— Дело ведь не только в этом, Полина. Не торопись. Мы не договорили. Долгое время я подсознательно искал причину, почему девушка, которая была со мной в первую ночь вдруг изменилась и стала другой. Иногда горе меняет людей не в лучшую сторону. Моя мать сильно сдала после смерти двоих сыновей. Вот и Кристина очень переживала после того выкидыша, но я представить не мог, что вы с ней поменялись местами, а я за короткий промежуток времени побывал в постели с двумя сестрами. К тому же ты скрыла ребенка…
— Вы вроде жили хорошо с сестрой? Мы с Мышкой тоже. Да, это не совсем правильно, что она ничего не знала об отце и до сих пор не знает. Но я в этом не раскаиваюсь. Это только моя боль, ясно?
— Да, в тебе, определенно, есть стержень, — усмехнулся он. — Я хочу, чтобы ты и Сафина были со мной. Так будет правильно.
— Для тебя и детей? А я? Мои чувства не в счет? Или вот так по вечерам будешь уходить из дома, встречаться с другими, а мне нельзя даже будет выйти со двора без твоего разрешения?
Он улыбнулся, а мне вдруг захотелось разреветься.
— У тебя несколько странные представления о браке.
— Я в нем никогда и ни с кем не состояла. Мои первые и единственные отношения с мужчиной, с которым я бы хотела это сделать, претерпевают сложности, а все из-за твоего появления. Ты жил с Кристиной, спал с ней в одной постели, любил ее, вы мечтали об общем ребенке… Я не хочу быть ничьим продолжением. Каково мне будет осознавать, что ты будешь видеть во мне ее?
— Действительно, странные ощущения… — нежно протянул он. — Смотреть на тебя, — он коснулся пальцами моего лица, — а видеть ту трепетную, страстную глупышку, которая до сих пор смущается от одного моего взгляда. Ты ошиблась, Полина. Тебе нужно было оставаться со мной после той ночи, или вовсе не решаться на этот шаг.
— Я не могла… И не хотела этого…
— Не хотела? А все, что происходит сейчас, хочешь? Ты и в самом деле не видишь к чему это все привело? Кто от этого стал счастливее? Сафина росла без отца, вы скитались с ней по общежитиям, съемным квартирам… И твой выбор мужчины я не одобряю. Ты можешь сколько угодно убеждать меня, что это твоя судьба, но это не так.
— Я не хочу выяснять отношения. Днем я сказала Паше, что вы оба сильно давите на меня. А теперь скажу тебе: так нельзя, Роберт. Я не справляюсь с прессингом, который вы устраиваете. Мне тяжело, а внутри много сомнений. Я отвечаю не только за себя, но и за Сафину…
— Сомнения — это нормально, Полина, но к твоему счастью у меня их нет. Особенно на твой счет, — Роберт поднялся со стула, и посмотрел на меня пристальным взглядом. — Сегодня была ваша с ним последняя встреча. Когда он вернется, тебе лучше так и ему сказать, потому что я не привык довольствоваться полумерами. Если Сафина моя, а в этом у меня почти нет сомнений, судя по всем твоим терзаниям, она будет жить со мной. Обе девочки будут расти в дружбе и согласии независимо от степени их родства. И выбор только за тобой будешь ли ты сторонним наблюдателем или переедешь вместе с дочкой в мой дом.
— В качестве кого ты предлагаешь мне переехать? Лизы тебе недостаточно, чтобы ухаживать за ребенком?
— В качестве матери моих дочерей. После результатов теста, я заберу Сафину к себе, — этот тон я угадала. Он означал, что спорить дальше бесполезно.
— Ну все с меня хватит, — я взяла сумочку.
Достала телефон и вызвала такси через приложение, решив, что Пашу дожидаться не буду. Вернусь домой, наберу его и скажу, что о нашем сожительстве даже речи быть не могло после всех заявлений его дочери. Я не до такой степени дура, чтобы сталкивать лбами детей, нагнетать и без того напряженную обстановку. Достаточно того, что я сама застряла между двух мужчин, которые обжигали так больно всеми словами и поступками, что в груди все вибрировало от этой муки.
— Куда ты Полина? — остановил меня Роберт.
Я подняла глаза и посмотрела на него, с ужасом понимая, что не в силах оторваться от его лица. От Шалимова веяло такой мужской силой, что перехватило дыхание. Но это было неправильно. Так нельзя…
— Знаешь… — запнувшись, ответила я, а внутри что-то екнуло. — Всему есть предел и моему терпению тоже! Я не святая! Входить в твое положение или положение Быстрова не буду. У меня есть дочь, и кроме нее мне больше никто не нужен. Я о ней должна думать, а не о том, кому из вас будет удобнее находиться при своем трофее. Мои силы и без того на грани, а вы оба близки к тому, чтобы сломать меня. Такого я допустить не могу. Сегодня была моя последняя встреча не только с Быстровым, но и с тобой.
Я выпалила ему это все в лицо, бросила несколько купюр на стол и быстрым шагом направилась на выход. Такси еще не пришло, но я едва сдерживала слезы, и я не хотела, чтобы Шалимов их видел. Он вызывал внутри этот странный трепет, и ничего невозможно было с тем сделать.
Выбежав на улицу, я накинула на плечи пальто, и расплакалась под усилившимся дождем. Слезы текли по щекам, а в груди саднило с такой силой, словно кто-то засыпал солью кровоточащие раны. Шалимов был прав, я сильно сглупила, когда пришла к нему в ту ночь. И не было у меня внутри никакого стержня. Ничего внутри не было кроме тянущей мучительной боли, которая высасывала из меня все силы.
— Полина! Не глупи, зайди в здание, — услышала смазанный голос Шалимова, но даже не обернулась.
Посмотрела в экран телефона, но перед глазами все расплывалось от слез. Такси должно было подъехать с минуты на минуту. Не могло оно побыстрее до меня добираться, потому все разговоры на сегодня я хотела прекратить.
— Полина! Да что же ты такая упертая!
Шалимов подбежал ко мне, схватил за плечи двумя руками, дернул на себя, а меня прошила острая вспышка боли, и слезы побежали сильнее.
— Плечо…
Он тут же изменился в лице. Исчезла жесткая маска, а в глазах появилось беспокойство.
— Прости, я забыл… Больно, Полина? Прости… Сейчас…
Роберт обнял меня, прижав мою голову к груди. Я позволила ему это сделать, чувствуя, как меня покидают последние силы, а я больше не могу сопротивляться. Даже стоять на ногах тяжело.
Когда мое дыхание выровнялось, а всхлипы стали тише, он отвел меня под навес.
— Я сейчас подгоню машину, стой здесь, — негромко произнес Роберт, с беспокойством заглядывая мне в лицо. — Хорошо? — я слабо кивнула, стараясь не смотреть ему в глаза.
Шалимов оставил меня одну, а сам быстрым шагом направился на парковку.
Перед глазами все кружилось, я чувствовала себя разбитой, беспомощной. Сильно болела голова и плечо, а внутри все натягивалось, словно струна. Не знаю сколько прошло времени, прежде чем я увидела яркий свет фар, который ослепил меня. Машина остановилась рядом со мной, Роберт открыл дверцу, я сделал шаг, чтобы забраться в салон, но вдруг обмякла, проваливаясь в черную пропасть.
29
Полина
Возвращаться к действительности было очень тяжело. Голова болела, в висках пульсировало. Глаза получились открыть только с третьей попытки. Я обвела комнату внимательным взглядом и уставилась на темно-зеленые шторы, которых никогда не было в моей спальне. Они были плотно зашторены, а в комнате царил полумрак. Тускло горел ночник у прикроватной тумбы. Кое-как приподнявшись, я села, ничего не понимая.
Я точно находилась не у себя дома, вне больничных стен, и это не гостиничный номер.
— Проснулась? — услышала знакомый голос из глубины комнаты и только сейчас заметила, что в кресле сидит человек.
— Где я? — хриплым ото сна голосом спросила я у Шалимова.
Но я и так уже догадалась, что нахожусь в его доме. Он привез меня к себе? Против моей воли? Но Сафина… Господи, Алёнка теперь с ума сходит… Она же обещала позвонить в полицию, если я не вернусь! Подумав об этом, я ощутила волну физической паники. Осмотрелась по сторонам, и, заметив свою сумку, которая стояла на комоде, спустила ноги на пол, намереваясь дойти до нее, чтобы взять телефон.
— Лежать, — услышала голос Шалимова, и замерла.
На коже выступили мурашки, а в районе солнечного сплетения все сжалось в тугой узел. Роберт встал и медленно подошел к кровати. Выглядел он уставшим, в спортивных брюках и черной футболке видеть его было совсем непривычно.
— Мне нужно позвонить… — негромко произнесла я и глубоко вздохнула, чтобы снять напряжение, но напрасно. Легче не становилось. — Сафина… Алёна… Они переживают, что я не вернулась домой. Зачем ты привез меня сюда? Ты ведь знаешь, где я живу. Это все похоже… на беспредел. Тебе не кажется, что прежде нужно было спросить у меня разрешения?
Все случилось, как и предвещал Быстров. Но только даже раньше. Он просто оставил меня на двадцать минут в ресторане, а я уже находилась в доме Шалимова, за семью печатями, и точно знала, что в ближайшее время никто и никуда меня не отпустит.
— Ты находишься в моем доме. И вы с Сафиной теперь в нем останетесь жить. Я тебя предупреждал об этом, — спокойным голосом говорил Роберт. — Тебе стало нехорошо вчера. Врач сказал, что у тебя небольшой стресс, истощение. Режим, прогулки на свежем воздухе и покой быстро поставят тебя на ноги. Здесь вам будет хорошо.
— Ты привез к себе и мою дочь?
Сердце билось как сумасшедшее, стремясь вырваться из груди.
— Да. Я принял это решение за вас двоих. Эти метания и сомнения до добра не доведут.
— Сафина сейчас в твоем доме? — я никак не могла поверить, что он сделал это.
— Со вчерашнего дня вы обе находитесь здесь. Часть вещей я забрал. Алёна помогла со сборами. Ваши комнаты с Сафиной находятся рядом.
— Комнаты? — спросила я, оглушенная всеми его словами.
Все было похоже на плохой сон. Это не могло быть правдой. Но геройствовать, бросаться на Шалимова с кулаками, бить его в грудь, чтобы он услышал меня, и отвез нас с Сафиной немедленно домой не было сил. Я прикрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Голова сильно болела, слабость накатывала волнами. Сколько я спала? Как теперь выкручиваться из всей этой ситуации?