К выполнению царских инструкций А. Л. Ордин-Нащокин приступил на встрече с комиссарами 18 сентября. Он начал с предложения уступить Канев, но комиссары сочли это незначительной уступкой («то место пустое»). Затем состоялась «тайная» встреча «великого» посла с комиссарами, где он говорил «от себя», что можно было бы заключить соглашение, что Киев будет отдан «без договору» по истечении срока перемирия. Один из комиссаров, Я. А. Храповицкий, отметил в своем дневнике, что они возвращались со встречи «cum spe (т. е. с надеждой. – Б.Ф.) wrócenia Kijowa»[599], однако на позицию комиссаров на переговорах сделанное предложение не повлияло. Они продолжали настаивать на уступке Украины «по Чернигов».
Инструкции от 12 сентября не были, однако, последним словом по вопросу о Киеве. 30 сентября послам были отправлены новые инструкции, существенно менявшие содержание прежних указаний. В них повторялись предложения о сохранении за Россией на Правобережье только Киева с округой и возможности отдать Киев по истечении срока перемирия, но возможность передачи Киева сразу по заключении соглашения исключалась. Любой ценой в Москве стремились удержать Киев под своей властью. «Великому» послу снова предписывалось предлагать крупные суммы денег за Киев и Динабург[600].
Осенью 1666 г. переговоры продолжались в ожидании начала работ сейма, который должен был собраться в начале ноября (по н. ст.). Принятые на нем решения могли иметь важное значение для исхода русско-польских переговоров. На посольском стане А. Л. Ордин-Нащокин задавался вопросом, как повлиять на участников сейма, чтобы они согласились заключить мир на приемлемых для России условиях. В середине сентября он предложил царю попытаться повлиять на участников сейма через Е. Любомирского и Б. Радзивилла, избранного послом на сейм от Новогрудского повета, которые могли «Речь Посполитую к перемирью и целому миру приводить»[601].
Представление о Любомирском как политике, желающем заключения мира с Россией, сложилось у «великого» посла, по-видимому, под влиянием приходивших к нему сообщений времени «рокоша». Симпатизировавшая Любомирскому литовская шляхта связывала с ним свои надежды на скорое заключение мира с Россией, и, по-видимому, это и убедило А. Л. Ордина-Нащокина, что этот влиятельный магнат желает мира с Россией. А так как ему было известно, что у курфюрста Фридриха Вильгельма и у Богуслава Радзивилла «тайные ссылки и дружба большая» с Любомирским, то такие представления переносились и на литовского политика. 25 сентября А. Л. Ордин-Нащокин обратился с письмом к будущему послу на сейм, сообщая, что и он, и царь стремятся к миру с Речью Посполитой, но комиссары «лениво» ведут переговоры, «отзываясь сложенным сеймом в Варшаве, и пострахи пущают войною». Он выражал надежду, что и курфюрст, и Радзивилл будут содействовать на сейме установлению мира. Он объявлял клеветой «злых людей» утверждение, что, ведя войну, Любомирский искал помощи царя. Письмо содержало похвалы достоинствам Любомирского, которого «великий» посол называл «истинным сыном отчизны»[602]. Очевидно, предполагалось, что письмо может стать известным Любомирскому.
Письмо было послано 27 сентября в Динабург для пересылки в Восточную Пруссию[603]. Неизвестно, дошло ли оно до адресата. На сейме, судя по поступившим на посольский стан сведениям, Богуслав Радзивилл играл активную роль, но не ту, которую ему предназначал А. Л. Ордин-Нащокин.
В письме к Богуславу Радзивиллу Я. А. Храповицкий излагал соображения комиссаров о том, что могло бы привести к успешному окончанию мирных переговоров. Такую роль могли бы сыграть события на Украине, если бы она освободилась от русской власти, а также приход на границу литовского войска[604]. События на Украине не оправдали возлагавшихся на них надежд, поэтому особое значение приобретал вопрос о выходе к границе литовского войска. Войско, возвращавшееся по окончании «рокоша» из Польши к 23 сентября н. ст., разместилось в районе Минска[605]. Еще за день до этого комиссары обратились к командовавшему этим войском гетману Пацу, чтобы он шел к границе, обращение было повторено 6 октября н. ст.[606]
29 сентября комиссары передали А. Л. Ордину-Нащокину адресованное им письмо М. Паца[607]. Пац выражал недовольство тем, что «неприятель» «не показывает охоты» к миру и только тянет время, чтобы создать благоприятные условия для возобновления войны. Комиссары просили его не переходить с войсками Березину, и он так и поступил, но переговоры не приводят к результату. Поэтому он просил комиссаров, чтобы переговоры «тотчас кончили или дале войск в отчизне не держали». В конце письма говорилось, что польские войска «идут за Днепр, где, с казаками и татарами соединяясь, учнут Речи Посполитой на пользу промышлять». В этих условиях и литовское войско не может бездействовать.
Письмо, как представляется, было специально написано для того, чтобы показать его послам, и включало в себя заведомо неправильные утверждения о походе польских войск за Днепр. Силу воздействия документа ослабляло то, что вслед за письмом не появилось литовское войско.
Еще в начале сентября Ю. Щит сообщал, что когда с войском начали разговоры о том, что следует готовиться к войне с царем, то войско высказалось за мир и предложило «пану старосте жмоидцкому» (очевидно, выступившему с такими предложениями) «ехать на комисию, а покой чинить»[608]. В начале октября Ю. Щит сообщал, что, хотя для похода через Березину были поставлены мосты, солдаты и офицеры отказались идти в поход и войска «стоят на лежи под Минском», не реагируя на уговоры гетмана Паца[609]. Позднее он сообщал о «сессии» – специальном совещании гетмана с выборными представителями хоругвей, когда гетман снова добивался, «чтоб войско шло за Днепр», а офицеры и солдаты хотели «назад идти на зиму в Литву». Новая «сессия» была назначена на 16 ноября н. ст., но, как сообщал полоцкому воеводе Юстиниан Щит, выборные представители хоругвей отправились на нее «с тем же наказом, что войскам назад в зиму идти в Литву»[610]. В итоге выход главных сил литовской армии к границе, чтобы укрепить положение комиссаров на переговорах, так и не состоялся[611]. 21 октября н. ст. 1666 г. Я. А. Храповицкий писал Богуславу Радзивиллу, что «nudis rationibus sine clipeo» комиссары не могут добиться каких-либо уступок с русской стороны[612].
Однако и русская сторона не могла заставить противника принять нужные ей условия мира. А. Л. Ордин-Нащокин по согласованию с Москвой прибегал к разного рода мелким хитростям. Он заявлял, что на переговорах его могут сменить Н. И. Одоевский и Ю. Долгорукий, просил проезжую грамоту для поездки по Двине на шведскую сторону[613], но все это не производило на комиссаров серьезного впечатления. Переговоры тянулись, не приводя к каким-либо результатам.
«Великий» посол продолжал искать пути воздействия на польских комиссаров, чтобы добиться, наконец, заключения мира. Подобно тому, как литовские комиссары ранее, он связывал свои надежды с внушительной военной демонстрацией на границе. Следует, – писал он царю, – «в порубежных городах ратми оборона показать»[614]. Одновременно он снова убеждал царя, что ради заключения мира следует пойти на уступки. В большой записке, отправленной царю в октябре 1666 г., он предложил уступить Речи Посполитой Динабург[615]. Зная, какое большое место занимало обладание Динабургом в балтийских планах А. Л. Ордина-Нащокина, такое предложение не может не вызвать удивления. Анализ записок А. Л. Ордина-Нащокина этого времени позволяет выявить определенные мотивы этого решения.
С прекращением весной 1666 г. военных действий по Западной Двине поплыли в Ригу многочисленные суда с товарами из Великого княжества Литовского, и русские власти в Динабурге стали облагать их пошлинами, что сопровождалось разного рода злоупотреблениями. Здесь, как писал А. Л. Ордин-Нащокин царю, «учало быть над проезжими людми Двиною с товары грабление и многое насилство»[616]. Из другой его отписки можно узнать, что, очевидно после этого, мещане из городов по Западной Двине «послали, чтоб о Динаборке стоять»[617]. А. Л. Ордин-Нащокин должен был отдавать себе отчет в том, что эти события показали не только мещанам, но и шляхтичам, посылавшим продукты из своих имений на продажу в Ригу, как важно держать под своим контролем торговый путь по Западной Двине. Всё это показывало, что представители Речи Посполитой будут упорно настаивать на уступке Динабурга.
Имело важное значение и другое обстоятельство. Переписка с царем показала, что о каких-либо уступках за счет Левобережной Украины Алексей Михайлович и его советники не хотели и слышать. Киев также стремились любой ценой удержать в составе Русского государства. В таких условиях, если А. Л. Ордин-Нащокин искал возможность добиться заключения мира с помощью каких-то уступок, то речь могла бы идти лишь о Динабурге. Такое решение А. Л. Ордин-Нащокин обосновывал тем, что с уступкой Динабурга Великое княжество Литовское будет пол