама посуди. Полтора миллиона долларов, которые удалось выудить из виатикальных инвесторов, осели на счете Джесси, где не было указано его имени. Думаю, Марш пошел на все это по одной причине. Не хотел, чтоб его бывшая женушка наложила лапы на все его деньги после развода. И я уверен, когда пришла пора рассчитаться, Джесси не дала ему ни гроша. Отделалась чем-то вроде: «Все было очень здорово, док, огромное спасибо за помощь, всего хорошего».
— Ты хоть понимаешь, что таким образом мы отказываемся от первоначальной версии? Ведь до сих пор вся линия нашей защиты строилась на предположении, что Джесси убили обманутые инвесторы.
— И скорее всего ни к чему хорошему это нас не привело бы. Еще с самого начала меня беспокоило одно соображение: почему они убили Джесси, а доктора оставили в покое?
— Не знаю.
— Ну и как, по-твоему, будет реагировать Марш, когда я задам ему этот вопрос?
— Думаю, он слово в слово повторят то же, что говорил большому жюри. Что это ты убил ее. Так что, прошу, даже заговаривать об этом не смей. Пусть себе пьет кофе или напишет что-нибудь — так мы и узнаем, левша он или нет. Дальше заходить не надо.
— Посмотрим. Как получится.
— Я уже вижу, к чему это приведет. Если бы ты действительно хотел узнать, левша Марш или нет, мог бы спросить его жену. Нет, ты хочешь пробраться к нему в дом, посмотреть, что к чему, снять своего дружка Тео с крючка и, конечно, самого себя. Он взял над тобой верх в разговоре у тебя в офисе, и теперь ты хочешь сравнять счет.
— Я просто прощупаю его, вот и все. Я еще тогда понял, что за человек этот доктор Марш. Думает, он умнее всех. Если получится сохранить выдержку и все правильно разыграть, уверен: он потеряет бдительность и проболтается. Скажет нечто такое, что позволит припереть его к стенке.
Роза лишь неодобрительно покачала головой.
— Вижу, отговорить тебя не удастся.
— Нет.
— Я не могу идти с тобой. Надеюсь, ты понимаешь почему? Стать свидетелем вашей беседы означает дисквалификацию. Я уже не смогу быть твоим адвокатом.
— Ясно.
— Ну ладно, иди. Ни пуха тебе.
— К черту.
Он вышел из машины, захлопнул дверцу и двинулся по тротуару. До дома Марша было всего ничего, но Джеку показалось, что шел он страшно долго. И вот он толкнул калитку. Маленькая лужайка перед домом была ухоженной, живая изгородь высотой восемь футов — аккуратно подстриженной и напоминала крепостную стену. Джек поискал глазами ров с водой. Тропинку из камня, ведущую к дому, окаймляли ряды каких-то пестролистных растений. Левее виднелась площадка, на ней стоял «мерседес» Марша. Что ж, добрый знак. Все равно что вывеска на двери, гласящая: «ДОКТОР ДОМА».