.
В начале осени 1665 г. корпус И. А. Хованского, перейдя Двину под Динабургом, предпринял нападение на Жемайтию[448]. Когда навстречу ему двинулась литовская армия во главе с М. Пацем, Хованский отступил за Двину[449]. Войска М. Паца подошли к Динабургу и осадили город. Возникла опасность, что город будет утрачен еще до начала мирных переговоров. Чтобы этого не допустить, А. Л. Ордин-Нащокин использовал то обстоятельство, что при назначении псковским воеводой он сохранил за собою звание «великого и полномочного посла», имевшего право вести переговоры с иностранными правительствами. В сентябре он обратился с письмом к гетману Пацу о своем намерении посетить Динабург, чтобы оттуда вести переговоры с комиссарами об организации мирных переговоров[450]. Хотя А. Л. Ордину-Нащокину было известно из лагеря Паца, что здесь после отступления Хованского «всем войском гетману говорили, чтоб воина прекратилась и в русские места большими людьми не шли»[451], гетман резко отказал, ссылаясь на то, что никаких подданных царя в Динабург не пропустит. А. Л. Ордин-Нащокин отправил 3 октября М. Пацу еще одно письмо, обвиняя его в нежелании содействовать успеху мирных переговоров и заявив, что он намерен ехать в Динабург, чтобы встретиться с гетманом и оттуда сноситься с комиссарами[452]. Одновременно он уведомил о происходящем царя[453]. Именно поэтому соглашение, заключенное в Москве, предусматривало для А. Л. Ордина-Нащокина свободный проезд «изо Пскова на Диноборок и от Диноборка до места уговореного»[454]. Шаг этот, однако, к желанным результатам не привел. Уже на обратном пути из Можайска, узнав об осаде города, И. Комар написал в Москву, что поскольку Динабург осажден, то пусть бы «его милость господин Нащокин не имел себе за безчестье, что его к крепости такой не пустят», и настаивал, чтобы посол «людей и запасов с собою не возил»[455]. В новом письме, присланном из Смоленска, он разъяснял, что заключенное соглашение гарантирует послу свободный проезд «мимо крепости»[456].
Грамотой от 15 октября Алексей Михайлович одобрил инициативу А. Л. Ордина-Нащокина, предложил ему сдать дела во Пскове И. А. Хованскому и ехать к Динабургу. Понимая, по-видимому, искусственность предлога для поездки, царь дал ему полномочия вести переговоры с М. Пацем «о задержании войск»[457]. 24 октября, извещая А. Л. Ордина-Нащокина о его назначении главой русской делегации на мирных переговорах, царь подтвердил приказ ехать первоначально к Динабургу и послал ему проезжие грамоты, полученные от И. Комара[458]. Тем временем А. Л. Ордин-Нащокин с беспокойством размышлял о причинах проявленного М. Пацем упорства. Он пришел к выводу, что к таким действиям литовских военачальников побуждают шведы, «чтоб взять, а за литовским взятьем им, шведам, овладеть и для того гетманов литовских и полковников перекупают тайными подарками»[459]. Для подозрений А. Л. Ордина-Нащокина были определенные основания. Польская Ливония действительно привлекала к себе внимание шведских политиков. Так, в проекте договора о польско-шведском союзе предусматривалось, что в обмен на помощь против России Речь Посполитая уступит Швеции эту территорию[460].
Последние месяцы 1665 г. заняла оживленная переписка между А. Л. Ординым-Нащокиным и М. Пацем. Окольничий настаивал на своей поездке к месту мирных переговоров через Динабург, а гетман упорно отказывался его пропустить, прибегнув в конце концов к угрозам. «Что мимо дозволенья едучому прилучилося, сам бы себе виноват был», – читается в его письме от 10 ноября н. ст.[461] Невзирая на это, А. Л. Ордин-Нащокин в ноябре отправился в путь в сопровождении отряда из 400 стрельцов[462]. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но на дороге он получил 1 декабря указ царя, который вызывал его в Москву, и вернулся во Псков[463]. Хотя во время боев за Динабург попал в плен сам воевода Иван Афанасьевич Неклюдов[464], литовским войскам взять Динабург так и не удалось.
Вызов А. Л. Ордина-Нащокина в Москву был связан с подготовкой к мирным переговорам. Хотя в грамоте от 24 октября царь сообщал, что наказ привезет дьяк Г. Богданов[465], но по каким-то причинам этого не произошло. По-видимому, было принято решение, что А. Л. Ордин-Нащокин должен участвовать в подготовке этого документа.
Участие А. Л. Ордина-Нащокина в обсуждении условий мира началось, впрочем, еще до его приезда в Москву. Так, ознакомившись по переписке с результатами переговоров с И. Комаром, он направил царю записку со своими размышлениями на этот счет[466]. Он не мог не заметить изменение позиции польско-литовской стороны, которая предлагает теперь вести переговоры о перемирии, «а до сего времени и слышать перемирья не хотели». Он правильно увидел в этом желание политической элиты Речи Посполитой получить передышку, чтобы в дальнейшем предпринять попытку вернуть себе утраченные земли. Для этого, по мнению политика, будут стараться прекратить гражданскую войну и установить порядок, найти нового правителя – «богатого себе государя короля с великою помочью казны» и союзников для будущей войны с Россией. Ради сохранения за собой такой возможности они отказываются от тех выгод, которые им могут принести русские условия «вечного» мира. «В перемирье, – писал он, – союзу не будет», и следовательно, придется «за прежнее хану платить, а вновь перекупать». Кроме того, – отмечал он, – «в перемирье великой денежной дачи за уступку не будет же».
Какого-либо решения А. Л. Ордин-Нащокин не предлагал. Он лишь обращал внимание на то, что необходимо найти авторитетные решения с участием всех «думных людей».
Здесь обозначилось существенное различие между взглядами А. Л. Ордина-Нащокина того времени и его будущих партнеров по переговорам. Союз с Речью Посполитой и уступки по спорным вопросам были для него возможны лишь при заключении «вечного мира» между государствами.
Обсуждение, начатое, вероятно, этой запиской, продолжалось и позднее, в том числе и во время пребывания главы русской делегации в Москве 24 декабря 1665 – 5 февраля 1666 г.[467]
Итогом имевших место обсуждений стала подготовка инструкции для русских представителей. Подробный анализ этого документа дан в книге 3. Вуйцика[468]. Некоторые дополнительные замечания позволяет сделать обращение к черновику этого документа[469].
Как правильно отметил З. Вуйцик, инструкция содержала указания, касавшиеся лишь начального этапа переговоров. В соответствии с новой ситуацией послы должны были вести переговоры о заключении длительного перемирия между государствами. Желательно было бы добиться такого перемирия, по которому удалось бы удержать все земли, находившиеся к тому времени под русской властью. Однако составители инструкции считались с тем, что комиссары на столь значительные уступки не пойдут. В этом случае следовало не разрывать переговоров, а просить у царя новых указаний. Таким образом, вопрос о том, на сколь значительные уступки готова будет пойти русская сторона при заключении мира, оставался открытым. Как правильно отметил З. Вуйцик, это было связано с тем, что несмотря на то, что поздней осенью 1665 г. между участниками гражданской войны было заключено временное соглашение, как увидим далее, у царя и его советников были серьезные основания ожидать, что в 1666 г. гражданская война может возобновиться. В этих условиях не следовало торопиться с предложением уступок.
Обращение к черновику документа показывает, что в нем первоначально стояла дата 4 декабря, исправленная затем на 12 февраля[470]. Таким образом, первоначальный вариант наказа был составлен еще до приезда А. Л. Ордина-Нащокина в Москву, а окончательный – когда он уже находился на пути к месту будущих переговоров. В заключительной части наказа были помещены статьи о том, что границы подчиненного России Войска Запорожского должны распространяться до Южного Буга, а Брестская уния должна быть ликвидирована[471]. Затем статьи были зачеркнуты и в окончательный текст наказа не вошли. Обративший внимание на эти особенности документа И. В. Галактионов высказал мнение, что эти статьи были внесены в наказ сторонниками «твердой» политики по отношению к Речи Посполитой и удалены из него по настоянию А. Л. Ордина-Нащокина[472]. Это предположение можно подкрепить ссылкой на отписку А. Л. Ордина-Нащокина, посланную в Приказ тайных дел в мае 1666 г. В ней он жаловался на «злые разговоры» от «думных людей», «от злых разговоров много пострадал» Ф. М. Ртищев, защищавший автора отписки. Поэтому, – пояснял он далее, – Ртищев «до совершения миру в посольстве списываться со мною… пострашился»[473]