А детектив добавил:
– У нас даже есть улики… Итак, я продолжу… Когда девушка вместе с вашим супругом входят в парадное, их опять-таки видит со своего места консьержка. Куприянова смекает: в квартире неизбежна встреча отца (который прибыл туда с любовницей) и сына-наркомана, явившегося незваным… Она предвкушает скандал. И тогда она запирает будку, где сидит во время дежурства, а также туалет для консьержей, берет с собой ключи от обоих помещений (запомним про ключи, это очень важный момент) и поднимается на второй этаж, к квартире продюсера…
– И что? – требовательно перебила его вдова. – Эта гадина подслушивала под дверью?
– Именно! – удовлетворенно пристукнул ладонью по стеклянному столику сыщик. – Но никакого скандала не услышала… Девушка, которую привел ваш муж, в это время была в ванной, а ваш сын прятался в дальней комнате… В квартире гуляет сквозняк, входная дверь не заперта, в какой-то момент она распахивается, и Куприянова оказывается нос к носу с вашим супругом…
– Откуда вы знаете все происходившее, да еще в деталях? – неприязненно спросила Брагина.
– Потому что девушка, – триумфально произнес Кривошеев, – которая в тот момент пряталась в ванной, – вот она, перед вами…
Вдова гневно и властно повернулась к Лесе, и та едва не стала перед ней оправдываться, что ничего у них с ее мужем не было, что пришла она на квартиру к Брагину вовсе не для того, чтобы приятно провести с ним время, однако сыщик метнул на Лесю предостерегающий взгляд. Да она и сама поняла: слишком многое ей пришлось бы рассказать, чтобы объяснить свое появление в квартире продюсера, – к тому же истинные мотивы ее поступка, пожалуй, еще более некрасивы, чем то, в чем подозревает Лесю вдова. Краска бросилась ей в лицо. А Брагина смерила девушку красноречивым взглядом, в котором смешались презрение, ревность и зависть.
– К тому же, – отвлек на себя внимание заказчицы сыщик, – у нас имеются кое-какие вещественные доказательства того, что происходило в тот вечер в квартире Ивана Арнольдовича.
– Что же? – отрывисто спросила Вера Петровна.
– Аудиозапись. Ее сделал на свой мобильный телефон ваш младший сын, который прятался в тот момент в дальней комнате. На ней – диалог между вашим супругом и Куприяновой.
– Кто вам дал эту запись? – требовательно поинтересовалась вдова. – Ваня?
– Нет, – детектив сделал отстраняющий жест. – Мы нашли ее после того, как ваш сын был, м-м… – он замялся, подбирая слова, – словом, умер, в его квартире на улице Юных Ленинцев.
Леся многое могла бы добавить по поводу той записи. И про предсмертный вздох Ивана Брагина, прошептавшего «кар …», и про свою сумасшедшую догадку, что речь идет – причем одновременно! – и о сим-карте телефона, и о географической карте , служащей в квартире занавеской. И о том, что только спутанное героином сознание могло сопрячь одну карту с другой… Леся могла бы рассказать и о том, как они с Ником за пять минут до ее ареста нашли симку , и о том, что карта стала одним из решающих аргументов в руках Кривошеева, когда тот добивался Лесиного освобождения…
Девушка могла бы также высказать собственное мнение о том, зачем наркоман Ванечка вообще стал записывать разговор: он-то собирался получить компромат на своего отца, чтобы потом его шантажировать и вымогать деньги. Однако нечаянно для него случилось, что на карту оказалось записано убийство, и теперь эта запись стала едва ли не единственной уликой… Но ничего подобного Леся, конечно, вдове не рассказала…
Разговор продолжил Кривошеев.
– Запись начинается с полуслова, – предуведомил он. – Качество ее паршивое. Эксперты по моей просьбе (и, разумеется, за большие деньги) отфильтровали диалог вашего супруга и Куприяновой от уличных шумов, грохота воды из ванной и, главное, от звука телевизора.
Сыщик достал свой мобильник.
– Здесь копия записи, – пояснил он, – оригинал находится у следователя, он приобщен к делу. Хотите послушать?
Лицо вдова закаменело.
– Хочу, – хрипло проговорила она.
Кривошеев включил телефон на воспроизведение.
Раздался громкий голос Брагина:
– …узнать тебя о-очень мудрено. – Продюсер усмехнулся. – Ты, Ленка, потолстела и подурнела.
– А ты, Брагин, не изменился.
Этот голос Леся никогда не забудет. Он принадлежал консьержке Куприяновой.
В аппарате прозвучал самодовольный смех Ивана Арнольдовича.
– Да, – продолжала консьержка, – ты остался все тем же ничтожеством.
Смех Брагина оборвался.
– Заткнись, гнида, – презрительно бросил он. – Тебе бы лучше помолчать, жалкое ты создание. Двадцать лет назад ты, помнится, хотела покорить весь мир – а теперь консьержкой служишь?
– Все благодаря тебе. Какой же ты подонок!
Стало слышно, как Брагин ухмыляется.
– Победитель получает все. Лузер становится жалким. Давай, Ленка, убирайся из моей квартиры. Я здесь принимаю другую женщину – красивую и молодую, в отличие от тебя.
«Он ее по-настоящему провоцировал!» – пронеслось в голове у Леси. Она не то что оправдывала убийцу, но понимала последовавшую затем вспышку гнева. Девушка бросила взгляд на вдову. Лицо той побледнело еще больше. Казалось, она вот-вот грохнется в обморок. И только Ник сидел, сохраняя одновременно и сочувственный, и победительный вид.
А в телефоне продолжали объясняться бывшие любовники.
Куприянова:
– Ты очень вовремя уехал тогда из Москвы, негодяй.
Брагин (усмехаясь):
– А то что?
– Я бы убила тебя. Раздавила, как мокрицу.
– Ой, как страшно. Ты – ничтожество. Я тебя использовал и бросил, и нужна ты мне была только для того, чтобы подобраться к Сашке и укусить его побольней. Я даже не любил тебя нисколько, и в постели ты полный ноль. Даже моя жена и то лучше.
Звучит женский полузадушенный вопль:
– Ах ты, мерзавец!
Затем раздается легкий звон – видимо, из подставки вынимается каминная кочерга.
И голос Брагина, он все-таки слегка испуган:
– Э, э, полегче!..
И это последние его слова. Слышен удар, потом мужской вскрик, а затем еще один удар и шум падающего тела. А где-то на заднем плане звучат взрывы хохота в телевизоре и плеск текущей в ванной воды…
Ник выключил диктофон.
– Вот так, – удовлетворенно заявил бесчувственный сыщик. – Убийцей оказалась консьержка. Кто бы мог подумать – если бы о том не догадалась моя помощница?
Но Вера Петровна, казалось, не слышала Кривошеева. Губы у нее затряслись. Она прошептала: «Извините» – и вскочила с места. Подбежала к другому столику, побольше, из разных пузырьков и облаток высыпала себе в ладонь горсть разномастных таблеток, судорожно запила их водой. Леся отвела от нее взор – слишком уж рвущее душу зрелище представляла собой бедная женщина. Чтобы отвлечься, девушка стала думать о том, как сумела раскрыть преступление, – а ведь вряд ли кто-нибудь будет спорить, даже Ник, что убийства в семье Брагиных раскрыла именно она.
Первое, очень смутное подозрение на консьержку закралось в Лесину голову после того, как Леся опросила ее в минувшую среду. Тогда ей показалось, что Куприянова почему-то не рассказала операм, что продюсер в субботу входил в подъезд вместе с Лесей. Консьержка как-то поплыла в ответ на ее вопрос, составляли или нет менты фоторобот девушки, которая в ту ночь поднималась в квартиру убитого… А когда Кривошеев в своем офисе в пятницу, наутро после пожара, подтвердил, что менты Лесю пока не подозревают и не разыскивают, ее подозрения превратились в уверенность. Если консьержка не виновата, зачем ей понадобилось врать следствию, что Брагин вернулся в тот вечер домой в одиночестве? Почему она не подставила под обвинение в убийстве Лесю, которая поднялась в квартиру вместе с ним? Возможно, изначально именно так она и собиралась сделать. Вернее, у Куприяновой даже имелись на выбор два козла отпущения: Леся и наркоман Ваня…
…Вера Петровна слегка успокоилась. Во всяком случае, губы ее больше не дрожали. Она вернулась к столику, за которым сидели оба детектива, присела и спросила ровным тоном (однако чувствовалось, что внешнее спокойствие дается вдове напряжением всех душевных сил):
– Что было дальше?
Кривошеев переглянулся с Лесей, словно отдавая должное недюжинной выдержке Брагиной.
– Естественно, – сказал он, обращаясь к вдове, – убийца постаралась скрыть свое присутствие в квартире продюсера. Вытерла везде, а главное – на орудии убийства, свои отпечатки. Однако небольшая оплошность перевернула всю ситуацию и поставила ее на грань разоблачения. Когда Куприянова выходила из квартиры вашего супруга, она обронила в прихожей ключи от будки и туалета для консьержей… Она обнаружила потерю, только когда вернулась на первый этаж… Но возвращаться в квартиру уже было рискованно… В это время из ванной вышла моя помощница… Она увидела труп продюсера. После чего оделась и тоже, в свою очередь, стерла отпечатки…
Леся вспомнила, как целые сутки ее сводило с ума утверждение следователя, что на орудии убийства якобы обнаружены ее отпечатки пальцев. Она ведь точно помнила, что даже не притрагивалась к кочерге! Наконец, после того, как ее освободили (вчера вечером), она поделилась своими мыслями с Ником.
– Не обращай внимания, – отмахнулся тогда сыщик, – обычный прокурорский понт. Он тебя просто хотел взять на пушку.
– Ну и методы у нашей родной прокуратуры! – сказала ему в ответ Леся. – Ведь я в тот момент чуть было не поверила, что я и вправду убийца.
– Вот выучишься, Олеся Максимовна, – назидательно проговорил тогда Ник, – сама начнешь убийц ловить и тоже научишься подобным приемчикам.
– Никогда! – убежденно воскликнула девушка.
– Поживем – увидим, – ухмыльнулся сыщик.
– А затем, – продолжил свой рассказ Кривошеев, здесь и сейчас, в квартире Брагиной, – девушка покинула жилище вашего мужа, спустилась вниз, перемолвилась несколькими словами с консьержкой и вышла на улицу… А спустя пару минут квартиру покинул и ваш младший сын Иван… Он запер за собой – отметим, это обстоятельство важное – входную дверь на ключ… В это время Куприянова ищет свои ключи и вскоре с ужасом понимает, что обронила их на месте преступления. Ключи – это улика номер один. Если их обнаружит милиция на месте, где произошло убийство, консьержке крышка. Она хорошо это понимает и бросается назад, к квартире продюсера. Однако дверь оказывается закрытой. Ее запер за собой ваш младший сын… И теперь убийце не до жиру. Она уже не думает, на кого из двоих посетителей Ивана Арнольдовича свалить убийство. Перед ней встает задача: во что бы то ни стало оказаться в квартире вашего мужа раньше, чем туда приедет милиция (или хотя бы одновременно с нею), чтобы подобрать злосчастные ключи…