– Ну, моя дочь – мой любимый человек, а кошки – ее любимое животное. Так что любой ее гипотетический друг – мой друг.
Я проверила эту теорию на практике.
– О, хорошо. Потому что я как бы пытаюсь крутиться в этом своем посттехнологическом мире, и я надеялась, что ты мог бы прийти сегодня вечером, и мы бы покрутились вместе.
Теперь на его лице появилась дерзкая улыбка.
– Ты приглашаешь меня на свидание?
– Нет. – Я покраснела. Познакомившись немного с Дьюи и Азалией, я пришла к выводу, что он, вероятно, не из тех парней, которым понравилось бы быть чьим-то спасением. – Боюсь, что нет. Но есть веская причина: неделю назад меня бросили у алтаря.
Улыбка исчезла, брови приподнялись.
– Оу. Понимаю. Это дерьмово.
– Это к лучшему, – заверила его я, зная, что мне придется исправиться и привыкнуть говорить такие вещи всякий раз, когда я решу упомянуть об этом. Не знаю, когда это случится. – Я думаю, что мы не должны были жениться, – добавила я и задумалась, насколько эти слова были правдивы. Кажется, вполне. Но не совсем.
– И все же не могу себе представить, как это было неприятно, – сказал он.
– Я бы предпочла не зацикливаться на этом, – попросила я. Как правило, когда дело доходило до моего присутствия в Интернете, это был хорошо отработанный способ избегать чего-либо слишком личного характера. В реальной жизни я просто казалась сдержанной.
– Нам не обязательно говорить об этом. Может быть, вместо этого я могу отвезти тебя на Хребет и показать, как хорошо можно проводить время. Помогу тебе во всем этом «без свидания».
Я снова покраснела.
– Эм… ну… – Я огляделась по сторонам, пытаясь найти правильную тактику. Флиртовать в ответ? Предупредить его о моем эмоциональном состоянии?
Что бы я сделала, если бы у меня был мой телефон прямо сейчас? Я обдумала это. Ну, во-первых, меня бы здесь не было. Я бы писала ему смс с крыльца моей мамы, одновременно прокручивая электронную почту или просматривая YouTube. В текстах миллион вещей остается недосказанными или неправильно понятыми. Я могла бы притвориться, что не заметила, как он флиртовал. Я могла бы потратить тридцать минут на ответ, пока думала о правильной формулировке. Я могла бы решить, что слишком глубоко увязла в этом, замолчать и никогда больше с ним не разговаривать. Я могла бы провести следующий час, следя за Такером в Интернете.
Но я также бы не увидела, как хорошо Дьюи выглядит в этих джинсах. Так что хорошо, что я здесь, в реальной жизни.
– Как насчет того, чтобы встретиться не в центре Коппериджа, – предложила я, думая о гостинице «Evergreen» и о времени, которое я провела там, валяясь в ванне. – Как насчет… – Я попыталась вспомнить, какие еще курортные города находятся в нескольких минутах езды отсюда. – Давай поедем в деревню и поужинаем в Black Diamond Baron’s. Я всегда хотела туда съездить, но мама говорит, что для нее там слишком много туристов.
Black Diamond Baron’s – это ресторан, зимой переполненный голодными лыжниками, жаждущими восполнить потраченные калории, а летом открытый со всех сторон, с большим внутренним двором, куда посетители могли привести своих собак. Непрошеное воспоминание о Майке в его собачей инвалидной коляске возле его любимой кофейни всплыло в памяти. Все воспоминания об инвалидной коляске горько-сладкие – только ближе к концу ему понадобилась такая помощь, чтобы передвигаться. Я отогнала мысли о Майке. Теперь он ушел. Мне давно пора было с этим смириться.
– Я хочу провести вечер, поедая огромный сочный гамбургер с картошкой фри, – объявила я Дьюи, решив не усложнять ситуацию. – И гладя собак других людей. Я хочу делать все это, разговаривая с кем-то веселым и интересным, в реальной жизни, без телефонов на столе и без уведомлений на моих часах.
Глаза Дьюи улыбались, когда я это говорила.
– Мне нравится этот план, – согласился он. – Мне нравится маленькое собачье меню, которое у них есть.
– Там есть коктейли для собак, – добавила я. – Это арахисовое масло и кусочки бекона в рюмке из нержавеющей стали. Собаки их любят. Это очень мило.
– И правда мило, – решительно согласился он. – Пойдем, а потом, если мы увидим особенно красивую собаку, мы можем передать ей через официанта порцию бекона с нашими комплиментами, – предложил Дьюи.
– Если мы увидим действительно милую собаку, может, мы просто оставим угощение и посмотрим, пойдет ли собака за нами домой? – спросила я. Но даже когда я сказала это, мое сердце сжалось, напоминая мне о том, что, как бы хорошо ни звучала идея о новой собаке, я никогда больше не смогу пережить такую потерю.
Он вздохнул.
– Азалия убила бы за собаку. Но сейчас мне не очень везет с собаками и курами, – кивнул он, указывая на забор.
Я сделала паузу.
– Тебе просто нужна правильная собака. Может быть, вегетарианка или пацифистка?
– Раз уж ты упомянула это… Знаешь таких собак? – спросил он.
– Знаю. – Я помню, как рассказывала ему о Майке, как будто он все еще был жив, и старалась не смущаться при этом. В тот момент у меня было достаточно забот. Я хотела притвориться, что это единственное горе все еще было где-то далеко. – По правде говоря, – продолжила я, – моя собака недавно умерла. Я просто очень плохо умею говорить об этом. – Слишком плохо, мысленно добавила я, и это первый раз, когда я делаю это за очень долгое время.
– О боже, мне так жаль! – воскликнул Дьюи. – Ты все время скучаешь по нему? – спросил он.
– Все время, – призналась я, молясь, чтобы не заплакать перед лицом доброты Дьюи. – Он был моим лучшим другом. Я пыталась заменить его парнем, но посмотри, чем это обернулось.
Дьюи покачал головой.
– Двуногий придурок не сравнится с трехногой собакой, – сказал он. Я улыбнулась.
– Что заставляет тебя думать, что мой жених был придурком? – поинтересовалась я.
Дьюи не ответил, а просто издал тихий звук губами. Своего рода «Хм».
– Хорошо, – согласилась я. – Он был не так уж плох. И все же я предпочла ему свою собаку.
– У тебя когда-нибудь будет еще?.. – спросил он.
Не знаю, говорил ли он о женихах или собаках. В любом случае, ответ был бы один и тот же. Я покачала головой.
– Не думаю, что смогу вынести это в ближайшее время. Но не помешает посмотреть на других. Просто для развлечения.
Пейдж
– Так ты хочешь, чтобы я выписала тебя отсюда?
– Выписала меня? Как библиотечную книгу? – спросила Джессика. Я снова была в больнице, снова в палате моей сестры, где все время постоянно пищали все эти больничные штуки. Прошлой ночью после моего визита я провела часы без сна, наблюдая за комментариями к моему/Мииному посту, как ястреб, ловя случайных троллей. А затем, подумав, что я и так увязла в этом по горло, я начала комментировать некоторые из самых искренних комментариев. Или, как могла бы выразиться Миа, я старалась, чтобы все чувствовали себя «замеченными». В конце концов, какими бы глупыми ни были подписчики Мии, все они теперь чем-то напоминали мне Джессику.
К сегодняшнему утру я начала нервничать. От Мии не было никакого ответа. Ничего. Ни малейшего проблеска. По крайней мере, можно было бы подумать, что у нее есть помощник или друг, который засечет такого рода вещи, но нет. Я просмотрела все возможные социальные сети, и она нигде ничего не опубликовала, и никто другой не сделал этого от ее имени.
Может быть, она действительно мертва?
Поиск по некрологам ничего не дал. Она не умерла. По крайней мере, мне об этом еще не известно. Но моя сестра чуть не умерла, поэтому после завтрака с Кэри на кухне и еще одной его ободряющей беседы я вернулась в больницу с охапкой цветов, готовая обсудить ее просьбу.
– Я не имею в виду выписывать тебя как библиотечную книгу. И вообще, тебя изъяли бы из базы, если бы ты была библиотечной книгой.
– Не-а, – пробормотала она, потянувшись за коробкой печенья, которую я прихватила по дороге. – У библиотек нет такого бюджета. Они просто написали бы «повреждена» на внутренней стороне обложки и вернули бы меня обратно.
– Я долго думала и теперь задаюсь вопросом, не лучше ли оставить тебя здесь, – сказала я. – По нескольким причинам.
Джессика поморщилась с полным ртом печенья.
– Я так не думаю, – заявила она. – Мне здесь не нравится, и у меня чешется капельница. Два человека заболели гриппом дальше по коридору. Мама не появлялась три дня, потому что боялась подхватить стафилококковую инфекцию. Папа не заберет меня домой без согласия мамы, так что я в подвешенном состоянии.
– В самом деле? Значит, твой отец правда хочет, чтобы ты вернулась домой? – Мой отец тогда тоже предложил отвезти меня домой. Оглядываясь назад, я жалею, что не поехала с ним.
– Нет, – печально ответила Джессика. – Он говорит, что хочет, чтобы я вернулась домой, чтобы мама была в роли плохого парня, – проницательно заметила она.
– Мама никогда сознательно не поставит себя в роль плохого парня, даже под страхом смертной казни, – говорю я. – Она оставит тебя здесь на неопределенный срок.
– Но не бесконечный. Родители заберут меня, как только у них найдется для меня место. Самое раннее в середине следующей недели.
Я сосредоточила взгляд на углу комнаты. Мне не нравилась мысль о том, что моя сестра проведет в больнице лишнюю неделю.
– Возможно, – медленно проговорила я, – я могла бы поговорить с мамой о том, чтобы она отвезла тебя домой. Возможно, она могла бы взять отпуск на некоторое время, чтобы поддержать тебя.
Джессика выглядела такой же скептичной, как и я. В моей маме, как таковой, не было ничего плохого. Она не была жестокой. Она просто была не особенно хороша в том, чтобы говорить или делать полезные вещи в трудные времена. Да и в другие времена тоже. Но я пыталась убедить себя, что это только потому, что она дико поглощена собой и это не значит, что она не могла бы поступить правильно. Если бы только я могла привлечь ее внимание!
– Может быть, она и могла бы. Но она этого не сделает. И в любом случае, честно говоря, – призналась Джессика, – я не несовершеннолетняя. Я могу уйти в любое время, когда захочу. Мне просто страшно.