Он вывел нас на кладбище заброшенных кораблей. То есть это мы поначалу решили, что на кладбище – судя по наличию крепкого забора и хвостатой гавкающей охраны, доживающие здесь свой век ветераны речного флота ещё представляют некоторую ценность. На старых посудинах кто-то копошился; слышались удары кувалды и визг болгарки. Может, умирающие корабли и не умирают вовсе – их то ли ремонтируют, то ли разбирают на запчасти?
Ключ упорно требовал нарушить границы этих „частных владений“. Пройдясь вдоль улицы Трофимова, мы нашли проход – тропинка между домами вывела нас к ржавой железной лестнице, которая в свою очередь спускалась на потрескавшийся бетонный пирс. Свалка корабельных полутрупов осталась справа; слева, за непролазными зарослями кустов, у самого берега, громоздилось нечто полузатонувшее и даже на вид проржавевшее насквозь. Туда и тянул нас ключ, да так, что вибрация до костей пробирала мне руку.
Ясно – даёт понять, что цель уже близка. Но на эти жалкие сто метров пришлось потратить полчаса. Мычудом не переломали ноги, не искупались в ледяной грязи, не напоролись на одну из ржавых арматурин, коварно притаившихся в ямах и колдобинах. Пейзаж вокруг расстилался совершенно постапокалиптический – мне немедленно припомнилась Свалка из игры „С.Т.А.Л.К.Е.Р“. Светка держалась позади и шипела не хуже разъярённой сиамской кошки. Как будто я мог знать, что вместо сравнительно чистых в марте московских улиц нам придётся преодолевать эдакую полосу препятствий! Часовые стрелки упорно стремились к шести, небо посерело. Ещё часик-другой – и придётся выбираться отсюда в темноте. На ощупь. Та ещё перспектива… Хорошо хоть, Светка пока не сообразила!
– И зачем нам это ржавое корыто?
Я отмахнулся от очередного гневного вопроса: стоило ступить на проеденную до дыр ржой палубу, как ключ стал вести себя иначе. Резко, сразу – вибрация исчезла, бронза стремительно нагревалась. Да так, что ещё немного – и его в руках не удержать, сожжёшь ладони! Да, вот теперь пошло настоящее „горячо-холодно“…
Так и есть! Стоило миновать провал люка, полуприкрытого покорёженной крышкой измелкой сетки, как владонь мне шибануло волной холода. Стоп – и три шага назад. Снова тепло? Да!
– Сём… – Светкины пальчики вцепилась мне рукав. Они дрожали, я чувствовал это сквозь три слоя ткани. Светка уже не шипела – скорее, шептала внезапно севшим голосом:
– Нам что – лезть туда, вниз? Сём, может, не надо? Я боюсь…
– Надо, Свет. Нам туда, это точно… к сожалению. – Я вдруг, обнаружил, что и мой голос сел и звучит будто сквозь толстое ватное одеяло.
– Ничего страшного, палуба вся в дырах, света внизу должно хватать. Только спускайся осторожно, а то вон ступеньки насквозь проржавели. Давай я первый, а ты за мной, хорошо?
Она мелко закивала, но дрожать не перестала. И рукав мой не отпустила. Я деликатно высвободился и потянулся к ржавой скобе.
Мятая решётка, заменяющая люк, с пронзительным скрежетом провернулась и заклинила. Проклиная всё на свете, я дёргал и пинал это приспособление, пока оно вдруг не поддалось и, хрустнув выломанными петлями, не осталось у меня в руках. Я отшвырнул ржавую дрянь, и маслянистая, стылая вода Нагатинского затона поглотила чёртову железяку.
Я свесился вниз, подсвечивая себе смартфоном. Ничего особенного. Облезлые ступеньки из железных прутьев, поручни, один из которых выдран с мясом и торчит вбок, решётчатый, покрытый многолетней коростой грязи и ржавчины. Под ним неподвижная, угольно-чёрная вода; подтёки плесенина съеденном коррозией борту. Мрак. И – обжигающая тяжесть в левом кулаке.
– Вот она! – прошептал Сёмка. – Нашли!
Никаких дубовых досок и кованых петель. Неровный металл, лохмотьями свисает отслоившаяся краска – такая же дверь, как и те, что пришлось миновать, пока они шарили в нижней части заброшенного теплохода. Разве что не болтается на одной петле, не зияет вмятинами от кувалды, а висит себе там, где ей и положено по проекту.
Что за вздор? Эта дверь уж точно не предусмотрена никакими проектами. Знать бы, что за умник её сюда воткнул…
Чуть пониже приваренной к железу скобы, изображающей дверную ручку, чернеет замочная скважина. Просто дыра в ржавом железе – но по форме и размеру в точности совпадает с бородкой ключа.
На осторожное прикосновение это дверь отозвалась так же, как и первая – та, что вывела на пирс Нового города. Лёгкий нервный укол пронзил руку от кончиков пальцев до плеча. Сёмка этого ждал, но всё же отдёрнул руку, подчинившись непроизвольному сокращению мышц. Да, они всё же её отыскали. Дверь. Проход в неведомое. Недостающую часть таинственной „машины времени“, созданной неизвестно кем и подброшенной ему, московскому восьмикласснику, неизвестно для чего.
Хотя нет, не ему, а им. Светка, побелевшая от серьёзности, стояла за его спиной, ни на мгновение не разжимая ладошки. Мальчик чувствовал её пальцы – холодные как лёд и мелко дрожащие. Да он и сам ощущал противную слабость в коленках…
И что дальше?
– Свет… – он постарался придать голосу беззаботности и уверенности. Получилось не очень.
– Если хочешь, можешь не ходить со мной. Давай я выведу тебя наверх, а сам потом спущусь. А ты подождёшь. Я только гляну одним глазком, куда она ведёт, – и сразу назад, чесслово! В прошлый раз здесь, в двадцать первом веке, прошло меньше минуты, в классе даже урок начаться не успел! А если вдруг задержусь – иди по нашим следам назад. Выберешься на улицу Трофимова, метро там рядом. Найдёшь сама?
– Ну уж нет! – взвилась Светка. – Хочешь, чтобы я одна по этим ямам ноги ломала? Тоже мне, умник нашёлся! Завёл в грязную дыру, а теперь решил бросить? Вот они, мужчины!
Сёмка и не надеялся, что его спутница согласится. Так и есть – вон как разозлилась: бледность пропала, щёки пылают праведным гневом! А глаза-то, глаза… Сёмка про себя порадовался, что не придётся бросаться в этот омут одному.
– Ну, не хочешь – как хочешь! – буркнул он, изо всех сил стараясь не показывать этой радости. – Только одета ты не очень… опять.
Девочка критически оглядела себя. Короткая куртка, спортивные брюки, кроссовки. Маленькая вязаная шапочка. Да, не похоже на платье чинной, благопристойной воспитанницы порт-артурской гимназии.
– Я же не знала, что придётся отправляться туда прямо сегодня! А юбка Галкина дома осталась – мне что в ней, по улице ходить? Нашёл дурочку…
Сёмка пожал плечами:
– А что? Юбка как юбка, только длинная. Некоторые и не так ходят!
– Да пусть в чём хотят ходят! – возмущённо фыркнула Светлана. – А я в ней похожа на чучело!
„Вот они, женщины! – обречённо подумал мальчик. – Им в прошлое идти, а она думает о том, как будет выглядеть!“
Но вслух, разумеется, не сказал.
– Ты ведь сам говорил, что мы, скорее всего, окажемся не на улице, а на корабле, так? А в штанах будет куда удобнее – вон лесенки какие крутые – что мне по ним, в юбке карабкаться?
„Не лесенки, а трапы!“ – хотел было поправить Сёмка, но не стал. Пусть будут „лесенки“.
Лишь только он понял, что ключ тянет к брошенному судну, в воображении немедленно возникла картина: дверь открывается, и они попадают прямиком на борт одного из кораблей Первой Тихоокеанской эскадры. Светка, выслушав, согласилась, что так было бы лучше – не придётся искать шлюпку или катер, а потом ещё и уговаривать кого-то довезти их до броненосца. Правда, есть пропуск, собственноручно выписанный самим Макаровым, но мало ли что? Лучше сразу оказаться на месте.
Однако на какой из кораблей выведет Дверь – на флагманский „Петропавловск“ или на другой? Например, на „Ретвизан“, возле которого они в прошлый раз встретили адмирала. Перебраться с одного корабля на другой – это задачка похитрее, чем добраться до него же, но с пристани. Остаётся полагаться на удачу – и на загадочную логику владельцев „машины времени“.
– Сейчас, погоди… – Сёмка стряхнул с плеча рюкзак. Под клапаном обнаружилась тёмно-синяя рубаха с квадратным голубым воротником – флотская фланелька, за которой пришлось потолкаться по лавкам реконструкторов и униформистов на вернисаже у метро „Партизанская“. Ветровка с джемпером отправились в рюкзак; наряд дополнила бескозырка с золотыми буквами „Петропавловскъ“ – сувенир от адмирала Макарова и старого знакомца Ивана Задрыги.
Светка критически оглядела спутника.
– Хорошо, нечего сказать. А не думал, что будет, если тебя примут за матроса? „Бегом, ко мне“! – выкрикнула девочка, подражая офицеру, которого ребята встретили на пирсе артурской гавани.
Сёмка с сомнением повертел бескозырку в руках.
– Ну… не знаю. Скажу правду – что адмирал подарил!
– Ага, а пока объяснишь, он тебя – в зубы. За недостаточно бравый вид!
– Не выдумывай! – заявил Сёмка без особой уверенности.
Подумав, он закинул на плечо туго набитый рюкзак, а бескозырку на всякий случай надевать не стал. Бережёного бог бережёт – так, кажется, говорили предки? А вдруг встреченное начальство окажется в дурном настроении? Ходи потом как дурак с имплантами…
Что ж… дальше медлить повода нет. Осталось два варианта: с криком бежать прочь… или вперёд – и будь что будет. Что сделано, то сделано, гадать поздно. Ватная слабость в коленях отпустила, пальцы, сжимающие ключ, больше не дрожат. Светка вся подобралась, в глазах эдакий азартный блеск…
Шаг вперёд. Поворот ключа, скрип. Пошёл. Пошёл. Пошёл.
…В лицо, как и в прошлый раз, ударила волна просоленного морского воздуха, только на этот раз в нём было побольше угольной гари. Земля под ногами качнулась, я по инерции сделал шаг вперёд и чуть не упал.
…Земля? Или доски артурской пристани, из щелей которой выбиваются пучки чахлой травы?
Нет. Изжелта-белое, гладко выскобленное дерево – тиковые доски настила палубы. Двойные нити лееров, над ними высоченные, изогнутые на манер фонарных столбов шлюпбалки. А дальше, сколько хватает глаз, – морская гладь, испятнанная кое-где дымами. Напротив – на траверзе, как говорят моряки, – рассекает волны кораблик, очень похожий на академические гребные лодки. Стремительный, узкий, как нож, корпус, такой низкий, что скошенную к носу палубу заливает ходовая волна. Вместо мерно сгибающихся гребцов – четыре кургузые трубы. И маленький – побольше, конечно гребной четвёрки, но не крупнее речных трамвайчиков, что бегают летом по Москве-реке. А из всех четырёх труб валит густой дым.