– Да уж, ее замучили расспросами. Из полиции вчера звонили, да, поставили нас в известность… Но, конечно… В общем, у нас все в порядке.
– Слава богу… Я так рада! Что, Стэн вел передачу сам? – Господи, пожалуйста, пусть ответ будет «да»!
– Ну… как тебе сказать…
– Или Инди попробовала свои силы? – Лучше я произнесу это сама.
– Пришлось поуговаривать, но в конце концов мы все-таки вытянули ее на диван.
– Замечательно. – «Вот черт!» – И как она справилась?
– Неплохо… А ты-то как? Что у тебя творится вообще?
«Неплохо»… Это как, интересно? Надо будет глянуть потом придирчивым глазом.
– Если честно, я порядком перепугалась. Но приходится делать то, что должен. Раз об мне кричит Интернет… Тогда понятно, откуда взялась встречающая делегация репортеров возле моего дома.
– О, так ты, значит, уже дома! Вот и славно.
На моем лице – натянутая улыбка. Мышцы сводит от напряжения, а весь диалог кажется неестественным и натужным. Терри разговаривает со мной, словно с больной или монашкой.
– Я сама ошарашена, – заверяю я. – Целая буря в стакане воды. Ума не приложу, чем полицейские думали, когда меня задерживали! Но я постаралась максимально им помочь, как только могла. Бедная девушка! Настоящий кошмар… Но всему есть предел, я же не могу погрузиться в их дела с головой, копы должны это понимать! У меня есть жизнь, работа. На меня рассчитывают люди – вот ты, например… Так что…
– Габи…
– Ладно. Теперь я могу вернуться к работе. Если ты не против. Так что попробуй аккуратно отстранить Инди… И передай Стиву, что я жду его завтра, как обычно.
Стараясь выгнать из головы все до единой мысли, скрещиваю пальцы.
– Габи… – Молчание. – Тебе не кажется, что ты торопишься?
– Мне нужна работа! Знаю, последнее время я немного витала в облаках… – Голос прерывается, я откашливаюсь и продолжаю: – Для завтрашнего шоу уже подобрали что-нибудь интересное?
– Отдохни пару дней. Все поймут.
– Я уже на ногах и готова броситься в гущу событий. Терри, ты же меня знаешь, я – настоящий ветеран телевидения! – Я закрываю глаза. – Пожалуйста.
– Давай-ка решим утром. Проснешься – позвони.
– Хорошо. – Я с силой растираю лоб. – Ладно, не вопрос.
Она вешает трубку еще до того, как я успеваю попросить переключить меня на отдел по связям с общественностью. Какой-то нелепый разговор… Впрочем, чего я ожидала? Буду переживать об этом завтра, а с Терри и Элисон разберусь, когда окажусь на работе.
После такой «теплой встречи» безумно хочется дружеского участия. Жаль, я не помню мобильного номера Клары. И кто мне мешал записать его куда-нибудь? До чего же мы беспомощны, во всем полагаясь на современные технологии! Филипп постоянно твердит о пользе «резервного копирования». Он прав. Звоню Кларе на домашний, но никто не отвечает. Она может быть на футбольном матче у кого-нибудь из мальчишек, или гулять где-нибудь после школы, или… да мало ли где! Набрать Джастиса и Анну? Но с ними я так давно не виделась, что свалиться как снег на голову с моими новостями очень уж неудобно. Как же не хватает родной души!.. Если бы у меня была сестра! Или брат. Подошли бы и родители Филиппа, они тут же примчались бы – только где они сейчас? Качаются на волнах в своем круизе, покоряя античный мир… Робин звонить нельзя, у нее малыш, дел и так по горло. Джуд? Нет, с ней я не настолько близка.
Смотрю на часы. Семнадцать тридцать. Ни Марты, ни Милли, и ни намека, куда они подевались. Я одна-одинешенька… Выйти из дому не могу. Не ела целый день. Телефона нет. И я сдаюсь. Отчаяние наконец прорывает плотину.
– Где мой телефон?! – завываю я, словно раздираемая мукой Андромаха в «Троянках» на сцене Королевского национального театра, когда жестокие победители-ахейцы вырывают у нее из рук маленького сына, чтобы предать страшной казни. – Телефончик мо-о-о-ой!..
Да, знаю, я выгляжу глупо. Но рядом ведь никого нет! Закрываю лицо ладонями, и пальцы тут же становятся мокрыми. А я в голос рыдаю. Впервые с начала этой истории…
Звука открывающейся двери я не уловила, просто краем глаза заметила какое-то движение. Поднимаю голову – у входа на кухню стоит Марта.
– А я телефон по-потеряла, – жалуюсь я.
– Да, я вас услышала.
– Филипп у-у-уехал… – Я все рыдаю и рыдаю, никак не могу успокоиться. – И я н-н-не знала, где Ми-и-илли… – Всхлипы судорожные, как икота. – И где ты-ы-ы…
Марта смотрит на меня с любопытством:
– Милли в гостях у подружки из хоккея, Иззи Мэттьюз.
Носовых платков под рукой нет, так что приходится утирать нос пальцами:
– Я думала, Милли ее ненавидит…
– Сегодня она ее любит, – скучным голосом заявляет няня.
Не знаю, было ли это шуткой, но у меня вырывается смешок. Сквозь слезы. Высмаркиваюсь в бумажное полотенце, пытаюсь взять себя в руки.
– Когда мы должны ее забрать?
«Мы» звучит риторически. Мне из дому не выйти и дорогу сквозь собравшуюся толпу себе не пробить, даже если бы там, в конце пути, меня ждала награда «Журналист года» от Королевского телевизионного общества.
– Мама Иззи, миссис Мэттьюз, говорит – Милли можно остаться у них ночью. Обычно они такое среди недели не одобряют, но сейчас она понимала, что обстоятельства трудные. А еще у них завтра праздник Пасха.
– Пасха!
Совсем о ней забыла! Мысли о празднике вылетели из головы напрочь; взмахнув крыльями, упорхнули в небеса, словно вспугнутый собакой жаворонок.
– Вот так… – Марта оглядывается назад.
Что, хочет сбежать, пока я снова не начала расписывать ей прелести местных баров? Нет… Опасливо, словно кафельная плитка кишмя кишит микробами, няня ступает по полу – полупрозрачная голубая рубашка в «турецких огурцах», джинсы, весьма напоминающие мои собственные. Подходит ближе, и я вновь улавливаю запах инжира. Интересно, духи – мои? Или просто похожи? Няня усаживается рядом и на своем ломаном английском пересказывает все, что случилось, пока я была в заточении. Как-то я заметила, что хочу быть в курсе повседневных Миллиных «подвигов», так что Марта, покорная чувству долга, дотошно старается ничего не упустить. В доме был полицейский обыск, но Милли к тому времени еще не вернулась из школы и ни о чем не подозревает. А сегодня с самого раннего утра в дверь принялись стучать какие-то люди, поэтому как только она, Марта, завезла Милли в спортивный клуб, сразу же нашла в списке одноклассников телефонный номер Мэттьюзов и позвонила им. Мама Иззи с радостью согласилась присмотреть за нашей девочкой.
– Надеюсь, вы не против, – добавляет няня. – Я взяла ее зубную щетку прямо на хоккей и отдала там ее сумку. Мне показалось это наилучшим, раз я… – Ого, улыбка! Срочно поймать ее и сохранить для потомков! – тут держу оборону.
Я молчу. Я безумно соскучилась по Милли… Как же мне ее не хватает! Как хочется ее увидеть!.. Но, может, эта ночевка у подружки – к лучшему. У меня будет время прийти в себя. Воспользовавшись бесценным «методом классного списка», я могу позвонить миссис Мэттьюз, поблагодарить ее. И поговорить с Милли, пожелать ей спокойной ночи.
А тем временем было бы неплохо извлечь максимальную пользу из нынешней необычной ситуации – мы с Мартой наедине…
– Спасибо, – киваю я. И интересуюсь: – Сама-то ты как?
– Хорошо.
– После всей этой катавасии тебе, наверное, было здесь страшно. Я не собираюсь тебя ругать, но скажи, пожалуйста, – ты спала в моей кровати?
– Нет.
– Э-э-э… А откуда же?… Ладно, неважно.
– Я видела полицию. Они сюда приезжали и меня спрашивали.
– О чем?
– У них было много вопросов. Хотели знать о вас…
– Обо мне?
– Та ночь, когда убили женщину. Спрашивали, или вы уходить.
– И что ты ответила? Сказала, что я все время была дома?
– Не знаю. Я сказала, что я думаю, что вы были дома.
– Ясно. А про Аню Дудек тебя спрашивали?
– Да. – Она раздраженно дергает воротник, словно тот ей мешает. – Как вы меня раньше спрашивали. И они тоже, много-много-много раз. – Марта хмурится. – Вы знаете, почему?
– Думаю, они считают, что ты могла быть с ней знакома, это объяснило бы кое-какие странности, возникшие в этом деле… Из-за них-то я им и понадобилась. Понимаешь, если кто-то из нас бывал у нее дома, или давал ей одежду, или вместе с ней обедал… Тогда все разъяснилось бы.
Марта моргает, отводит глаза.
– Так ты с ней дружила?
Она качает головой, прикусывает кончик пальца.
– Точно? Никогда с ней не встречалась? Я думала, вы раньше общались, а потом поссорились.
– Она могла ходить в мою церковь… Не знаю.
– В церковь? Которая на Бэлхэм-Хай-роуд? Возле «Теско-экспресс»?
– Много-много поляков ходит в мою церковь, – пожимает плечами няня. И сказано это таким пренебрежительным тоном, словно сама Марта к полякам не имеет никакого отношения. – Я могла ее встречать один раз или два. Не помню.
– А полиции ты об этом говорила?
Утвердительный кивок. Кажется, она хочет что-то добавить. Но передумывает и выжидательно смотрит на меня. Тогда я рискую:
– Марта, ты пользовалась моей кредиткой? Хоть раз? Я не ругаюсь, просто хочу знать. И это многое бы объяснило.
– Я не использую кредитную карту. У меня ее нет.
– А той, что лежит в моем кошельке, пользовалась? Или, может, когда я оставила ее на полочке у входной двери? Я порой забываю ее убрать…
– Нет.
На меня она не смотрит, полностью поглощена манипуляциями с рассыпанными по столу крошками: собирает их пальцами, сгоняет в угол столешницы и ссыпает в ладонь. Я тяжело вздыхаю, воздух вырывается наружу сквозь плотно сжатые губы, холодит ладони…
– Ты прости. Но я очень хочу докопаться до истины, узнать правду. Видишь ли, кто-то расплатился моей кредиткой… Если бы это оказалась ты… Знаешь, тогда я могла бы вздохнуть с облегчением.
И вдруг – резко, неожиданно – внутри Марты словно срабатывает какой-то переключатель. Крошки позабыты, она начинает быстро-быстро, на одном дыхании, говорить: о мошенничествах с персональными данными; о своей подружке по языковым курсам, которая живет в Кольерз-Вуде; о том, как однажды в каком-то магазине продавец считал с карты этой подружки все данные, а потом ими вовсю пользовался – брал кредиты, летал в Лаос и даже (в этом месте потрясению и возмущению Марты уже нет предела) купил в «Би-энд-Кью» моющий пылесос, «очень-очень дорогой!».