[757]. Очевидно, что и после Андрусовского договора Францию в Москве продолжали относить к кругу государств, посредничество которых представлялось русским политикам нежелательным.
Не поднимали посланники в Париже и вопроса о союзе против османов. В царской грамоте ее составители ограничились утверждением, что теперь «солтан турской и иные… насилие и кровопролитие на христиан страхом божьим положат»[758]. В Москве было хорошо известно о дружественных отношениях Франции с Османской империей, и Потемкин еще раз подтвердил правильность этих представлений. В своем статейном списке он писал, что король «с султаном в дружбе и послы ссылаютца и торговые францужские люди для купечества в Турецкую землю ездят»[759].
Как и в Мадриде, посланники предложили вести переговоры и прислать в Москву французских послов, для которых была прислана опасная грамота[760]. Однако в отличие от Мадрида возможный предмет переговоров оставался неясным, и неудивительно, что советники Людовика XIV, которые вели переговоры с посланниками, никак не реагировали на это предложение.
Совсем иной оказалась реакция французской стороны на другое русское предложение. Как и в Мадриде, П. И. Потемкин предложил развивать торговлю между Россией и Францией и заверил, что французским купцам, когда они приедут в Россию, «торговля… с русскими людьми дана будет повольная»[761]. В отличие от Мадрида, в Париже такое предложение встретило живой отклик. Связано это было с тем, что в переговорах принял участие такой французский государственный деятель, как Ж. Б. Кольбер, который подобно А. Л. Ордину-Нащокину придавал большое значение развитию внешней торговли Франции, в том числе и на северном направлении. Уже в середине 60-х гг. в его окружении возникли проекты установления прямых связей с Россией и другими странами балтийского бассейна, в частности, для получения оттуда леса и других материалов, необходимых для строившегося французского флота. К 1664 г. относилась попытка создать компанию для торговли с Архангельском[762]. Неудивительно поэтому, что сразу после того, как П. И. Потемкин выступил со своим предложением на встрече с советниками Людовика XIV (в их числе и с Кольбером) 29 августа 1668 г., посланникам был вручен проект русско-французского торгового договора[763], который посланники не могли одобрить, не имея полномочий, а 31 августа посланников посетили представители шести крупнейших парижских гильдий, интересовавшихся тем, какие товары они могут приобрести в Архангельске, и сообщившие, какие товары они могли бы туда доставить[764].
Посланники прибыли во Псков в ноябре 1668 г., но еще до их приезда А. Л. Ордин-Нащокин мог узнать об успехе своей инициативы в Париже из сообщений европейской прессы. В полученных «немецких печатных курантах» говорилось о том, что французский король снабдил своих купцов большими суммами денег для закупки товаров в России, а на Волгу послан капитан Бутлер (вероятно, Давид Бутлер, впоследствии командир первого русского военного корабля «Орёл»), чтобы узнать, как организовать по этой реке торговлю французских купцов с Ираном[765].
Как представляется, можно указать, помимо общих соображений о важной роли торговли в развитии отношений между государствами, и более конкретные причины, побудившие А. Л. Ордина-Нащокина специально обратиться с предложением о развитии торговли в Париж. В своих записках середины 60-х гг., адресованных царю, он доказывал, что важных уступок от Швеции на Балтике можно добиться благодаря международной изоляции Шведского государства при поддержке таких его противников, как Австрия, Дания и Бранденбург. В Москве было хорошо известно, что традиционно главным союзником Швеции на континенте была Франция[766]. Предложение о развитии прямой торговли между Россией и Францией должно было способствовать тому, чтобы, когда встанет вопрос о ликвидации прибалтийского барьера, Франция не стала оказывать помощь своему союзнику. Стоит отметить, что в посольском наказе П. И. Потемкину и С. Румянцеву о целом ряде государств говорилось, что они находятся с царем «в ссылке и дружбе и в любви» или даже просто «в ссылке», а относительно шведского короля Карла XI было отмечено лишь, что с ним «учинено вечное докончанье»[767].
Кроме Бранденбурга весной – летом 1667 г. были отправлены посольства в Данию, Англию, Голландию и Швецию.
К отправке посольства в Данию приступили достаточно рано. Посольский наказ был составлен уже к 18 апреля[768], хотя сам посланец Семен Алмазов смог двинуться в путь лишь в июне[769]. В грамоте королю Фредерику III от 31 мая, как и в грамотах, адресованных в другие государства, сообщалось о заключении Андрусовского соглашения, но, кроме того, в ней была выражена надежда, что король «по прежней братолюбной и соседственной дружбе» согласится выступить посредником на будущих переговорах о «вечном мире»[770]. Это обращение показывает, что в Москве продолжали относить Данию к числу дружественных государств, и не в последнюю очередь потому, что она рассматривалась как противник Швеции. Неслучайно в наказе С. Алмазову (к сожалению, он сохранился не полностью) ему поручалось собрать сведения «про дацкого и про свейских людей и про цесаря, что меж ими делаетца и чево вперед чаять, миру или войны»[771].
В этой связи встает вопрос, в какой мере посольство было связано с антишведскими планами А. Л. Ордина-Нащокина. Основания для таких предположений дает то место в царской грамоте, где выражалась надежда, «чтоб впредь купецкими людми с окрестными государствы торговые промыслы множились»[772]. Однако в сохранившихся фрагментах наказа С. Алмазову нет никаких указаний, касающихся этой темы, и в ответе Фредерика III это место в царской грамоте не встретило никакого отклика. Очевидно, в 1667 г. А. Л. Ордин-Нащокин еще не пытался привлечь к своим антишведским планам Данию. Однако утверждать это с полной уверенностью нельзя, так как сохранилась лишь часть наказа С. Алмазову и совсем не сохранился его статейный список.
Более определенные выводы в этом отношении позволяют сделать хорошо сохранившиеся материалы посольства в Пруссию. В грамоте, адресованной курфюрсту, также говорилось о надежде, «чтоб впредь меж купецкими людми с окрестными государствы торговые промыслы множились»[773], а в ответной грамоте Фридриха Вильгельма выражалась готовность использовать свои силы «на исправление нынешние оставленои торговли»[774]. Однако тема торговли совсем не затрагивалась ни в наказе В. Баушу, ни во время его переговоров с курфюрстом и его советниками.
Таким образом, помещая в своих грамотах в Данию и в Пруссию декларации о необходимости свободного развития торговли, А. Л. Ордин-Нащокин весной – летом 1667 г. не стремился привлечь эти государства к каким-либо конкретным действиям по отношению к Швеции.
В отличие от Дании и Бранденбурга, Англия к середине 60-х гг. XVII в. уже не принадлежала к кругу дружественных России государств. Отношения опасно осложнились из-за отказа русской стороны вернуть Московской компании привилегии на беспошлинную торговлю, отобранные у нее в связи с казнью Карла I. Холодный прием посольства Дашкова, посетившего Англию в конце 1665 г., и привезенные им известия о подготовке совместного нападения английского и шведского флотов на Архангельск не способствовали потеплению отношений. Всё же стороны избегали углубления конфликта. В связи с начавшейся англо-голландской войной 29 декабря 1665 г. Карл II обратился к царю с просьбой не разрешать голландским купцам покупать в Архангельске корабельный лес и другие «корабельные припасы»[775]. Русское правительство эту просьбу удовлетворило, но одновременно запретило английским купцам посещать Архангельск, ссылаясь на эпидемию чумы в Англии. Так Россия сохранила нейтралитет по отношению к англо-голландской войне. С грамотой, извещавшей о принятых решениях[776], в конце июня 1666 г. был отправлен находившийся на русской службе шотландец полковник Патрик Гордон, который записал в своем дневнике, что выбор пал на него, так как «не нашлось ни одного русского, кто желал бы отвезти» этот документ[777]. Весной 1667 г., когда приступили к подготовке посольств в Европу, о результатах поездки не было известно[778].
К подготовке посольства приступили также весной 1667 г. 11 мая последовал «указ» царя о посылке в Англию Мих. Никит. Головина. 4 июня датирован посольский наказ, 22 июня гонец был в Новгороде на пути в Ригу[779]. Как и другие посланцы, М. Головин должен был известить о заключении Андрусовского договора и о последовавшем затем сближении двух государств, а также о будущих переговорах о «вечном мире» с участием посредников, однако никакой просьбы Карлу II выступить в роли посредника царская грамота не содержала