– Слишком высокое содержание натрия. Давай поедем в «Вейл», – попросила я. Я не хотела возвращаться на горнолыжный курорт, где должна была сегодня выйти замуж. Но мне все еще нужна была приличная еда без глютена и углеводов, чтобы остановить вздутие живота.
– Не могу, – ответила она. – Я на дежурстве.
Моя мама в молодости была медсестрой, и можно с уверенностью предположить, что она была замечательной. Она одновременно и любящая, и властная. Но в наши дни система здравоохранения ей не по вкусу, и после того, как она отработала свои положенные тридцать лет и начала получать пенсию, она стала доулой – помощницей при родах. Куда бы она ни пошла, она приносит с собой инструменты для работы: лосьоны, масла и чаи, теплые грелки, мягкие носки, массажные инструменты, средства для ухода за больными, портативную стереосистему и успокаивающую музыку, что-то в этом роде. Когда она на вызове, она никуда не выходит за пределы определенного радиуса, чтобы быть у своих пациентов ровно через двадцать минут. Вы могли бы подумать, что хороший мобильный телефон мог бы очень помочь в этой ситуации. Но нет.
– И кто твой клиент? – спросила я.
– «Н», – ответила она. Она всегда говорит мне первую букву имени любого пациента и очень серьезно относится к конфиденциальности. Но я точно знаю, что «Н» – это беременная женщина, у которой мать с синдромом гиперопеки, и она хочет, чтобы дочери сделали эпидуральную анестезию в ту минуту, когда наступит первая схватка. А «Н» просто хочет иметь возможность делать свой собственный выбор. Как я тебя понимаю, «Н».
– Уже 12 дней как должна родить! – добавила мама.
– Уф, – выдохнула я, потому что, хотя я никогда не была беременна, моя мама очень подробно описывала все, что происходит при появлении ребенка на свет.
– Хорошо, я сделаю яичницу-болтунью. У тебя ведь есть яйца, не так ли?
Примерно шесть лет назад моя мама перестала запасаться продуктами и не покупала ничего, что нужно было готовить на плите.
– У меня даже нет супа, – призналась она. – Но! У моего соседа живут куры. Он держит яйца в холодильнике на веранде. Ты можешь просто заскочить и взять дюжину. Они очень даже ничего.
– У меня нет наличных, – ответила я ей.
– Да ничего страшного, – заверила она. – У меня есть подписка. Постоянно получаю куриные ножки.
Я сжала губы. Эта новая жизнь, которую моя мать придумала для себя после выхода на пенсию, так отличается от той, что живу я в Лос-Анджелесе! Я читала и, возможно, даже публиковала информацию о пользе субпродуктов для здоровья и окружающей среды, но в Лос-Анджелесе это означает покупку безумно дорогих маленьких баночек паштета в Whole Foods. Я задавалась вопросом, что моя мама планирует делать со всеми своими куриными ножками, но я решила ее не спрашивать. Вместо этого я осторожно поинтересовалась:
– Может, я тоже возьму пару ножек, пока я тут?
Она рассмеялась.
– Ну конечно нет. Он ведь не просто держит куски курицы валяющимися повсюду, не так ли? Какой фермер мог бы так поступить? – Я подняла брови. А какой фермер живет в предгорьях Скалистых гор и продает подписку на куриные ножки? – Да и вообще, я пойду с тобой. Иначе он подумает, что ты воришка и застрелит тебя.
– Не думаю, что стоит стрелять в людей на своем дворике, если хочешь продавать оттуда продукты.
– Ты не знаешь этого парня. Он очень нервный, – заметила моя мама с усмешкой, и теперь я забеспокоилась о ней.
– Тогда ладно, – согласилась я. Мы надели обувь: я – свои балетки, мама – резиновые сапоги. Она косо посмотрела на мою обувь.
– Я здесь, чтобы выйти замуж, мама, – сказала я в ответ на ее невысказанное замечание. – А не для того, чтобы чистить сарай.
Она вздохнула и ничего не ответила. Мы вышли на дорогу. Воздух был свежий, как и всегда, но немного прохладнее, чем вчера. Повсюду разливался запах костра, а также тот колкий запах, который возникает, когда снежные шапки тают в тысячах футов над вами. Небо было голубое, будто на картинке.
– Но ты ведь не собираешься выходить замуж, правда? – тихо спросила она спустя одну или две минуты.
Она застала меня врасплох. Вместо ответа я проговорила:
– Мам, не будь такой жуткой.
– Если ты хочешь спросить, откуда я знаю, то вот откуда: у тебя нет того радостного предвкушения, которое бывает в таких случаях. А еще ты не разговариваешь по телефону, только дважды взглянула на него с тех пор, как пришла. Единственная причина, по которой ты избегала бы своего телефона утром в день свадьбы, – это если ты не хочешь сообщать плохие новости миллионам своих подписчиков.
Что ж, а неплохо.
– Ладно, – вздохнула я. – Я не выйду замуж.
– О, черт…
– Все в порядке. В смысле… Я не знаю, нормально это или нет. Я чувствую себя раздавленной.
– Имеешь на это право, это большой удар.
– Мне очень грустно.
– Я бы испугалась, если бы тебе не было грустно.
– И стыдно, – добавила я. – И это глупо, но я не чувствую… – Я никак не могла подобрать правильных слов.
– Разбитого сердца? – спросила она.
– Да. Я не чувствую глубокой тоски по Такеру или что-то в этом роде. – Я сделала паузу, обдумывая, как сказать то, о чем я думаю. – Ты помнишь, что когда Энди ушел от нас, мы так хотели поговорить с ним о нашем горе, и это только усугубило ситуацию в тысячу раз? – Прошло почти шесть лет с тех пор, как умер мой брат Энди, и мне все еще больно произносить его имя, даже спустя столько времени.
Мама просто кивнула.
– Так вот. Сейчас такого нет. Я не хочу обсуждать свои чувства с Такером. Я не скучаю по нему. Я даже чувствую небольшое облегчение. – Я остановилась. – Этот дом? – спросила я ее, потому что мы наконец-то добрались до первой подъездной дорожки после маминой.
Она покачала головой.
– Еще два, – бросила она, и мы продолжили подниматься, набирая высоту и приближаясь к скромному холму в конце дороги, красивой, легкой вершине под названием Маунт Уайлер.
– Сейчас у тебя, вероятно, просто шок, – предположила мама. – Скоро ты что-то почувствуешь, – предупредила она. – Тогда и будет ужасно.
Я неохотно кивнула, но мне хотелось бы, чтобы она могла сказать что-нибудь более ободряющее.
– Да, наверное, ты права. Но все же это немного не так. Я не хотела, чтобы меня бросали за два дня до свадьбы, и это неловко, и в результате я столкнулась с карьерным кризисом. Но ведь я не была на сто процентов уверена, что действительно хочу выйти замуж за Такера, и если он такой резвый, не лучше ли, что он сбежал сейчас? – спросила я.
– Ах, моя маленькая девочка! – протянула мама, обняв меня за плечи. – Да. Так будет лучше. Но… Ты его любила?
– Думаю, да, – сказала я. – Он был забавным и талантливым, а еще красивым. Когда я наблюдала за нашей совместной жизнью, я думала о будущем, все виделось таким чудесным!
Мать скорчила гримасу.
– Уверена, что так и было бы, – это все, что она сказала, и я могу рассказать ей больше, но нет сил. Когда я не ответила, она предложила:
– Почему бы тебе не остаться со мной на некоторое время? Я схожу за продуктами. У меня есть еще свежие простыни.
– Мам, я не могу остаться с тобой, и ты это прекрасно знаешь. У тебя же нет Wi-Fi.
– Какой-такой Wi-Fi? Тебе нужен марафон с Джейн Остин и безграничное количество печенья и ванн с пеной. Никакого Wi-Fi.
Я раздраженно вздохнула.
– Мне нужно публиковать посты, мам. Я делаю это по десять или двадцать раз в день. Сотовая связь здесь ненадежна, а телефон каждую секунду обрабатывает столько данных…
– О, ну, в этом я могу тебе помочь. У меня есть куча данных о том, как чрезмерное время, проведенное за компьютером, ухудшает концентрацию внимания, вредит способности обрабатывать сложную информацию, усиливает тревожность, уменьшает количество физических нагрузок…
– Я о данных, которые загружает телефон, – прервала ее я. – И нет, не рассказывай мне больше об этой луддистской[3] статистике, это все бесполезно. Это мой заработок, моя работа, и я должна это делать. И это будет особенно тяжело в эти выходные, потому что я должна как-то рассказать всем, что не буду публиковать фото свадьбы, и притвориться, будто все в порядке, хотя это совершенно не так.
– Да забудь ты этих «всех», – возмущается она. – Они даже не настоящие люди.
– Они настоящие люди, мама! Сотни тысяч реальных людей. У них есть чувства, потребности и надежды. И прежде всего, у них есть ожидания. И прямо сейчас я задыхаюсь из-за этих ожиданий.
– Хорошо, но я отказываюсь признавать, что они и правда источник твоих средств к существованию. Я видела, как ты говоришь. Я была на твоих занятиях. Вот это те вещи, которые делают тебя живой!
Я вздохнула. Это те маленькие моменты моей трудовой жизни, которые приносили мне радость. Но это не настоящая работа.
– Pictey – вот почему все хотят услышать, что я говорю, или посещают мои занятия. Если я не буду постить фотографии, фанаты просто уйдут. Если они уйдут, то не с кем разговаривать и некого будет учить.
Мама упрямо покачала головой.
– Я думаю, что ты ошибаешься на этот счет, – настаивала она. – На твоем месте я бы воспользовалась этим как прекрасной возможностью освободиться от обязательств по отношению к этим так называемым подписчикам. Может быть, они все нашли бы себе занятие получше, чем бесконечно комментировать твои фотографии и лебезить перед твоей непрактичной обувью. – Она сняла перчатки. Прошло всего тридцать минут с момента моего прибытия. – Ты окажешь огромную услугу всем, кто в этом замешан. Что приносит зависимость от телефона? Стресс. Депрессию. Плохой сон. Плохую концентрацию. Да и вообще! – Ну вот, опять она взбеленилась от всей этой технической темы. – На твоем месте я бы поднялась прямо на вершину горы Уайлер и сбросила этот телефон со скалы.
Сейчас мы стояли перед нужным домом – домом, под почтовым ящиком которого висела маленькая деревянная табличка с надписью «СВЕЖИЕ ЯЙЦА». Вывеска, однако, была совершенно не нужна, потому что на переднем дворе из какого-то хлама была сделана шестифутовая скульптура курицы.