— Аня, — меня осторожно трогают за плечо, я открываю глаза. Десять минут назад меня сморил поверхностный сон. Всматриваюсь в спокойное лицо Бориса Романовича, ищу в нем ответ на свои страхи.
— Как вы?
— Где мой сын? Что с ним? — мне кажется я эти вопросы выкрикиваю во весь голос, на самом деле едва хриплю. Приподнимаюсь, удается приняться вертикальное положение.
— Он сейчас в реанимации под наблюдением.
— Он будет жить?
— Врачи делают все возможное, будем верить в лучшее.
— То есть… — я не договариваю, прикрываю глаза. Мой мальчик, моя беззащитная крошка сейчас борется за право жить. Почему именно с ним? Почему мы проходим такие сложные испытания? Говорят, что все что нам посылается, посылается по нашим силам. Я не уверена, что мне хватит стойкости и силы духа все это пережить.
— Не думайте о плохом. Он боец. Обязательно победит.
— Я могу его увидеть? Хотя бы одним глазком? — оказывается это самое сильное желание, которое я могу только сейчас и загадать. Увидеть сына, узнать, какого цвета у него волосики, какого размера у него пальчики.
— Сегодня точно нет, тебя переведут в палату, твое состояние удовлетворительное. Завтра посмотрим, — сжимает мою ладошку, ободряюще улыбается.
Его улыбка вселяет в меня надежду. И с этой надеждой я живу. В обед переводят в палату на три места. Девочки, которые там были приветливо мне улыбнулись. Моя кровать оказывается возле окна. Устроившись на новом месте, я вспоминаю о Никите. Он, наверное, от переживаний поседел. Достаю свой выключенный телефон.
— Алло, — голос серьезный, немного уставший.
— Привет, — шепотом произношу, прикрывая глаза. — Как вы там?
— Мы нормально. Ты как?
— Перевели в палату. Была в реанимации, — замолкаю, шмыгаю носом. Я только сейчас понимаю, что не могу ему сообщить какой вес и рост у сына.
— Ань, не плач. Ваня сказал, что прогнозы хорошие. Маленький, всего 2500 и 45 сантиметров, но боец. Весь в маму.
— Правда? — впервые улыбаюсь, мне вот не хватает уверенности, как у Никиты. — Борис Романович тоже назвал его бойцом.
— Аня, он обязательно будет победителем. Как и ты, моя радость. Ты тоже борец по натуре.
— Я так боюсь… Мне страшно.
— Не нагнетай. Через время ты уже со смехом будешь помнить свои страхи. Отдыхай. Сейчас дома бардак. Мама решила перед вашим возвращением провести генеральную уборку в нашей квартире. Благо остановил ее от покупок вещей, сказал, что ты сама хочешь все подобрать и купить. Обиделась, но решила вот навести порядок.
— Полина Сергеевна не исправима. Да, я не хочу ничего. Мы вернемся домой, тогда все что нужно купим. Пока нам хватает казенных вещей. Паша как отреагировал?
— Сказал, что всегда мечтал быть страшим братом, — смеется, от его смеха у меня возникают привычные мурашки. — Я пообещал ему еще парочку братьев и сестер.
— Никита! — возмущаюсь, но улыбаюсь. — Я еще от этих родов не отошла.
— Я буду терпеливо ждать. Все, хватит напрягаться. Целую. Люблю.
— И я тебя люблю… — не уверена, что услышал, потому что сразу же несутся гудки. После разговора с Никитой на душе становится тепло и легче. Если Ваня говорит, что повода беспокоиться нет, значит так и есть. Не будет друг мужа врать ему, а Никита не будет врать мне. На этой позитивной ноте я все же засыпаю с улыбкой.
— Осторожно, не спеши, — Борис Романович держит меня за руку, терпеливо ждет, пока я по стеночке доползу до отделения недоношенных детей. Перед окончанием своей смены, увидев в моих глазах огонь надежды увидеть ребенка, сдался, не смотря на мое нехорошее самочувствие. Я бы с радостью побежала по коридору, но мои желания и действительно не совпадают. Шов болит, немного шатает, но я упорно шаг за шагом идут в отделение. Мне нужно его увидеть. О большем пока не мечтаю.
Прозрачное стекло, разделяющее словно два мира. За ним недоношенные детки лежат в специальных люльках, которые обеспечивают их всем необходимым для жизни. Я в панике смотрю на всех пятерых, пытаюсь угадать, где мой. Материнское сердце сжимается, ноет, но молчит.
— Вон, — Борис Романович указывает мне на крайнюю люльку слева. Теперь я не смотрю по сторонам. Я смотрю на своего малыша. Такой маленький, беззащитный, лежит один. У него темные волосики, тоненькие ручки и ножки. Смешно растопыренные пальчики на ручках. Головка, правда, повернута в другую сторону. Улыбаюсь и плачу. Размазываю слезы по щеке, но ни на секунду не отвожу глаза.
— Он дышит через трубку? — рассматриваю все проводки, трубочки, которые тянутся от этого крохотного тельца.
— Пока да. Не переживай, это нормальная практика для недоношенных деток, у которых легкие до конца не раскрылись.
— А что с сердцем? Диагноз подтвердился?
— К сожалению, да, — я испуганно смотрю на врача, он улыбается. — Но все не так ужасно. Коллеги-кардиологи сказали, что в срочной операции нет необходимости. На учет, конечно, встать придется, оперировать нужно будет, но через года три. Завтра к тебе кардиолог зайдет и все расскажет. Все в остальном с малышом хорошо.
— Спасибо, Борис Романович. Если бы не вы, моего мальчика не было сейчас с нами.
— Чепуха. Попрошу медсестру помочь тебе вернуться в палату, — меня оставляют возле стекла.
Я вновь смотрю на сына. Немного тревожно, страшно, но не настолько, чтобы впадать в панику. Страшно больше от неизвестности, от предстоящих трудностей, но они преодолимы. Теперь я мама… И у меня есть самый главный мужчина моего сердца.
35 глава Никита
Никита
— Знаешь, меня чего-то распирает от радости, — глупо ухмыляюсь, щурюсь и выпиваю стопку водки.
— Да ты сияешь, словно пацан действительно твой, — Сашка усмехается, я смотрю на него с опасным прищуром. Друг видимо понял, что ляпнул не то, примирительно поднимает перед собой руки.
— Так-то лучше. Мой сын. И точка. Понял? — все же я пьян, потому что стучу кулаком по столу, друзья хмыкают.
— Ник, ты главное морально настройся, что будет не все просто, — Ваня крутит рюмку в руке. — Футбол с пацаном не погоняешь.
— Зато на рыбалке посидим. Да кучу вещей можно с ним сделать, сильно не напрягая. Я уже почитал умные статьи, жить можно и нужно.
— Мне нравится твой оптимизм. Я бы так не смог. Выпьем за твою несокрушимую веру в лучшее, — чокаемся, закусываем. Я отворачиваю лицо, чтобы друзья не увидели, как тень набегает на лицо.
Пьян или нет, но внутренние сомнения все еще во мне. Да, я рад, что Аня родила, что с ней ничего не произошло. По поводу ребенка, который все еще лежит в реанимации и подключен к аппарату искусственного дыхания двоякое чувство. Я еще сам до конца не разобрался, что к нему чувствую, но буду стараться. Ради Ани, ради нашего будущего я буду держать за руку этого малыша.
— Ник, — Сашка трогает меня плечо. — Отвисни. Ольга хочет завтра привести вещи, у нас много нового осталось после Кирилла. Все думали, что третьего будем делать, но чего-то перегорели.
— Так еще не поздно.
— Нет. Я тут на досуге посчитал сколько всего нужно для детей, сколько предстоит выложить на образование, понял, что потяну только двоих.
— Бог дал, Бог поможет, — иронично замечает Ваня. — Но я с тобой согласен. Нынче жизнь дорогая. В школу ведешь, готовь деньги на репетиторов, на факультативы. Отдых на море уже влетает в копеечку. С женой просто так не сорвешься куда-то, нужно уговорить тещу посидеть с детьми пару часиков. И секс…чаще всего ночью, чаще всего два раза в неделю. Если у меня смены еще не выпадают на те два раза.
Смотрю на друзей. Я пока таких трудностей не испытываю. Пашка уже взрослый, может себя сам занять. Иногда остается у Марины, иногда у моей матери. Разговор не стал для меня неожиданностью. Сам уже задумываюсь о том, что в квартире слишком тесно будет, если Аня родит нашего общего ребенка. И вот рожденному малышу будет лучше ближе к природе, подальше от города, шума. Я вчера открыл сайт недвижимости. Полистал предложения, понял, что выставленные варианты меня не устраивают. Нужно покупать землю и строить дом. Именно такой, какой тебе нужен. Еще работа. Мне вновь поступило предложение занять руководящую должность. Год назад я бы и не стал ее рассматривать, сейчас попросил время подумать.
Друзья расходятся по домам ближе к полуночи. Пашка сегодня остался у Марины. Кажется, у бывшей тоже все налаживается. Марина дистанционно нашла себе работу, вспоминала о своем экономическом образовании. Получает зарплату по ее меркам мало, но для начала не плохо. Она почувствовала, что может быть самостоятельной, не зависеть от кого-то. Внезапно на горизонте появился Артур. Щелкнул пальцами, ожидая, что Марина кинется к нему на шею, но его ждало разочарование. Теперь таскается к ней домой с букетами цветов, приглашает на свидания. Хочет, чтобы она вернулась к нему. И она вернется. Я в этом уверен на все сто процентов. Подкинул Марине идею в этот раз потребовать что-то для себя: ежемесячное содержание, квартиру, какие-нибудь акции, которые будут приносить деньги. Бывшая жена согласилась, что мои идеи очень разумные. Не хочет она вновь остаться ни с чем.
Утром меня будит звонок на телефон. Ищу его на тумбочке с закрытыми глазами.
— Алло.
— Ник… — Ваня себя обрывает, молчит, а я резко открываю глаза. Смотрю на потолок, вслушиваюсь в его молчание и чувствую, как в груди начинает покалывать.
— Не томи, — хриплю, уже предчувствуя плохие новости.
— Я сожалею… — он не договаривает, а я понимаю, какие слова он опустил. Судорожно делаю вздох, чувствую, как из глаз скатываются неожиданные слезы. Моргаю, вытираю ладонью глаза.
— Когда?
— Сегодня утром.
— Ане сказали?
— Да.
— И как она?
— Никак. Сегодня ее выпишут.
— На третий день? Серьезно?
— Если узи покажет, что все у нее хорошо, то — да, выпишут. Роддом сейчас переполнен. Я соболезную.
— Спасибо, что сказал, — выдыхаю, отключаюсь, закрыв глаза.