[585]. Знакомство с русскими документами показывает, что речь должна идти о субъективных оценках комиссаров, а не о реальном положении дел.
Стоит отметить обращенное к послам изложенное в категорической форме требование, чтобы Киев обязательно остался в составе Русского государства. Разумеется, благочестивый царь не хотел отдавать в руки «иноверных» святыни, находившиеся в Киеве и его округе, о чем в статьях было определенно сказано. Были, разумеется, и другие важные причины добиваться того, чтобы город, считавшийся историческим центром всей Руси, остался под русской властью. Настойчивость, проявленная в этом вопросе составителями инструкций, означала, что в будущих переговорах вопрос о судьбе Киева должен выйти на первый план.
К концу августа положение сторон на новом этапе переговоров определилось. Стало окончательно ясно, что «рокош» в Речи Посполитой закончился. 31 августа А. Л. Ордин-Нащокин получил из Риги печатные куранты с подробным изложением условий соглашения, завершившего гражданскую войну[586]. В тот же день на встрече с «великими» послами комиссары заявили, «что, де, в государстве их было меж людми неуспокоенье и развратье, и то, де, у них все усмирилось»[587]. Это означало явное улучшение позиций Речи Посполитой на переговорах. В этом же направлении влияли на позицию сторон события, происходившие в конце лета на Левобережье. Правда, комиссары сообщали, что когда восставший Переяславский полк, к которому присоединились полки Лубенский и Прилуцкий, обратился за помощью, то в помощи было отказано, а находившимся на Украине татарам дали 20 тыс. талеров, чтобы они ушли в Крым. Одновременно они заверяли, что и хан, и Дорошенко будут соблюдать соглашение о прекращении огня[588], но обнаружившаяся непрочность русских позиций на Левобережье, несомненно, ослабляла позицию русской делегации на переговорах и давала комиссарам определенные средства давления на партнера. Неслучайно миролюбивые заверения комиссаров стали перемежаться угрозами. Так, на уже упоминавшейся встрече 31 августа, например, они заявили, что «казаки заднепрские к отчизне своеи возвращаюца и отыскивать им своего есть кем»[589], а сообщая, что хан не будет нарушать мир, добавили, что в случае войны хан обещал поддержать Речь Посполитую всеми своими войсками[590]. Неудивительно, что в новых условиях комиссары категорически отказались идти на уступки по вопросу об Украине.
Давая общую характеристику положения в поданной царю записке, А. Л. Ордин-Нащокин отмечал, что добиться соглашения на предложенных русской стороной условиях невозможно – если даже его и заключить, оно не будет утверждено сеймом. Комиссары доложат результаты переговоров сейму, и тогда дело может дойти до войны. Речь Посполитая не может «войск держать без дела, и так, де, государство много лет от войск разоряетца». Он предлагал заключить договор, «хотя на одной Северской земле в нынешнем польском разрушении», так как потом положение может измениться к невыгоде для России. Ливонская война начиналась удачно, а потом пришлось вести мирные переговоры под Псковом. Указывал «великий посол» и на опасность союза между Речью Посполитой и Крымом[591].
Текст записки показывает, что предпринятые комиссарами шаги оказали нужное воздействие на руководителя русской делегации. Насколько реальны были его опасения, что Речь Посполитая может разорвать переговоры и возобновить войну? Такие опасения испытывал не только Ордин-Нащокин, но и страдавшая от войны литовская шляхта. Уже упоминавшийся неоднократно Ю. Щит в письме от 7 августа н. ст. писал, что король «с царем его милостью воевать хочет… такова наша пагуба от того короля». Получив такие известия, – писал Щит, – «все воеводства и поветы писали до их милости панов комиссаров своих, чтоб с покоем к нам возвратились», но не получили ответа[592]. Подобные сообщения, конечно, также влияли на А. Л. Ордина-Нащокина. Насколько они соответствовали действительности?
Как выяснил З. Вуйцик, некоторые из комиссаров по окончании «рокоша» были действительно сторонниками возобновления войны, но в Варшаве были приняты иные решения. Рада сената, собравшаяся 14 августа н. ст. пришла к заключению, что продолжение войны невозможно («imposibilitatem dalszego prowadzenia wojny») и следует ограничиться военной демонстрацией литовской армии, чтобы показать якобы готовность к такой войне. Следует угрожать русским представителям возможным союзом с Крымом и Швецией, но если такие шаги не подействуют, придется согласиться на уступку Смоленщины, Северской земли, а наконец, и Левобережной Украины[593]. Зная содержание наказов русским представителям, можно констатировать, что уже в августе 1666 г. была налицо реальная основа для заключения того соглашения, которое было позднее заключено в Андрусове.
Если этого не произошло, то потому, что для политиков Речи Посполитой такое решение оставалось решением на крайний случай, а до этого следовало приложить все усилия к тому, чтобы добиться более благоприятных условий перемирия. В письме, отправленном комиссарам вместе с инструкциями, Ян Казимир сообщал снова о невозможности продолжать войну, тем не менее настоятельно рекомендовал комиссарам упорно настаивать на своем, постоянно угрожая разрывом переговоров[594]. Комиссары старались так и поступать. Избранная тактика привела к успеху, если иметь в виду руководителя русской делегации. Почему Ордин-Нащокин так ошибся в оценке ситуации и попал под влияние дипломатов противной стороны? Как представляется, дело было в том, что в сознании политика прочно утвердилось представление, что стоящие перед ней внешнеполитические задачи Россия сможет решить лишь благодаря союзу с Речью Посполитой, и поэтому он стремился любой ценой заключить мирное соглашение, что сделало бы возможным переговоры о союзе.
В Москве продолжали размышлять о том, как положить конец войне, хотя и не были намерены идти по пути уступок так далеко, как хотел А. Л. Ордин-Нащокин. 12 сентября «великим» послам были отправлены новые инструкции[595].
В них в качестве «последней» уступки говорилось о возможности передачи Речи Посполитой Киевского уезда и г. Канева – земель, лежавших за Днепром. Тем самым «великому» послу ясно давалось понять, что вопрос о принадлежности Левобережной Украины не может быть предметом переговоров. Если комиссары не согласятся на эти условия, то следует отложить переговоры на другое время, заключив соглашение о прекращении огня.
Вместе с тем в Москве учитывали возможность того, что представители Речи Посполитой такое соглашение не подпишут, договоренность о сроке новых переговоров не будет достигнута, и это приведет к возобновлению войны. В случае возникновения такой опасности послам предписывалось под разными предлогами затянуть переговоры «до зимы».
Однако возобновления войны в Москве стремились избежать. В заключительной части инструкции указывалось, что следует договориться о том, что по истечении перемирия Киев будет передан Речи Посполитой «без договору». Наконец, «по самой последней мере», если «комисары учнут подлинно без дела разъезжатца», послам давались полномочия «Киев бы ныне уступить по Днепр с великою крепостью». Таким образом, теперь в Москве готовы были даже пожертвовать Киевом, только чтобы заключить мир. Вместе с тем очевидно, что такого шага очень хотели бы избежать. Характерно, что в инструкциях отмечалось намерение царя, если это всё же произойдет, построить «на сей стороне Днепра… новый Киев». В бумагах Приказа Тайных дел сохранился фрагмент грамоты Алексея Михайловича с конкретными указаниями, как следует вести переговоры по этому важному вопросу. Царь предписывал «говорить про киевскую уступку закрытым делом, от своего лица», чтобы посмотреть, какова будет реакция комиссаров. В случае если комиссары сочтут это недостаточным и захотят разорвать переговоры, следует просить у царя новых указаний. «А тово бы не учинить, – настойчиво предостерегал царь Алексей, – что, не обослався, уступить Киева»[596].
На следующий день Алексей Михайлович предпринял еще один шаг. В посольский стан было отправлено «вестовое письмо» от нежинского протопопа Семена Адамовича[597]. Письмо было отправлено для того, чтобы поставить «великого» посла в известность о событиях, происходивших на Левобережной Украине в августе – начале сентября 1666 г. Гетман Иван Брюховецкий все же сумел собрать против восставших крупные военные силы. У главного пункта, где сидели восставшие, Золотоноши, собрались полки Полтавский, Гадяцкий, Прилуцкий, Миргородский, к которым затем присоединились Нежинский и Черниговский полки. Здесь с приходом войска К. Щербатого произошло сражение с восставшими, войсками Дорошенко и татарами. Войска были разбиты, побежали к Днепру, «и многие татарове на Днепре потонули». После этого Дорошенко, стоявший на другом берегу Днепра, у Секерной, отошел к Черкасам[598].
Сообщая об этих событиях, нежинский протопоп выражал надежду, что после этого скоро последует капитуляция оказавшихся в осаде повстанцев. Сообщал С. Адамович и о волнениях в Крыму, которые якобы привели к тому, что новый, присланный из Стамбула, хан, оставив Крым, «пошел морем до турского». Царь не сопроводил посылку письма какими-либо замечаниями, но его содержание говорило само за себя. Положение русской власти на Левобережье упрочилось, и нет никакой необходимости идти на уступки за счет земель на восток от Днепра.