скорости, тот будет вечно молодым и бессмертным, он выйдет за пределы Времени и Пространства и сможет даже вернуться в любое прошлое. Таким образом Человек станет настоящим хозяином Бытия, Космоса, а не жалкой куклой в руках слепых сил Природы!..
— Безумный! — сорвался с места высокий бледный священник. — Вместе с современной наукой вы хотите разрушить идею Бога! Ваш тезис о бессмертии Человека во плоти — богохульство! Вы ставите под сомнение существование души, боготворите Человека!
Барвицкий криво усмехнулся:
— Факты говорят сами за себя! Не лучше ли самим стать Богами, разрушив стену Времени и Пространства, взгроможденную Космосом вокруг нас, чем ждать милости неизвестного Бога? Перед человечеством — прекрасный путь!
— Теперь необходимо построить аппарат, который мог бы достичь сверхсветовой скорости, и провести эксперимент. Это возможно благодаря успехам ядерной физики. Но я вижу другие времена. Недалеко та минута, когда Человечество преобразует планету на которой живет, в огромный межзвездный корабль, который, летя в пространстве с невероятными скоростями, будет не тюрьмой для нашего бунтарского духа, а настоящей машиной времени, которая перенесет нас в любое Бытие, в любое время и даст бессмертие.
— Я обращаюсь к вам, лучшие ученые мира, мозг человечества! Давайте все вместе приступим к практическим работам по покорению Космоса и разорвем узы Времени и Пространства!..
Поток невероятных идей был таким внезапным и ошеломляющим, что многие из присутствующих не могли сразу найти нужных слов для ответа. Только репортеры без конца фотографировали сенсационное заседания и передавали по радио неслыханные слова Барвицкого.
Наконец, поднялся старый академик Мильтон — Президент Национальной академии.
— Вопрос ставится так, — раздраженно сказал он, — что всякий, уважающий себя ученый, откажется участвовать в подобных прожектах. Все это ничто иное, как антинаучная авантюра, если не хуже…
— Вы ошибаетесь, мистер Мильтон, — возразил российский академик Копылов. — Хотя я и не согласен с философскими выводами Барвицкого, но в его предложении есть большой научный и практический смысл. Вопрос поставлен очень смело, но с какого это времени смелость в науке считается авантюрой или невежеством?!
Раздраженный Президент со свитой профессоров поспешил к выходу. Слышались оскорбительные выкрики в адрес Барвицкого, ничего нельзя было понять в зале, который кипел чувствами крайне взволнованных людей…
К Барвицкому подошел Копылов, несколько французских инженеров, с десяток молодых ученых.
— Коллега, — сказал российский академик, — по-моему, вы в своих выводах глубоко ошибаетесь. Я не говорю уже про ваш полный нигилизм в социологических проблемах.
— Так что — вы полностью отвергаете мои предложения? Вы считаете их невыполнимыми? — резко спросил Барвицкий.
— Нет, почему же! Но вы действительно, критикуя идеализм, сами впадаете в архиидеализм. Вы считаете, что при достижении сверхсветовых скоростей, человек освободится от своей материальной оболочки и полностью перейдет в область идеи — кажется, я так понял вас?
— Почти так!
— Так вот — я думаю, что вы жестоко ошибаетесь. Человек — это, прежде всего, материальная субстанция, а "преобразования", связанные с разницей времени, должны быть ограничены, и не такие фантастические, как вы рисуете! Не лучше ли действительно заняться построением корабля, но для реальных полетов, в пределах скорости света? Во-первых, это будет полезно, а во-вторых — наша Академия примет участие в этом…
— Нет! — упрямо нахмурился Барвицкий. — Выйти за пределы Времени и Пространства. И я сделаю это!..
— Посмотрите! — Копылов показал на зал.
Глубоко запавшими глазами смотрел Барвицкий, как один за другим выходили ученые, к которым он обращался, у кого в руках была судьба его фантастических непостижимых идей… Потом повернулся спиной и уныло склонил голову… Гости переглянулись, Копылов тоже пожал плечами и ушел. За ним последовали другие.
Барвицкий остался один. Совсем один!..
На второй день газеты всего мира вышли с большими статьями, посвященными Ассамблее. Газеты Америки почти все дали огромные заголовки:
В каждой газете слова и идеи Барвицкого трактовались по-разному. Одни насмехались над ними, другие грозили, третьи требовали запретить подобные выступления, потому что они, мол, подрывают веру в смысл жизни и общества.
Газеты, связанные с религиозными организациями, напечатали ряд злобных нападок на Барвицкого и его выступление. Они требовали полностью разгромить подобные идеи и их инициаторов, и между слов в каждой строке чувствовалась угроза…
…Барвицкий улыбнулся, прочитав эти угрозы. Но его легкомыслие было преждевременным. Когда на следующий день он пришел в университет, его вызвал ректор.
— Мистер Барвицкий, — сухо и официально обратился он к профессору, — к величайшему сожалению мы должны отказаться в дальнейшем от ваших услуг.
— В чем дело? — удивленно поднял брови Барвицкий.
— Я больше ничего не могу сказать вам…
Профессор пристально посмотрел на ректора и понял, что уже начали действовать те силы, которые угрожали ему, молча повернулся и вышел.
В тот же день он был освобожден от должностей во всех институтах. Барвицкий был подавлен. Вместо того, чтобы понять его, мир лишает его возможности даже теоретически работать над любимой проблемой, не говоря уже о ее практическом осуществлении.
Что же делать? Ехать в Европу? Копылов обещал, что их Академия поможет! Нет! Они не тем путем идут, они не оторвутся от Земли даже тогда, когда ракета будет лететь со скоростью света! Это, кажется, крах его идей! Дни идут за днями и скоро старость! Его надежда на Ассамблею, на ее поддержку провалилась, и теперь остались только, как пишут газеты, "сумасшедший бред", всемирный позор и горечь в душе…
НЕОЖИДАННОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ
…Вечером Барвицкий бездумно шел по улице. Теперь ему было все равно куда идти. Дома его ждала пустая, холодная квартира, где он одиноко жил много лет со своими невероятными мечтами с глазу на глаз. Он нравился многим женщинам, но женщины почему-то не нравились ему. Его возмущали малейшие признаки мещанства, невежества, легкомыслия. И он оставался одиноким… И еще быстрее неслись его мечты в бездны Вселенной…
Настойчиво звала куда-то горящая реклама на земле, на стенах и даже в небе, мимо проплывала бесконечная толпа, тенями проносились над головой вертолеты, на уличных телевизионных экранах показывалась передача с Луны, куда прилетели первые экспедиции с Земли, но Барвицкий ничего этого не видел… Снова приходила апатия, как это бывало с ним часто. Он повернул к гигантскому мосту и вышел к парапету…
Барвицкий не видел, что за ним, на небольшом расстоянии все время шла молодая женщина. Она остановилась недалеко от моста, спрятавшись в тени…
Он сел на парапет. Хаотичные мысли закружились в голове. Чего он хотел? Разобраться в том, что произошло? Для чего? Теперь все зря! Бесполезны его безумные мечты, надежды, планы…
Далеко внизу, в волнах реки, блеснули отражения звезд. Барвицкий встрепенулся, поднял лицо вверх. Легкий ветер мчался в ночном небе прозрачные волокна облаков, и казалось, что звезды, которые виднелись в туманной дымке, колышутся. Барвицкого что-то сдавило за горло, на глаза навернулись слезы — и, как всегда, забилось сердце, сильно, волнующее.
В памяти молниеносно проносилась его жизнь, возвращалось золотое детство. Еще тогда, когда он едва умел читать, когда над его белокурой головой простиралось небо родной Галиции, — его волновал вид звездного неба… Из глубины сознания всплыли тени прошлого…
…Он сидит на коленях у матери — русой, синеглазой худенькой женщины. Легкий ветерок ласкает лицо Святослава, убаюкивает его. Не привлекают его ни величественные вершины лесистых Карпат, возвышающиеся на горизонте, ни пение соловьев, ни тенистые рощи, ни рев Черемоша. Детский взгляд тянется в небесную бездну. Чего ему там искать — в этих каплях огня — звездах, мерцающие на темно-синем фоне неба, или в холодном диске Луны? Страшная глубина чувствуется, когда смотришь в небо, но это не пугает Святослава, и с детских губ срывается неожиданный вопрос:
— Мама! А далеко ли до Луны?..
Мать удивленно посмотрела на сына, но все же тихо ответила:
— Далеко, сынок, так далеко, что человеческой жизни не хватит, чтобы долететь туда…
Святослав замолкает, а потом радостно тормошит мать:
— Мама, мама, я придумал, как можно долететь! Нужно только посадить много людей — и старых и детей… Старые умрут, а молодые тем временем подрастут и долетят…
И с тех пор, где бы он не был, когда его родители эмигрировали в Америку, во время учебы в университете, где он в свободное время работал в ремонтных мастерских, — всегда он думал о том, что захватило его с юных лет — о далеких звездных мирах. Святослав весь погрузился с головой в науку, рано получил ученую степень и стал профессором. Усиленно изучал конструкторское дело, электро- и радиотехнику, ядерную физику и все то, что могло пригодиться для конструирования космического корабля…
Его опередили — несколько космических ракет уже совершили первые полеты на Луну, а теперь в Америке, Англии и в государствах социалистической конфедерации готовились аппараты для большого перелета на Марс и Венеру. А ему уже давно это было безразлично, его безумная мечта вела еще дальше!
— Другие планеты? Что Солнечная система? Разве не такие же земли? Даже хуже, потому что они не приспособлены для жизни. Это все детская игра, иллюзия прогресса! Надо выйти за пределы Системы, в космическую бесконечность, в другие звездные миры, надо преодолеть влияние Времени и Пространства, сбросить гнет материи и вечным огнем перейти в иное Бытие!..
Его не слушали, за спиной улыбались: