Т. Брейн должен был сообщить советникам шаха не только о заключении мира между Россией и Речью Посполитой, но и о «случении общих сил против салтана турского и против хана крымского». К этому следовало добавить, что «христианские государи к тому учиненному союзу пристали и против турского салтана войною стоят и обиды свои ему мстить учнут», и в этом будет «Аббас-шахову величеству великое вспоможенье»[733]. Он должен был также указать на значительный ущерб, который заключенное соглашение с армянскими купцами нанесет Османской империи. Купцы – подданные шаха перестанут ездить в Европу через османские земли, и султан лишится значительных доходов. «А у салтана турского как те пожиточные промыслы удержаны будут и с ним шахову величеству война вести будет лехче»[734]. В царской грамоте шаху также подчеркивалось, что теперь ему «извыклую войну с салтаном турским вести надежно, неотступно и грозно»[735]. Из письма Т. Брейна, отправленного А. Л. Ордину-Нащокину 26 февраля 1668 г. из Шемахи, выясняется, что с ним вместе в Иран ехал полковник «для учения ратных людей»[736]. Т. Брейн умер в дороге, не доехав до Исфахана[737].
Разобранные материалы ясно показывают следы усилий, направленных в 1667–1668 гг. на формирование большой антиосманской коалиции, но также очевидно, что в то время к каким-либо конкретным результатам они не привели. Вместе с тем предпринимать какие-либо действия в южном направлении можно было лишь при установлении прочного сотрудничества с Речью Посполитой. С достижением этой цели было связано посольство переводчика Вас. Бауша в Курляндию и Пруссию. Официальной целью посольства было известить о заключении Андрусовского мира герцога Якоба и курфюрста Фридриха Вильгельма. Кроме того, в грамоте к курфюрсту выражалась надежда, что если потребуются посредники на мирных переговорах, то «вы подвижности своеи к тому доброму делу отменно не учините»[738]. Однако главной целью миссии было побудить Фридриха Вильгельма использовать свое влияние, чтобы побудить политиков Речи Посполитой заключить с Россией «вечный мир», а герцог курляндский должен был воздействовать в этом духе на курфюрста[739]. Следовало добиваться и содействия наместника курфюрста в Восточной Пруссии Богуслава Радзивилла[740]. Курфюрсту и Б. Радзивиллу были посланы в «поминках» соболя[741]. Б. Радзивиллу был также послан особый лист от А. Л. Ордина-Нащокина[742].
Текст наказа и высказывания В. Бауша в беседах с курфюрстом показывают, как глава Посольского приказа оценивал положение Речи Посполитой и какими доводами он хотел склонить курфюрста к хлопотам о заключении «вечного мира». В беседе с курфюрстом В. Бауш говорил, что «Полща в силе своей зело слаба, великими войнами сломлена»[743]; в наказе указывалось, что «королевство Полское по многих трудех» будет «ныне к миру охотнее»[744]. В. Бауш убеждал курфюрста и его приближенных, что если султан «седалище свое в котором ни есть украинном городе заложит», то Речь Посполитая одна, собственными силами, не сможет «выжить» его оттуда, и тогда «великие несчастия за незгодою себе и соседем своим привлечи может»[745]. Эти высказывания показывают, что, по убеждению А. Л. Ордина-Нащокина, желая избавиться от угрозы османского завоевания, Речь Посполитая будет вынуждена заключить с Россией «вечный мир». Необходимость этого должен был показать политикам Речи Посполитой курфюрст. Такой характер данных В. Баушу поручений показывает, что в Москве смотрели на Бранденбург как на особо дружественное по отношению к России государство.
Отправившись в путь, В. Бауш был 15 июля в Митаве, где герцог принял его «з болшою честью» и обещал содействие[746], а в августе он уже был у курфюрста в Берлине. В отличие от политиков Вены и Мадрида курфюрст уделил русскому посланцу, несмотря на его невысокий ранг (В. Бауш был переводчиком Посольского приказа), самое серьезное внимание, несколько раз встретившись с ним на тайных аудиенциях, во время которых говорил не столько посланец, сколько курфюрст. Такое внимание было связано с тем, что курфюрст был серьезно обеспокоен планами возведения на польский трон французского принца с помощью насильственного переворота. Фридрих Вильгельм хотел бы заручиться поддержкой царя в борьбе с осуществлением этих планов. Он объяснял посланцу, что Речь Посполитая заключит с Россией «вечный мир», если царь «тайным обычаем» окажет помощь полякам «против тех насильников вольности их»[747]. Стараясь вызвать и в Москве беспокойство по поводу возможного развития событий, он сообщил посланцу, что отказался пропустить через Восточную Пруссию французское войско, направлявшееся в Польшу якобы для ее защиты от «басурман».
Как отметили исследователи, изучавшие прусскую запись переговоров, В. Бауш выражал беспокойство, что под давлением османов Речь Посполитая может разорвать Андрусовский договор[748]. Сообщения курфюрста делали такую перспективу вполне реальной. В октябре, встречаясь с Б. Радзивиллом в Кенигсберге, встревоженный посланец просил, чтобы Богуслав Радзивилл и его сторонники добивались сохранения мира «и французских замыслов и турских прихотей не допустили»[749]. Б. Радзивилл заверил, что Великое княжество Литовское будет добиваться сохранения мира, но одновременно сообщал, что Ян Казимир под давлением французских дипломатов намерен вскоре отречься от престола[750]. Таким образом, итоги миссии могли зародить в Москве серьезные сомнения в надежности союзника в будущем противостоянии с Османской империей.
Знакомство с посольскими наказами показывает, что цели посольств, направлявшихся во Францию и Испанию, не ограничивались чисто политическими задачами. Знакомство с наказом посольству П. И. Потемкина показывает, что посольство в Испанию преследовало и другую цель, связанную с иным большим планом А. Л. Ордина-Нащокина. Глава Посольского приказа рассчитывал, что, действуя совместно, Россия и Речь Посполитая сумеют сломить установленный Швецией в Прибалтике барьер, отделявший купечество России и Великого княжества Литовского от прямых связей с купечеством Западной Европы, и откроют прямой доступ своим купцам по балтийскому пути на европейский рынок. Для такого выхода следовало обеспечить благоприятные условия, заинтересовав в контактах с русскими купцами и в торговле с Россией европейские государства. Для А. Л. Ордина-Нащокина всё это должно было иметь важное не только хозяйственное, но и политическое значение, так как, по его убеждению (о чем подробно пойдет речь в одном из следующих разделов), именно взаимовыгодная торговля являлась наиболее надежной основой для дружественных отношений между государствами.
Посланники должны были предложить в Мадриде не только установить дипломатические отношения, но и принять меры для развития торговли между странами. Посланники должны были предложить испанским купцам приезжать в Архангельск «и в иные города, где кому случится приехать» и обещать, что у них «торговля с русскими людьми будет повольная»[751].
Ответ на эти предложения был благоприятным. Королева разрешила испанским купцам ехать в Архангельск «со всякою свободою» и обещала, что если русские купцы приедут в Испанию, то им «во всех городех будет всякая повольность и свобода»[752]. Сведения, собранные П. И. Потемкиным о роли торговли в жизни испанского общества, не давали больших оснований надеяться, что испанское купечество активно займется торговлей с Россией. В завершавшей его статейный список подробной характеристике положения дел в Испании П. И. Потемкин отметил, что испанцы «домостройные люди, ноипаче всего домашний покой любят, в иные земли для купечества мало ездят», а сама торговля находится в руках поселившихся в Испании голландцев, «и промыслы и торги у них в Ишпанской земле великие»[753]. Посланники, по-видимому, учитывали возможность того, что русские купцы могут посещать Испанию, – вероятно, не случайно они указывали в своем статейном списке местные цены на треску, свежую и соленую семгу[754], но сами же они указывали, что в Испанию гораздо лучше ехать не из Архангельска, а из портов Прибалтики[755], а возможность такого путешествия зависела от того, удастся ли сломать барьер, установленный в Прибалтике на пути русских купцов шведскими властями при поддержке купечества ливонских городов.
В посольстве в Испанию такая цель была второстепенной, напротив, она выступала на первый план при выполнении Потемкиным его миссии во Франции, стране, с которой ранее существовали достаточно случайные, нерегулярные связи. В грамоте, адресованной Людовику XIV[756], извещая его о заключении Андрусовского договора и отзываясь с одобрением о готовности Людовика XIV выступить в роли посредника, чтобы положить конец русско-польской войне, Алексей Михайлович, однако, не просил французского короля выступить в роли посредника на переговорах о заключении «вечного мира»