[550]. В завязавшейся переписке не обошлось без разного рода недоумений и разногласий[551], но мир между киевскими воеводами и гарнизоном Белой Церкви был установлен. Однако между правобережным и левобережным гетманством мир установлен не был. Извещая царя о получении его грамоты, П. В. Шереметев сообщал, что «изменник гетман Дорошенко под Киев и под иные заднепрские городы посылает войною татар и поляков, и изменников черкас почасту». Одновременно он писал, что без царского «указа» не может обращаться к Дорошенко[552]. После знакомства царя с отпиской была наложена резолюция: великие послы должны комиссарам «в неодержании договоров… выговаривать»[553]. Отписка Шереметева была получена в Москве 29 июня, а 6 июля киевскому воеводе был отправлен ответ. «Указа» вести переговоры с Дорошенко П. В. Шереметев не получил. Ему предписывалось, если нападения будут продолжаться, «против тех неприятельских людей стоять и отпор им давать и промысл над ними чинить»[554]. В Москве не желали признать Дорошенко самостоятельным участником переговоров и требования об установлении мира адресовали властям Речи Посполитой, у которых правобережный гетман находился в подчинении, но здесь отдавали себе отчет в том, что никакой реальной властью над правобережным гетманством Речь Посполитая не обладает. Было хорошо известно, что никаких польских войск на Правобережье нет, за исключением гарнизонов в нескольких городах. Кроме того, в Москве уже в первой половине 1666 г. располагали рядом свидетельств о раде, собравшейся 20 февраля в Лисянке, где говорилось, что следует «от короля польского отложится и поддатца хану крымскому», а поляков «из черкасских городов выслать в Польшу»[555]. Позднее в Москве получили подтверждение правильности этих сообщений. И. Свиязев, о поездке которого к гетману говорилось выше, сообщал, что комиссары предлагали Дорошенко прекратить военные действия, но он заявил: «мне, де, гетманство дано не от королевского величества и не от гетманов, а дано, де, ему гетманство от хана крымского»[556]. Получив такие сведения от Свиязева, А. Л. Ордин-Нащокин сообщил комиссарам, что Дорошенко «королевских универсалов ослушен», и комиссары обещали сообщить об этом королю и Речи Посполитой[557]. Во время последующих переговоров вопрос о «задорах» со стороны Дорошенко возникал неоднократно, но это не привело к серьезным осложнениям. В Москве понимали, что реальными средствами воздействия на Дорошенко Речь Посполитая не располагает и военные действия будут продолжаться. Так и произошло.
На границе между гетманствами постоянно происходили столкновения с участием пришедших на помощь к Дорошенко татар. Брюховецкий сообщал в Москву, что постоянно должен держать на границе крупные силы: в Кременчуге стоят «заставой» Гадячский и Миргородский полки, в Каневе – Переяславский, Лубенский, Прилуцкий и Каневский[558].
Параллельно с хлопотами по прекращению состояния войны между государствами делегации обеих сторон в Андрусове начали переговоры об условиях мирного соглашения. На первом этапе переговоров обсуждался вопрос об условиях «вечного» мира между Россией и Речью Посполитой. Уже предшествующие переговоры показали, что заключение такого соглашения вряд ли возможно, поэтому оба правительства ориентировали своих представителей на поиски соглашения о длительном перемирии. Обсуждение вопроса о «вечном» мире было своего рода необходимой вступительной частью для таких переговоров. Так, как представляется, относилась к этому польско-литовская делегация. Для нее такая процедура была даже выгодна, так как позволяла выиграть время. Более сложным было положение на русской стороне. И здесь царь и его советники ориентировали своих представителей на заключение соглашения о долгосрочном перемирии. Однако у главы русской делегации были свои, иные представления о положении дел и о целях, которых следовало добиваться на переговорах. В его внешнеполитической концепции, как уже неоднократно отмечалось, для решения внешнеполитических задач, стоявших перед Россией, был необходим союз между Россией и Польско-Литовским государством. Важнейшей гарантией прочности такого союза он считал заключение между этими державами «вечного мира». Поступавшие к нему сообщения о положении в Речи Посполитой убеждали его в том, что этого удастся добиться. Сообщения о том, что происходило в стране, когда начинался «рокош», поступали от поддерживавших контакты с русскими властями литовских шляхтичей. Хотя в происходящем конфликте Литва официально стояла на стороне Яна Казимира и оказывала ему военную помощь, люди, сообщавшие русским воеводам о «рокоше», были приверженцами Любомирского. О том, какого рода сведения о «рокоше» поступали к Ордину-Нащокину, позволяет судить сохранившийся в посольских делах текст письма полоцкого подвоеводы Юстиниана Щита от 8 июня н. ст. Он сообщал, что «Малая Польша, Подляшье, и Литвы часть, се есть воеводство Полоцкое, воеводство Минское, Орша, Ошмяня те все присягли Любомирского не отступать». Если Ян Казимир станет навязывать кандидатуру Конде, то, по их мнению, «лутчи обрать сына царя его милости государя московского». Он утверждал, что, в отличие от гетманов и канцлеров, многие литовские магнаты поддерживают Любомирского (в их числе – Сапеги и Радзивиллы) и хотели бы видеть на троне царевича. Любомирского поддерживает император и готов прислать 40 полков, «чтоб Кондауша на королевство не допущал, а сына царя ево милости посадил». Положение короля столь непрочно, что он отступает в Литву, в лагерь под Брестом, где собирается литовское войско, но литовцы «битца не станут, а как скоро сойдутца, тотчас передадутца к Любомирскому»[559].
В этих сообщениях было много неточного и неверного. Слухи, циркулировавшие в среде сторонников Любомирского, в которых заметно преувеличивались его сила и влияние, смешивались здесь со своеобразными представлениями литовской шляхты, как можно было бы добиться и выхода из кризиса, и возвращения утраченных земель. Неудивительно, однако, что, располагая такими сведениями, А. Л. Ордин-Нащокин мог серьезно рассчитывать заставить польско-литовскую сторону заключить «вечный мир» на приемлемых для русской стороны условиях.
Важно было убедить царя и его советников в необходимости таких действий. Этому была посвящена специальная записка, отправленная им царю. «Великий» посол доказывал, что есть возможность заключить с Речью Посполитой «вечный» мир «в упадках нынешних». Территориальные уступки, заключение союза, обещание денежных субсидий – все это приведет к тому, что «в нынешнем безвремении» «комиссары от всее Речи Посполитой к совершению вечного миру охотны будут и совершат». Но следует действовать быстро – «не спуская нынешнего упадочного времяни к совершенному миру искать»[560]. Он обращался к этому вопросу и в других письмах. Так, в одном из них читаем, что «за Украину, государь, корунные не отступны были от вечного миру»[561]. Эти усилия, однако, не принесли результатов. 16 июня Боярская дума приняла решение, чтобы послы действовали в соответствии с посланными им инструкциями – «указными статьями». Некоторые особенности принятого на заседании документа очень ясно показывают, как расходились подходы к заключению мирного соглашения членов Боярской думы и А. Л. Ордина-Нащокина. «Великий» посол запрашивал у думы указаний, что записать в будущем соглашении о перемирии относительно будущих переговоров о «вечном» мире, где, когда и при участии каких посредников вести эти переговоры. А. Л. Ордин-Нащокин явно рассматривал такие переговоры как близкую и реальную перспективу. Из Москвы ему отвечали, что о таких переговорах надо записать в соглашении «статью особую короткая», о посредниках записать, если комиссары станут это предлагать, пригласить «ково излюбят великие государи с обе стороны», о месте и времени переговоров пусть подумают сами послы[562]. Явно, что для царя и его советников это была достаточно отдаленная перспектива, для них было важно, прежде всего, заключить перемирие.
Как и следовало ожидать, переговоры о заключении «вечного» мира закончились безрезультатно[563], и стороны перешли к обсуждению условий соглашения о перемирии. Некоторые условия соглашения на протяжении переговоров, протекавших в июне – июле 1666 г., обрисовались. Русская сторона согласилась уступить Полоцкое и Витебское воеводства, а комиссары соглашались на уступку России тех земель (Смоленщины и Северской земли), которые были утрачены Русским государством в годы Смуты. Одновременно обозначились спорные вопросы, по которым не удавалось добиться соглашения[564].
Одним из них стал вопрос о «Малых Лифлянтах», небольшой, но стратегически важной территории, позволявшей контролировать торговый путь, ведущий по Западной Двине в Ригу. По-видимому, под воздействием советов А. Л. Ордина-Нащокина Алексей Михайлович придавал обладанию этой территорией важное значение. В «статьях», присланных от него «великим» послам, предписывалось, если комиссары станут добиваться возвращения этих земель, «отговаривать у них того накрепко всякими мерами» и предлагать как возможную компенсацию – 10 тыс. руб.[565] Но на первый план в переговорах выдвинулся вопрос об Украине. А. Л. Ордин-Нащокин еще до начала переговоров предполагал, что судьба Украины станет главным предметом обсуждения на переговорах. Так и произошло. Именно по вопросу об Украине комиссары упорно отказывались идти на уступки. «Тягостно комисаром, – писал А. Л. Ордин-Нащокин царю, – без уступки в Украине в лета в перемирье вступить»