Леся спросила консьержку:
– Елена Васильевна, а в субботу, в день убийства, Петя сюда – раньше отца – точно не приходил?
– Нет, – покачала головой та, – я же говорила. Я его в ту субботу раньше не видела. Только когда он примчался как угорелый.
– И никто в квартиру до самого Брагина не поднимался? Никого из семейства Брагиных вы не видели? Может, Ивана – младшего сына? Или Веру Петровну?
– Нет. Нет. Никого. Да ты уж спрашивала меня. По второму кругу пошла. Как менты. Хватит уже, давай рассчитывайся.
Леся подумала, о чем бы ей еще спросить консьержку, и выходило, что вроде все, что могла, она выяснила. И главное, женщина ее не узнала. И тут Лесе в голову пришла еще одна мысль. Хоть и боязно было снова наводить разговор на себя, но узнать хотелось, и она спросила:
– А субъективный портрет той девушки, что с Брагиным в субботу приходила, вы в милиции составляли?
В глазах женщины мелькнуло недоумение:
– Субъективный – что?
– Ну, фоторобот составляли?
– Нет, – быстро ответила та, – ничего они такого меня не просили.
Леся полезла в сумочку.
– Вот вам еще триста рублей, как договаривались, о’кей?
– О’кей – хоккей, – передразнила ее консьержка. – Что, мало слов хороших русских, что ли? Все по-американски говорить начали, как обезьяны. Почему не сказать: «хорошо», или «ладно», или «спасибо»?
– Хорошо. Ладно. Спасибо, – улыбнулась Леся и протянула женщине три сотенные купюры.
Она посмотрела на расписание дежурств консьержей: Бычков, Паршинцев, Куприянова, Серегина… Сегодня, судя по дате, на вахте стояла Серегина. Значит, Елена Васильевна Серегина. На всякий случай запомнив фамилию, Леся вышла на залитую солнцем улицу.
Их с Ником расследование за сегодняшний день не продвинулось ни на миллиметр.
А самое главное: Васечка до сих пор и не подумал ей позвонить.
Леся перешла дорогу и добрела до входа на пруды. Встречные прохожие поглядывали на нее, кое-кто оборачивался. То ли она выделялась своим неформальным видом, с короткой стрижкой и татушкой, а может, грустью, написанной на лице. Публика здесь, в центре столицы, прохаживалась непростая. Насколько средний москвич казался богаче, красивее и ухоженнее среднестатистического жителя Лесиной родины – настолько народонаселение Патриков выглядело круче обычных обитателей Белокаменной. Вот навстречу, лучась лицом, прошел актер – с детства известный, только фамилию его Леся с испугу забыла. Вот двое иностранцев проследовали, без умолку треща на итальянском. И даже бомж, сидящий на одной из лавочек, в грязных штанах, с немытыми волосами и тапочках на босу ногу, читал, да не что-нибудь, а «Независимую газету».
Леся с трудом отыскала незанятую скамейку и уселась лицом к воде. Весь сегодняшний день она вспоминала о Васечке, пусть исподволь – мешали дела, – но чуть ли не постоянно. Теперь ее ничто не отвлекало от мыслей о нем, и мысли эти были грустные.
Похоже, она Васю просто испугала. Своими признаниями, своими слезами, своей несчастной судьбой. Разве парням охота связываться с несчастненькими! Они любят, чтобы все было без проблем. Весело, с подначками, хи-хи, ха-ха… А она… Она никому не нужна…
Захотелось плакать, но Леся переборола себя. Нельзя раскисать. Да и тушь потечет. И она постаралась перевести свои эмоции в рациональное русло. Мыслить логически, как и положено будущему следователю.
«Пожалуй, мне надо съезжать с Васечкиной дачи, – подумала она. – А то получается ужасно неловко и двусмысленно. Какая разница, ищет меня милиция, не ищет… Можно было бы понять смысл моего пребывания там, в Гречанинове, если бы я в доме отсиживалась, носа б оттуда не казала… А я все равно кружу по Москве, в непосредственной близости от места преступления, встречаюсь с подозреваемыми… Если захотят, меня возьмут в два счета…
Значит, решено? Я сегодня же возвращаюсь домой – то есть, конечно, не домой, а в Гречаниново, к Васечке на фазенду, – собираю вещи и еду в Первопрестольную, на свой Кленовый?.. Чемодан не слишком тяжелый, доволоку его как-нибудь до станции, а потом на электричку – и в столицу… А ключи от дачки оставлю соседке…»
Возвращаться в город не хотелось. Ей нравилось в Гречанинове. Ей было хорошо там, уютно. Правду же говорят, что жилища обычно бывают чем-то похожи на своих хозяев. Вот и в том домике Лесе казалось, будто она рядом с Васечкой, и он с ней, обнимает ее своими невесомыми и бестелесными объятиями…
В этот момент, словно по волшебству, в сумочке зазвонил телефон, Леся глянула на дисплей и увидела, что звонит он, Вася, и внутренне заметалась: что она ему скажет? И – что он скажет ей? Она со страхом смотрела на звонящий телефон и не решалась ответить. Наконец преодолела себя и нажала на кнопку соединения. Постаралась, чтобы голос звучал бодро и по-деловому.
– Алло?
– Привет, Лесечка, – сказал он ласково, обволакивающе. – Что делаешь?
«Еще не хватало брякнуть ему: жду твоего звонка!»
– Работаю, – индифферентно молвила она.
– Я тебя отвлекаю? – огорчился Вася.
– Нет-нет, можешь считать, что у меня как раз перерыв на чай.
«Боже мой, – ликовало все у нее внутри, – он мне позвонил! Он мил и ласков!»
– А мне что-то надоело в библиотеке сидеть, – небрежно сказал Вася. – Может, сходим куда-нибудь?
– Сейчас?
– А почему нет?
«Нет, я не должна, я не хочу соглашаться вот так сразу, с лету, на первое же приглашение, так не положено!..»
– А куда?
– Ну, например в кино.
Лесе до чрезвычайности хотелось прокричать: «Да, да, да! Пойдем, куда ты скажешь!» С Васей таяли, улетали, забывались прежние страхи, прежний ужас: остаться вдвоем с мужчиной, в темноте – наедине, пусть даже в зрительном зале, и она почти выговорила «Давай!», но потом постаралась поступить как положено, быть игривой и кокетливой:
– Ой, я так устала сегодня…
– Я за тобой заеду. Говори куда.
Она весь день ходила по Москве, утром толкалась в электричке, четыре раза проехалась в метро, дважды в маршрутке, сидела в жарком ресторане… И тушь наверняка поплыла, и дезодорант, возможно, ее уже не спасает… Нет, нет, лучше проявить благоразумие и перенести свидание на завтра…
И Леся повторила вслух:
– А может, лучше завтра?
И Васечка, дурак, легко согласился.
– Хм… Ну, завтра так завтра…
«Почему ж ты не настаиваешь, дурачок? Может, не очень-то хочешь меня видеть?»
– Во сколько? – спросил он. – В два, в три, в четыре, в пять?..
«Завтра мне надо отыскать актрису Манирову, – подумала Леся. – И еще найти сына-наркомана. Сложный день». – И она сказала:
– Давай в семь, с предварительным созвоном.
– В семь? Давай! В традиционном месте всех влюбленных – у Пушкина.
«Влюбленных? А ты считаешь, что мы влюбленные? Или, может, сам влюблен? Или просто брякнул для красного словца?»
– Ну договорились. В семь у Пушкина.
– Я буду очень ждать.
«Ждать!.. Что ж ты не настоял, чтобы мы встретились сегодня?.. Не уговорил, не уболтал?..»
Леся положила трубку. К дикой радости, охватившей все ее существо, радости оттого, что Вася позвонил, примешивалась досада, что они увидятся только завтра, и он не проявил никакой настойчивости, чтобы повстречаться теперь же. А потом она подумала, совершенно трезво и даже меркантильно, как взрослая женщина: «А может, хорошо, что он такой робкий и совсем не напористый? Может, как раз Васечка своей постепенностью сможет, наконец, меня разбудить?..»
И все равно: радость от Васиного звонка оказалась настолько вдохновляющей, что Леся тут же, сей момент, не вставая с лавочки, придумала, как ей выйти на актрису Манирову. И куда-то улетучились мысли, что надо съезжать с Васечкиной дачи. Наоборот, Леся даже какую-то ответственность почувствовала: получалось, что она его домик будто бы охраняет. Облагораживает, стережет. Даже захотелось сделать на участке что-нибудь полезное: бурьян скосить, что ли?..
Возвращаться в Гречаниново Лесе пришлось в самый час пик, поэтому она решила сесть в электричку на вокзале – есть шанс занять сидячее место. Милиционеры в метро и на трех вокзалах – хоть девушка и напрягалась, и проходила мимо, потупившись – не обращали на нее решительно никакого внимания. Правда, у нее у самой пару раз возникало странное чувство, словно кто-то исподволь за ней наблюдает… Она даже оглядывалась, но не заметила никого подозрительного. «Первый шаг к паранойе, – сердито подумала Леся. – Я, наверное, перетрудилась и слишком много думала о том, что я под подозрением… Надо выкинуть дурацкие мысли из головы!»
В поезде она уселась у открытого окошка, купила мороженое у разносчицы – и жизнь показалась ей чудесной. Милиция ее не разыскивала, работа клеилась, она мчит из душного города на дачу, а главное – завтра у Леси самое настоящее свидание!..
…Когда она спустя час отпирала калитку на Васечкином участке, ее из-за соседнего забора окликнула тетя Люба. Казалось, она специально поджидала Лесю.
– Здравствуйте, теть Люба! – весело поздоровалась девушка.
– Подойди-ка, – скомандовала соседка.
Леся покорно приблизилась к ограде.
Женщина строго посмотрела на нее и спросила:
– Ты завтра на похороны-то пойдешь?
– К-какие похороны? – удивленно выдавила Леся. Вихрь мыслей пронесся у нее в голове. Кого завтра хоронят? Брагина? Но откуда бабка об этом узнала? И главное, откуда она взяла, что Леся имеет какое-то отношение к продюсеру?
– А парень твой пойдет? – игнорируя ее вопрос, продолжала тетя Люба.
– Вася? Не знаю. А кого хоронят?
– Дядю его. Они, правда, не ладили, и родители его с ним не общались, но родной дядька есть дядька, и почтить его память, я считаю, надо, – категорично заключила соседка.
– А кто Васин дядя-то? – пролепетала Леся.
– А ты не знаешь? У Васьки дядька был человек богатый, в телевизоре его показывали, да он сюда раньше, когда они ладили, бывало, заезжал… Кино он занимается, профессия у него важная, но чудно называется, не упомню, не режиссер, а иначе, вроде проектора…