Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления — страница 34 из 83

[657]. Такое сообщение показывало правильность стратегических планов А. Л. Ордина-Нащокина, но одновременно говорило о том, что в ближайшем будущем следует скорее ожидать не похода Дорошенко за Днепр, а его конфликта с польской властью на Правобережье.

Одновременно со «статьями» Ю. Никифоров отвез послу «царское милостивое слово» за то, что тот «своим усердством… службою и радением польских и литовских войск удержал и до кровопролитья по се время не допустил»[658]. Царь предлагал нетерпеливому советнику «терпение к терпении приложити»[659].

Но это не было последнее слово. 22 декабря с приехавшим в Москву за царским «указом» дьяком Григорием Богдановым были отправлены новые «статьи». В них предписывалось «за Киев и за здешнюю сторону Запорог давать казну что пристойно, что одноконечно Киеву и здешней стороне в уступку не быть»[660]. Таким образом, как это уже было в истории Андрусовских переговоров, момент колебаний оказался непродолжительным, и верх взяло стремление удержать Киев в составе Русского государства. Учитывая характер инструкций, полученных комиссарами, при возобновлении переговоров главное место в них должен был занять вопрос о судьбе Киева.

Тем временем под Смоленском продолжалось давление со стороны комиссаров на главу русской делегации. Посетивший его 17 декабря И. Комар передал А. Л. Ордину-Нащокину копию письма нуреддина Яну Собескому и предлагал скорее заключить мир, пока поляки и литовцы «с татарскими войсками не случили» своих войск. Гетман М. Пац, по его словам, литовское войско «задержал с великою нужею»[661]. Тогда же пришла отписка от воеводы Игнатия Волконского из Стародуба с сообщениями, что в ставке нуреддина у Белой Церкви находятся королевские послы, а татарские и казацкие войска движутся от Белой Церкви к Днепру[662]. 23 декабря И. Комар снова посетил русский посольский стан, предлагая принять условия польско-литовской стороны[663].

Однако на этот раз эти меры давления не оказали воздействия на главу русской делегации, так как от постоянного информатора – Юстиниана Щита он получил известие, говорившее о том, что окончание «рокоша» не положило конец конфликту между шляхтой и королевской властью[664]. Свои «вести» о том, что происходило на сейме, автор заключил оценкой – «не чаять конца доброму делу, подлинно рокош будет». Как сообщалось в «вестях», после смерти великого коронного гетмана С. Потоцкого польские послы потребовали, чтобы эта должность была передана Любомирскому. Дело дошло, как сообщалось, до резких объяснений между королем и посольской избой. Нас «страшат», – заявлял посол, – французским и шведским войском, но мы тогда обратимся за помощью к царю и императору. На это, как говорится в письме, король ответил: «Послы царя… не напрасно гордо поступают для бунтов ваших, но орда вас уймет».

Комментируя эти сообщения, А. Л. Ордин-Нащокин писал царю, что этот конфликт дает «случай к миру» и шляхта в таких условиях не захочет возобновления войны с Россией[665].

Пока шла эта переписка, на Украине произошли события, резко изменившие всю систему международных отношений в Восточной Европе. За официальными декларациями татарских сановников о дружбе, адресованными властям Речи Посполитой, скрывались направленные против этого государства планы, предусматривавшие ликвидацию всякого присутствия польской власти на Правобережье и образование там особого казацкого государства в союзе и под покровительством Крыма и под верховенством Османской империи[666]. Поздней осенью – в начале зимы началось уничтожение находившихся на землях правобережного гетманства польских отрядов и гарнизонов. За уничтожением отряда полковника Стшалковского под Брацлавом последовало уничтожение польских гарнизонов в ряде городов Подолии. Была предпринята попытка взять штурмом главный опорный пункт польской власти в регионе – Белую Церковь. Тем временем на зимние квартиры на Волынь двинулись стоявшие на Горыни войска коронной армии во главе с полковником Маховским. В сражении 19 декабря н. ст. эти войска были разгромлены, сам командующий попал в плен. Орда захватила на Волыни, разорив целый ряд городов, огромный полон. На севере татарские загоны доходили до Полесья[667].

Сведения о разгроме армии пришли в Варшаву через несколько дней после того, как был сорван сейм и послы и сенаторы разошлись, не приняв никаких решений о сборе средств на содержание армии. На раде сената, собравшейся 30 декабря н. ст. 1666 г., было принято решение заключить с Россией перемирие на длительный срок на условиях, которые предлагает русская сторона, но если будет заключен военный союз против казаков Правобережья, Крыма и османской империи. В сопроводительном письме король Ян Казимир настаивал на скорейшем заключении мира[668].

Еще до того, как эти указания дошли до комиссаров, на посольский стан прибыл дьяк Г. Богданов с «указом» царя. Получив эти «статьи», А. Л. Ордин-Нащокин написал Алексею Михайловичу, что «тот елей не намастил главы моея»[669]. Он имел в виду, что предложенные условия не удовлетворят польско-литовскую сторону, так как в них ничего не говорится об уступке Киева. Так и оказалось. На встрече, состоявшейся 29 декабря, представители Речи Посполитой отклонили русские условия[670]. Вскоре после этого, получив инструкции и понимая, в каком тяжелом положении оказалась Речь Посполитая, комиссары сами постарались возобновить переговоры. Однако до того, как они предприняли эту попытку, произошли события, поставившие достижение мира под вопрос.

Связано это было с тем, что литовские отряды, стоявшие у границы, опустошив близкую округу, в конце декабря начали собирать «стацею» на свое содержание на землях Смоленского уезда. В Москве это было воспринято как нарушение мира, и было принято решение ответить на силу силой. 25 января против людей, собиравших стацию, был послан окольничий Осип Ив. Сукин с войском, 3 января за ним должен был выступить в Вязьму окольничий Данило Сем. Великогагин с двумя полками рейтар, четырьмя приказами стрельцов и 33 пушками, «чтоб ис тех мест литовские войска отступили»[671].

В начале января царь узнал о реакции комиссаров на свой «указ» и 6-го числа направил А. Л. Ордину-Нащокину новые указания с подьячим Приказа Тайных дел Иваном Полянским. Царь соглашался в самом крайнем случае уступить Киев, но за город следовало бы еще побороться, так как, как стало известно царю, «сейм разорвался без всякого дела»[672]. Согласие после долгих колебаний в крайнем случае уступить Киев говорило о том, как сильно русская сторона была заинтересована в заключении мира. Вместе с тем очевидно, что царь еще не знал о важных переменах на Украине. Когда отправлялись эти указания, царь еще не знал и того, что в ходе переговоров обозначился решительный перелом.

Как верно отметил 3. Вуйцик, комиссары стремились скорее возобновить переговоры и договориться об условиях мира, пока русским представителям неизвестно, в каком тяжелом положении оказалась Речь Посполитая. Эта цель была достигнута на встрече 3 января, когда комиссары заявили, что готовы принять русские условия мира с некоторыми небольшими изменениями. Была достигнута договоренность, что Смоленская земля и Левобережная Украина отойдут к России вместе с Киевом, который должен быть возвращен Речи Посполитой через два года после заключения договора. Договорились и об установлении двойного суверенитета над Запорожьем. Одновременно предусматривалось, что оба государства заключат союз против османов, татар и казаков, которые перейдут под покровительство хана или султана[673]. Вслед за тем польская сторона представила и свой проект мирного договора[674]. Разумеется, одновременно комиссары обратились к гетману Пацу, «чтоб войсковых литовских людей выслать вон тотчас»[675].

Хотя предстояла еще довольно длительная работа по уточнению содержания отдельных пунктов соглашения, но после встречи 3 января дело настолько считалось решенным, что уже 4 января комиссары хлопотали о выплате им царем жалованья за труды по установлению мира. Каждому из них было обещано по 10 тыс. золотых талерами или мехами, а референдарю – К. П. Бжостовскому – 20 тыс. Хорошие дары были обещаны при ратификации договора королю и литовскому канцлеру К. Пацу[676]. Комиссары хлопотали о том, чтобы им жалованья «прибавить» «и то соболми»[677]. С «жалованьем» в сопровождении 40 стрельцов было отправлено 11 января на посольский стан доверенное лицо царя – Ю. Никифоров 164.

Как видно из приведенных выше фактов, глава русской делегации на переговорах давно стремился к подписанию мирного соглашения, и когда появилась возможность заключить договор, не нарушая царского наказа, он немедленно сделал это. В своей отписке царю он выражал глубокое удовлетворение достигнутыми результатами: «А о Киеве и о Запорогах свыше человеческои мысли склонились, и на то знаки Божие явные»