Хоу пристально посмотрел на него.
— Нет, Фцдип. Нет. Продолжайте. Работайте!
Хаксли, опомнившись, ругнул себя за бестактность и тут же принялся за дело:
— Вы поможете мне, мастер Линь. Бен!
— Готов!
Они прочно сцепили свой разум и попросили Линя показать им противника и все необходимые данные.
— Понял? Помощь нужна?
— Мне хватит дедушки Стоунбендера.
— Ладно. Ноги в руки — и пошел.
— Можешь поставить галочку.
И Бен улетел, стремительно рассекая воздух.
— Это задание для вас, сенатор Моултон.
— Понял.
Моултон также улетел.
Хаксли давал задания, и братья улетали, по одному или парами, чтобы выполнить то, что на них возложено. Никто не спорил. Многие знали задолго до Хаксли, что день начала действий обязательно наступит, и только ждали, спокойно занимаясь текущими делами, чтобы семя созрело во времени.
В особняке на Лонг-Айленде, в звуконепроницаемом, надежно запертом и охраняемом кабинете без окон, с вычурной мебелью собралось пятеро сообщников — трое мужчин, женщина и нечто в кресле-каталке. Нечто в кресле с чудовищной яростью смотрело на четверых своих собеседников, смотрело без глаз, ибо бледный лоб его гладко переходил прямо в щеки.
Халат, свободно подоткнутый вокруг кресла, не скрывал того, что у существа не было ног.
Оно ухватилось за подлокотники.
— Я что, все время должен думать за вас, идиоты? — спросило оно тихим приятным голосом. — Вы, Артурсон, не помешали Моултону протолкнуть в сенате этот законопроект о Шасте. Маразматик.
Последнее слово прозвучало ласкающе.
Артурсон заерзал на стуле.
— Я обследовал его разум. Законопроект был совсем безобидным. Он шел в обмен на сделку о долине Миссури, я же вам говорил.
— Значит, вы уверены, что обследовали его разум? Ха, да он устроил вам специальную экскурсию по своим мозгам, болван вы этакий! Законопроект о Шасте! И когда только вы, безмозглые идиоты, поймете, что от Шасты вечно одно беспокойство? — Существо одобрительно улыбнулось.
— Ну откуда мне было знать? Я думал, может, лагерь на горе будет раздражать их… ну, тех, вы понимаете, о ком я говорю.
— Безмозглый идиот. Недалеко то время, когда я обнаружу, что вполне могу обойтись без вас. — Существо не стало ждать, пока его собеседник осознает угрозу, и продолжило: — Ладно, хватит об этом. Нужно действовать, чтобы исправить положение. Они перешли в наступление. Агнес…
— Да, — отозвалась женщина.
— Ваши проповеди должны набрать обороты!
— Я сделала все, что в моих силах.
— Этого мало. Нам нужна волна религиозной истерии, которая смоет к чертовой матери Билль о правах до того, как лагерь на Шасте закроется на лето. Нужно действовать быстро, не упуская момента и чтобы все эти дурацкие законы нам не мешали.
— Но это невозможно!
— Заткнитесь. Все возможно. На этой неделе в ваш храм поступят пожертвования, и вы используете их на широковещательные телепрограммы. А в нужный момент найдете нового мессию.
— Кого?
— Брата Артемиса.
— Этого ничтожного пьянчужку? А меня, значит, побоку?
— Вы свое получите. Но на должность мессии не претендуйте, страна не примет женщину-лидера. Вы вдвоем возглавите поход на Вашингтон и осуществите государственный переворот. «Сыны семьдесят шестого»[68] пополнят ваши ряды в уличных боях. Вимс, это ваша задача.
Человек, к которому существо обратилось, возразил:
— Мне понадобится месяца три-четыре, чтобы их натаскать.
— Получите три недели. И постарайтесь справиться.
Третий мужчина, до сих пор молчавший, спросил:
— Что за спешка, шеф? Зря вы так паникуете из-за нескольких ребятишек.
— Это уж мне судить. Вам же нужно выбрать время так, чтобы повальные забастовки связали страну по рукам и ногам во время нашего похода на Вашингтон.
— Мне бы парочку каких-нибудь инцидентов.
— Вы их получите. Займитесь профсоюзами, лигу торговцев и коммерсантов я беру на себя. Организуете мне завтра маленькую забастовку. Выставите пикеты, а я позабочусь о том, чтобы нескольких пикетчиков подстрелили. Пресса будет наготове. Агнес, произнесите по этому поводу проповедь.
— С каким уклоном?
Существо закатило несуществующие глаза под потолок.
— Я что, обо всем должен думать? Это же элементарно! Пошевелите мозгами.
Третий мужчина осторожно положил сигару и спросил:
— И все-таки, шеф, объясните, что за пожар?
— Я вам уже сказал.
— Нет, не говорили. Вы закрыли свой разум и не даете нам прочесть ваши мысли. Вы давным- Давно знали про лагерь на Шасте. К чему вдруг эта спешка? Может, вы решили слинять? Давайте-ка начистоту. Как вы можете ждать от нас послушания, если сами хотите смыться?
Безглазое существо внимательно взглянуло на него.
— Хэнсон, — сказало оно нежным голосом, — вы что-то совсем обнаглели в последнее время. Может, хотите помериться со мной силами?
Его собеседник взглянул на свою сигару.
— Я не против.
— Померяемся. Только не сегодня. Сейчас у меня нет времени выбирать и обучать новых подручных. Так вот, я вам скажу, отчего мы спешим. Я не могу разбудить Бринкли. Он выпал из общения. У нас нет больше времени…
— Вы правы, — сказал вдруг чей-то голос, — времени у вас больше нет.
Все пятеро, как марионетки, повернули головы в ту сторону, откуда исходил голос. Плечом к плечу в кабинете стояли Эфраим Хоу и Джоан Фримэн.
Хоу посмотрел на существо.
— Я ожидал этой встречи, — весело сказал он. — Я, можно сказать, давно мечтаю о ней.
Существо выбралось из каталки и двинулось по воздуху к Хоу. Его рост и манера передвигаться создавали неприятное впечатление, что оно идет на невидимых ногах. Хоу просигналил Джоан.
— Оно начинает. Ты сможешь удержать остальных, милая?
— Думаю, что да.
— С Богом!
И Хоу постарался сосредоточить все знания, полученные за сто тридцать лет непрерывного труда, на одной-единствен-ной цели — на телекинетическом контроле. Он избегал контакта с разумом злобного существа, противостоявшего ему, и направил все усилия на то, чтобы разрушить его физическую оболочку.
Существо остановилось.
Медленно, очень медленно, как это бывает с неосторожным ныряльщиком, когда его сплющивают морские глубины, или с апельсином, попавшим в соковыжималку, сокращались пространственные пределы его существования. Невидимая сфера заключила его в себя и уменьшила.
Существо втягивалось в нее все глубже и глубже. Короткие обрубки ног прижались к плотному туловищу. Голова пригнулась к груди, чтобы избежать неумолимого давления. На миг оно собрало всю свою извращенную злую волю и попыталось дать отпор. Джоан мгновенно захлестнуло тошнотворной злобной волной.
Но Хоу был неколебим; сфера вновь начала уменьшаться.
Безглазый череп раскололся. И сфера сразу сократилась до ничтожных размеров. Двадцатидюймовый шарик повис в воздухе, он был столь омерзителен на вид, что вглядываться в него не хотелось.
Хоу, частицей разума удерживая на месте теперь уже безвредную кучку грязи, спросил:
— С тобой все в порядке, милая?
— Да, Старейший. Когда мне стало плохо, мастер Линь пришел на помощь.
— Я это почувствовал. А теперь давай займемся остальными. — Вслух он сказал: — Что вы предпочитаете: присоединиться к вашему шефу или же забыть то, что вы знаете? — И он пошевелил пальцами, как будто сжимая что-то.
Человек с сигарой пронзительно завопил.
— Понял ваш ответ, — сказал Хоу. — Джоан, передавай их мне по одному.
Он провел тонкую работу с их мозгом, разглаживая некоторые лишние извилины, образовавшиеся в результате жизненного опыта.
Через несколько минут в комнате осталось четверо человек — вполне вменяемых, но несколько инфантильных — и кучка кровавой грязи на коврике.
Коуберн вошел в комнату незваным гостем.
— Игра окончена, голубчики, — весело объявил он и направил указательный палец на одного из троих мужчин. — Вот тебе!
Из пальца с треском выбилось пламя и объяло врага.
— И тебе.
Пламя вылетело вновь.
— Ты тоже получай!
И третий подвергся очищению огнем.
Брат Артемис, «Божий Гнев», стоял перед телевизионной камерой.
— А если все это неправда, — гневно проговорил он, — да поразит меня Господь на этом месте!
Заключение, составленное следователем о том, что причиной внезапной смерти Артемиса был инфаркт, никак не объясняло, почему его останки нашли обгоревшими.
Политический митинг пришлось отменить, поскольку главный оратор так и не появился. У микрофонов обнаружили неизвестного бродягу, который свалился на землю и что-то бессвязно лепетал. Директор девятнадцати крупных корпораций довел до истерики свою секретаршу: диктуя очередное распоряжение, он вдруг запнулся, вступил сам с собой в дискуссию и под конец впал в беззаботный идиотизм. Исчезла прославленная телезвезда. Поспешно пришлось сочинить некрологи для семи конгрессменов, нескольких судей и двух губернаторов.
В тот вечер традиционную вечернюю песню в лагере «Марк Твен» пели без директора Моултона. Он был на общей конференции братьев, собравшихся во плоти впервые за многие годы.
Войдя в зал, Джоан огляделась.
— А где мастер Линь? — спросила она у Хоу.
Несколько мгновений он молча смотрел на нее. Впервые за два года, прошедшие после их первой встречи, ей показалось, что Хоу растерялся.
— Милая, — мягко сказал он, — ты, должно быть, успела понять, что мастер Линь оставался с нами ради нас, а не ради себя самого. Кризис, которого он ожидал, успешно разрешился, остальную работу нам предстоит выполнить без него.
Джоан прижала руку к горлу.
— Вы… вы хотите сказать…
— Он был очень стар и очень, очень устал. Последние сорок лет его сердце продолжало биться только благодаря постоянному контролю.
— Но почему же он не омолодился?
— Он этого не хотел. Он не мог оставаться с нами до бесконечности после того, как вырос.