— Разумеется. Весь процесс состоит из гипноза и внушения. Ни то ни другое не является необходимым, но это — быстрейший способ научить подсознание сходить с колеи и направляться куда ему вздумается. Для того чтобы утомить и загипнотизировать сознание, я использую вращающийся шар. Одновременно субъект слушает запись, внушающую ему, по какой временной дороге нужно отправиться. Именно так он и делает. Все до предела просто. Желает кто-нибудь попробовать?
— А это опасно?
— Сам процесс — нет. — Фрост пожал плечами. — Ведь это просто глубокий сон и звуки голоса с пластинки. Но мир другого временного пути, который вы посетите, будет столь же реален, как наш. Всем вам больше двадцати одного года; я никого не заставляю. Я просто предлагаю вам возможность.
Монро встал.
— Доктор, я отправляюсь.
— Прекрасно. Садитесь сюда и наденьте наушники. Кто еще?
— Я тоже, — откликнулась Элен Фишер. Когда вызвалась и Эстелл Мартин, Дженкинс торопливо подошел к ней.
— Ты что, собираешься испробовать эту штуку?
— Обязательно.
Молодой человек повернулся к профессору.
— Тогда и я, док.
Последней присоединилась в товарищам Марта Росс.
Когда студенты расселись и надели наушники, Фрост обратился к ним:
— Вам предлагаются на выбор разные возможности. Вы можете перейти в другой мир, скользнуть в прошлое или в будущее или пересечь путаницу высоковероятных тропинок по пути крайней невероятности. У меня есть записи для всех этих вариантов.
И снова первым оказался Монро.
— Я сверну в совершенно новый мир.
Эстелл тоже не стала долго задумываться.
— Я бы хотела — как это вы говорили? — вскарабкаться по крутому склону на дорогу повыше, куда-нибудь в будущее.
— И я тоже, — послышался голос Дженкинса.
— А я испробую невероятную дорогу, — решила Элен Фишер.
— Значит, разобрались со всеми, кроме мисс Росс, — подытожил профессор. — Боюсь, что вам придется отправиться по вероятному боковому пути. Устраивает это вас?
Марта утвердительно кивнула.
— Так я и хотела.
— Вот и прекрасно. Во всех записях заложено внушение, чтобы вы вернулись в эту комнату через два часа по здешнему времени. Надевайте наушники. Продолжительность записей тридцать минут, я включу их одновременно с шаром.
Он опустил свисавший с потолка сверкающий многогранный шар, закрутил шнур, на котором он висел, и осветил узким лучом. Затем потушил прочее освещение комнаты и одновременно, одним и тем же тумблером, включил все записи.
Искрящаяся сфера вращалась все медленнее и медленнее, на мгновение замерла и начала раскручиваться в противоположную сторону. Доктор Фрост отвел от нее глаза, чтобы не впасть в транс самому. Через несколько минут он тихо вышел в холл покурить. Получасом позже раздался одиночный удар гонга. Профессор торопливо вернулся в комнату и включил свет.
Четверых не было.
Остался один Говард Дженкинс, который открыл глаза и, моргая, смотрел на лампу.
— Ну что ж, доктор, как я понимаю, ничего не вышло?
Фрост поднял брови.
— Не вышло? Вы оглянитесь вокруг.
Молодой человек осмотрел комнату.
— А где остальные?
— Где? Где угодно, — пожав плечами, ответил профессор. — И когда угодно.
Сорвав с себя наушники, Дженкинс вскочил.
— Доктор, что вы сделали с Эстелл?
Фрост осторожно отцепил руку студента от своего рукава.
— Я не сделал с ней ничего, Говард. Просто она на другой временной траектории.
— Но я же хотел отправиться вместе с ней!
— А я пытался вас с ней отправить.
— Но почему же я здесь?
— Точно не знаю. Скорее всего, внушение оказалось недостаточно сильным, чтобы преодолеть ваш скептицизм. Но вы не беспокойтесь, они должны вернуться через пару часов.
— «Не беспокойтесь»! Легко вам говорить. Я вообще не хотел, чтобы она лезла в эти дурацкие фокусы, но понимал, что мне ее не переспорить. Поэтому я решил отправиться вместе с ней — она ведь такая непрактичная и беспомощная. Но… послушайте, док, а где же все-таки их тела? Я думал, что мы останемся тут, в этой комнате, только впадем в транс.
— Вы меня совершенно неверно поняли. Эти временные траектории абсолютно реальны — столь же реальны, как и та, на которой мы сейчас находимся. Они целиком, всем своим существом отправились по этим дорожкам, ну словно шли по улице и свернули за угол.
— Но это же невозможно! Это противоречит закону сохранения энергии!
— Против факта не попрешь — они были, а теперь их нет. Кроме того, это не противоречит закону, просто его надо распространить на всю вселенную.
Дженкинс провел рукой по лицу.
— Да, пожалуй. Но в таком случае с ней может случиться что угодно. Она может даже погибнуть — там. А я не смогу ничем ей помочь. Господи, и зачем только мы пошли на этот проклятый семинар!
Профессор обнял его за плечи.
— А раз вы не можете ей помочь — зачем волноваться? Кроме того, у вас нет никаких причин полагать, что она в опасности. Зачем придумывать себе причины для беспокойства?
Идемте лучше на кухню и разопьем бутылку пива, пока они не вернулись.
Он мягко подтолкнул Говарда к двери.
Выпив пару бутылок пива и выкурив несколько сигарет, Дженкинс немного успокоился. Профессор продолжил разговор.
— А как вышло, Говард, что вы записались на этот курс?
— Это был единственный курс, на который я мог записаться вместе с Эстелл.
— Так я и думал. А я принял вас по своим собственным причинам. Я знал, что вас не интересует спекулятивная философия, но надеялся, что ваш твердокаменный материализм немного сдержит расхлябанность мысли, которая может возникнуть в такой группе. И вы очень мне помогли. Вот возьмите, к примеру, Элен Фишер. Она склонна проводить блестящие рассуждения, исходя из совершенно недостаточных данных. Вы помогали немного ее «приземлить».
— Говоря честно, доктор Фрост, я никогда не мог понять, к чему все эти высокопарные рассуждения. Я люблю факты.
— Но вы, техники, ничем не лучше метафизиков. Вы просто игнорируете то, что не можете пощупать руками, взвесить на весах. Если вы не можете попробовать что-то на зуб — значит, оно не реально. Вы свято веруете в механистичную, детерминированную вселенную, игнорируя при этом человеческое сознание, волю, свободу выбора — факты, известные вам самим из личного опыта.
— Но все это объясняется в понятиях рефлексов.
Профессор развел руками.
— Ну вы точно как Марта Росс. Она может что угодно объяснить с точки зрения христианского фундаментализма библейского пояса[40]. Ну почему бы вам обоим не признать, что есть вещи, вам непонятные.
Он замолк и наклонил голову набок, прислушиваясь.
— Вы ничего не слышали?
— Вроде.
— Давайте проверим. Правда, рановато, но, возможно, кто-нибудь из них уже вернулся.
Неподалеку от камина в воздухе парила фигура, облаченная в белое и распространявшая вокруг себя мягкое перламутровое сияние. Пока они нерешительно стояли в дверях, фигура повернула к ним лицо. Это было лицо Марты Росс, но чистое и просветленное до сверхчеловеческого величия. Фигура заговорила:
— Мир вам, братья!
Их охватила волна спокойствия, любви и доброты, как от материнского благословения. Фигура приблизилась, и они увидели за ее плечами длинные, широкие белые крылья классического ангела. Фрост еле слышно выругался.
— Не бойтесь. Я вернулась, как вы того хотели. Вернулась, чтобы объяснить и помочь.
Доктор вновь обрел дар речи.
— Вы — Марта Росс?
— Я отзываюсь на это имя.
— Что случилось с вами после того, как вы надели наушники?
— Ничего. Я уснула, проспала некоторое время, проснулась и пошла домой.
— И больше ничего? А почему же вы так выглядите?
— Я выгляжу так, как, по представлению детей земли, должны выглядеть Избранные Господа. Через некоторое время я отправилась миссионеркой в Южную Африку. Там мне потребовалось отдать свою земную жизнь служению Господу. Так я вошла в Град небесный.
— Вы попали в рай?
— Многие зоны я сидела у подножия Трона златого, воспевая осанны в его честь.
— Скажите, Марта — или святая Марта, — вмешался в разговор Дженкинс. — Где Эстелл? Вы видели ее?
Медленно повернувшись, фигура посмотрела на него.
— Не бойся.
— Но вы скажете мне, где она?
— В этом нет необходимости.
— Слабенькая от вас помощь, — с горечью отозвался Говард.
— Я помогу тебе. Внимай мне: возлюби Господа Бога всем сердцем своим и возлюби ближнего своего, как себя самого. Это все, что тебе надо знать.
Говард молчал; нельзя сказать, чтобы его удовлетворили слова Марты, но он не мог подобрать подходящего ответа, фигура снова заговорила:
— Мне надо удалиться. Господь да пребудет с вами.
Она мгновенно растворилась в воздухе. Фрост тронул студента за локоть.
— Идемте, нам стоит, пожалуй, глотнуть немного свежего воздуха.
Онемевший, ничего не соображающий Дженкинс не сопротивляясь последовал за профессором в сад. Некоторое время они молчали. В конце концов Говард набрался смелости.
— Вы видели ангела?
— Думаю, да, Говард.
— Но это же какой-то бред!
— Есть миллионы людей, которые не согласились бы с вами — необычно, слов нет, но — совсем не бред.
— Но это же противоречит всем современным представлениям — рай, ад, персонифицированный Бог, воскресение. Или все, во что я верил, — чушь, или я малость тронулся.
— Совсем не обязательно; более того — вряд ли. Я очень сомневаюсь, что вам доведется когда-нибудь увидеть рай — или ад. Вы будете держаться временной траектории, соответствующей вашей природе.
— Но она же казалась абсолютно реальной.
— Она и была абсолютно реальной. Я сильно подозреваю, что жизнь грядущая, какой ее представляет религия, вполне реальна для тех, кто верит в нее всем сердцем — как Марта. Но вам, скорее всего, предстоит путь, соответствующий вашим агностическим верованиям, — за исключением одного момента: когда вы умрете, то умрете не совсем, сколько бы вы ни говорили, что именно этого и ожидаете. Для человека эмоционально невозможно поверить в собственную смерть. Такое самоуничтожение просто невозможно. У вас тоже будет жизнь грядущая, но — соответствующая вашему матер