— Слишком надеются на свою репутацию.
— Погоди, погоди….
— Я встречалась с Бердоном.
Отец даже оторвался от экрана, чтобы кинуть взгляд на свою дочурку:
— Он что, не смотрит игру?
— Хотел, но я ему помешала. — Карен остановилась на полпути из гостиной. — Тринадцать-семь. Всего — двадцать. Ты на сколько поставил? На шестьдесят?
— На шестьдесят один. Конечный счет — сорок четыре — семнадцать, и «Ковбои» ведут на протяжении всей игры.
— Значит, за вторую половину они должны набрать аж тридцать одно очко?
— Это меня не волнует. В прошлом году «Сорок девятые» победили «Чарджеров» из Сан-Диего, и общее количество очков составило семьдесят пять. Годом раньше Даллас сделал Буффало с шестьюдесятью девятью. Ты куда?
— За пивом. Сейчас вернусь.
Это дало отцу время подумать об их пари. Шансы «Ковбоев» из Далласа и «Стилеров» из Питтсбурга оценивались букмекерами не в пользу последних. И он, и Карен хотели, чтобы выиграл Питтсбург, поэтому поспорили на количество очков. Карен сказала, что будет сорок пять, у нее явно крыша уехала, а отец заявил, что игра закончится на шестидесяти одном. Если выиграет Карен, она выберет себе любую пару туфель в «Джоан энд Дэвид», а если отец — Карен всю неделю будет готовить его любимые блюда: тушеную говядину, мясо по-швейцарски, курятину с перцем. Отец хвастался перед всеми знакомыми, что Карен готовит не хуже, чем бабушка.
Она вернулась с «Будвайзером» в бутылке с длинным горлышком:
— Как дела?
— Все так же. Перерыв. Эксперты объясняют то, что мы и сами видели. — Отец подождал, пока Карен сядет на диван, и предложил ей арахис. — Итак, ты сломалась и выложила Бердону, что они в Детройте.
— Да, а он заявил: «То есть там может быть Бадди?» Бердон до сих пор уверен, что они разбежались. Его теория гласит: Бадди знает Детройт, жил в этом городе, поэтому и решил там спрятаться. Тогда как Фоули, согласно его досье и его же собственному признанию, грабил банки исключительно на юге, вернее, на юго-востоке и в Калифорнии.
— Бердон пытался следить за игрой, пока вы разговаривали?
— Стоял в дверях, и войти мне не предложил. Игру было только слышно… Я спросила, не хочет ли он послать меня в Детройт. Конечно, нет, даже не о чем разговаривать. Чего ради? Он ведь уже объявил тревогу по всем постам, и ребята из конторы в Детройте знают, кого надо искать. Я возразила, мол, всего-навсего хочу помочь, потому что знаю беглецов лучше, чем кто-либо, занятый в расследовании. Агенты могут встретить их на улице и пройти мимо, а я обязательно узнаю. Нужно только сообщить тамошнему руководству, что я приеду.
— А он, наверное, изнывал от желания посмотреть игру…
— Именно, даже сказал «да», чтобы побыстрее от меня избавиться. Вылетаю утром, скорее всего остановлюсь в «Уэстине».
Отец нахмурился и покачал головой:
— Знаешь, как к тебе отнесутся, когда ты появишься там? Ну вот, притащилась какая-то девчонка и учит нас, как ловить беглых каторжников…
— Если эта девчонка притащится… Не забывай, я там уже бывала, причем дважды. Конвоировала преступников.
— Стало быть, тебя в Детройте помнят.
— Но не ребята из Бюро. У меня там есть приятель полицейский — инспектор из отдела по борьбе с особо опасными преступлениями. Он мне поможет.
— Женат?
— Они все женаты.
Большую часть игры на Суперкубок они посмотрели в «Баре Галлигана» на Джефферсон, всего в квартале от отеля «Омни», где остановились.
Первую четверть игры они наблюдали в номере, за бутылкой «Джима Бима», принесенной Бадди, расположившись на стуле и кровати, но потом Фоули сказал, что лучше будет пойти в бар, чтобы следить за игрой в орущей толпе. Поеживаясь от холода — даже недавно купленные пальто не спасали, — они отправились в «Бар Галлигана» и присоединились к четырем парням, застрявшим в городе на уикэнд, и женщине, которая сказала, что она из Гриктауна, хотя на гречанку совсем не смахивала. Блондинка, за пятьдесят, даже представилась, хотя Фоули мгновенно забыл ее имя, и ушла во время перерыва, отговорившись, что ей еще предстоит деловая встреча.
Бадди и Фоули болели за «Стилерс» только потому, что терпеть не могли напыщенных индюков «Ковбоев», хотя сегодня «Ковбоям» было не позадаваться. Дерьмовая игра. Счет двадцать семь — семнадцать в пользу Далласа.
Фоули встал из-за столика, чтобы поговорить с барменом.
Бадди заказал пару стопок «Джима Бима» с содовой на дорожку.
Вскоре Фоули вернулся.
— Бармен говорит, что бокс можно посмотреть в «Кобо Холле», в «Паласе», где обычно играют «Пистонс», а еще в «Театре» на Вудворд-авеню. Отсюда можно дойти пешком. О Морисе «Снупи» Миллере не слыхал. Я спросил, почему никто не боксирует в «Джо Луис Арене». Он ответил, что боксируют, но чаще там играют в хоккей «Уингс». «Да, — кивнул он, — в „Джо“ проходят поединки, но не регулярно». Они называют этот зал «Джо».
— Знаешь, Луис ведь отсюда родом, — пояснил Бадди. — Старина Черный Бомбардир. У них даже стоит что-то типа памятника ему на Джефферсон. Правая рука со сжатым кулаком.
— Черный Бомбардир. Звучит по-расистски. В наше время нужно быть более аккуратным, а то прослывешь расистом, сам того не ведая. Да, а еще этот парень сказал, что, если Снупи Миллер занимается боксом, мы можем найти его в зале «Кронк», в том самом, где тренировался Томас Хернс. Я своими глазами видел, как этот Убийца победил по очкам Бенитеза в Новом Орлеане. Меня тогда как раз занесло в родные места. Но когда я поинтересовался, где находится этот «Кронк», бармен ответил, что не знает, где-то в западной части города.
— Я жил на востоке, — промолвил Бадди, повернувшись к окну. — Ты когда-нибудь в жизни видел столько стекла? Эти дома похожи на гигантские стеклянные трубы. Самый высокий — отель «Уэстин». Ресторан и коктейль-бар — чуть ли не на самой крыше, этаж семидесятый, да еще вращаются, но так медленно, что даже не заметно. Вот ты смотришь на Мотор-сити, потом хлопнул стаканчик и видишь уже Канаду за рекой. Если хочешь, можем сходить, посмотреть на город.
— Такое впечатление, все здесь повымерли, на улицах — пустота.
— Воскресенье, Джек. Все сидят по домам, смотрят игру. Пойдем в «Уэстин»? Поднимемся наверх, полюбуемся.
— Если только не придется долго идти по улице.
— Не так уж и холодно. Знаешь, что надо сделать? Расслабиться и не сутулиться. Руками помаши. Тогда кровь потечет по жилам и сразу станет теплее.
— Кто тебя этому научил?
— Кажется, сестра. Кучу всяких премудростей знает.
— А сама живет в солнечной Калифорнии. И нам нужно было ехать туда, а не на этот долбаный Северный полюс.
— Погоди. На улицу нам выходить почти не придется. Эта стеклянная труба идет прямо через Джефферсон — своего рода мост от нашего отеля к «Ренсену».
— К «Ренсену»?
— К «Ренессанс-сентр», он там, вон в тех стеклянных трубах. Что скажешь?
— Не знаю. Что делать в Детройте, если делать нечего и банки закрыты? — Фоули сделал глоток. — Зато я знаю, куда мы пойдем завтра.
— Да? И куда же?
— В спортивный зал «Кронк».
16
Морис первым делом сказал Глену:
— Угу, только не называй меня Снупи. Я на это дерьмовое имя больше не откликаюсь.
И потом чуть позже, уже в машине:
— Белый Бой кличет меня Мори — когда у меня есть на то настроение. Белый Бой — настоящий универсал, когда охраняет меня, а когда машину водит.
Сейчас Бой сидел за рулем «линкольн-таун-кара» модели девяносто четвертого года, на котором Глен приехал из Флориды и для которого Морис достал мичиганские номера, а также, по его словам, чистые бумаги. Глен уже даже не понимал, принадлежит машина ему или этому пижону в дурацком лиловом платке, которого он некогда знал как уголовника по кличке Снупи.
Их разговор, похоже, совсем не интересовал Белого Боя, тот просто гнал машину сквозь холодный, хмурый день от Вудворд-авеню в Блумфилд-Хиллз, чтобы показать Глену дом мистера Рипли.
— До профессионала Белому Бою далеко, хотя иногда он может быть подлым и злобным мудаком. Просто когда боец наносит ему удар в ближнем бою, у него глаза закатываются, и все, планка падает, он перестает понимать, где находится. Я хочу сказать, на ринге надо играть по правилам. На улице — дело другое. Ты только посмотри на него, на эти плечи, на шею двадцатого размера. У него рост шесть футов четыре дюйма и вес двести пятьдесят фунтов. Кулаком кирпичную стену пробивает, сам видел. Эй, Белый Бой, — крикнул Морис, — расскажи-ка Глену, как ты влетел за ограбление.
Белый Бой посмотрел на них в зеркало заднего вида.
— Потерял бумажник в доме, который ограбил. — Он криво улыбнулся.
— Вывалился из кармана, — объяснил Морис, — когда вылезал из окна. Украл телевизор, видеомагнитофон, еще какое-то дерьмо, а бумажник потерял. Приехали легавые, спросили: «Боб, не ты потерял?» «Я», — ответил Белый Бой, не понимая, где это могло произойти. И мигом залетел в «Гурон-Вэлли». Сколько ты там отсидел? Два года?
— Двадцать два месяца.
— Следи за дорогой, Бой, — велел Морис и повернулся к Глену: — Хорошая тачка. Никто к нам в том районе не прицепится — ни полиция, ни охрана. Понимаешь, о чем я?
— Конечно. Подумаешь, какой-то снежный человек катает черномазого в темных очках и мудаческом лиловом платке… Что тут удивительного? Никто ничего и не подумает.
— Не в лиловом, а в сиреневом, друг, а модным этот цвет, этот стиль стал благодаря Дейону и другим профессионалам. Я тоже мог бы быть одним из них, жил бы вместе с докторами и баскетболистами моей расы. Друг, нужны только деньги… Белый Бой, как называется эта дорога?
— Большой Бобр, — оскалился Белый Бой в зеркальце заднего вида.
— Белый Бой не может пропустить дорогу с таким названием. О’кей, мы проехали уже миль пятнадцать от того бордельного отеля, в котором ты остановился. Вот Блумфилд-Хиллз. Сейчас повернем налево, потом направо. Холмов особых нет, несмотря на название, но до фига деревьев. Помнишь «Ломпок»? Такой был чудесный вид, а придурок директор приказал спилить деревья.