Этот текст, характеризуя предложения и планы русской стороны, одновременно показывает, как русское правительство пыталось решать сложные проблемы, возникшие в связи с тем, что за Днепром, у русской границы, как она устанавливалась Андрусовским договором, располагались владения Правобережного гетманства, на которые действия договора распространялись лишь формально и глава которого в заключении этого соглашения не участвовал.
В начале 1667 г. в Москве находилось посольство от гетмана Брюховецкого во главе с каневским полковником Я. Лизогубом. Сообщая уже известные в Москве сведения о присяге Дорошенко крымскому хану и истреблении польских войск на Правобережье, послы просили о присылке войск для организации похода на Чигирин, «чтобы на те городы изменничьи пошли и вконец бы разорили». На это в Москве не пошли. В ответе от имени царя гетману предписывалось, чтобы «он отнюдь на тое сторону Днепра не ходил и не посылал»[799]. Это, однако, не решало существующих проблем. 18 марта киевский воевода получил от Иннокентия Гизеля «листы» Дорошенко, не оставлявшие сомнений в его враждебной реакции на заключение Андрусовского мира.
В «универсале» от 3 марта 1667 г., обращенном ко всему Запорожскому Войску, гетман свое сообщение об этом мире сопроводил словами: «О нашу шкуру идет и гроза силою». Он призывал всех казаков быть в боевой готовности и ждать приказа[800]. Однако, несмотря на напряженный характер сложившегося положения в первые месяцы 1667 г., в Москве не предпринимали каких-либо шагов для установления контактов с Дорошенко. В ответ на предостережения посланца из Белой Церкви не верить «льстивым словам» Дорошенко П. В. Шереметев писал Яну Стахорскому, что правобережный гетман – «вор и изменник», «ни в чем ему отнюдь верить нельзя»[801]. За это заявление никаким порицаниям из центра киевский воевода не подвергся.
Всё это, однако, не означает, что русская политика в эти первые месяцы 1667 г. была пассивной. Напротив, власти в Киеве постарались использовать заключение Андрусовского договора для укрепления русских позиций на Левобережье, обращаясь в «переяславские города», чтобы они вернулись под власть царя, а «к вором и к изменником к Дорошенку с товарыщи не приставали», и к концу марта жители Золотоноши и Песчаного принесли присягу, а за ними последовали жители Домонтова и Ирклиева. «Пущие завотчики и изменники» ушли из этих городов за Днепр[802].
В Москве главные усилия были направлены на подготовку русско-крымского мирного соглашения. Если бы этой цели удалось достичь, Дорошенко, лишенный татарской помощи, не представлял бы серьезной опасности, и переговоры с ним, если бы это потребовалось, можно было бы вести в качественно иной ситуации.
После долгого разрыва мирных отношений в начале декабря 1666 г. в Москву прибыл гонец Мамет-мурза. На встрече с Алмазом Ивановым 3 декабря он сообщил о вступлении на ханский трон нового хана Адиль-Гирея. Гонец заявил, что хан хочет быть с Алексеем Михайловичем «в крепкой дружбе и в любви», и предлагал прислать в Крым «верного своего человека» для заключения мирного договора[803]. По-видимому, готовясь к выступлению вместе с Дорошенко против Речи Посполитой, в Крыму хотели избежать одновременного обострения отношений с Москвой.
На переговорах Мамет-мурза подчеркивал, что гетман Дорошенко с ханом «в дружбе» и посланный ханом из Крыма нуреддин «многих казаков непослушников… к нему привел в послушанье». Он также сообщал, что через своего посла Дедеш-агу Адиль-Гирей предложил Яну Казимиру, чтобы тот на Дорошенко «сам… войною не ходил и людей не посылал»[804]. Таким образом, предлагая заключить мирный договор, хан одновременно обращал внимание на свои особые отношения с правобережным гетманом.
В Москве было решено ответить согласием на предложения хана и отправить в Крым свое посольство. Первоначально в Крым должен был ехать дьяк Григорий Богданов[805], но затем решили направить в Крым посланца более высокого ранга, и его заменил стольник Ефим Ладыженский. 31 января крымский гонец был у царя «на отпуске», а русские посланники в Крым Е. Ладыженский и подьячий Ефим Скворцов были «у руки»[806].
К этому времени были подготовлены такие посольские документы, как посольский наказ, грамоты хану и вельможам, проект мирного договора и образец «шерти» – присяги хана.
Текст присяги содержал обязательства хана не вести войну против России, даже если на это будет повеленье от султана, казнить смертью организаторов набегов, возвращать захваченный «ясырь» «без окупа»[807]. Со своей стороны царь брал на себя обязательства удержать донских казаков от нападения на крымских татар, от них «зацепок и задоров не будет». Он также обещал после заключения договора не оказывать помощи запорожцам и калмыкам, но не брался гарантировать ханство от их нападений, так как запорожцы – «люди самовольные и непостоянные», а калмыки – «люди вольные, кочуют на степях»[808].
Что касается постоянно волновавшего крымскую знать вопроса о «поминках», то пос ланники должны были заявить, что «поминки» будут присланы после заключения мирного соглашения «по Курамшину договору»[809], т. е. по договору, который заключил в 1647 г. Курамша Сулешев. По этому договору размер «поминок» был серьезно сокращен[810]. Посланники также получили указания категорически отклонять предложение выплатить «поминки» за прошлые годы, когда между государствами не было мирных отношений. Кроме того, следовало заявить, что теперь размер «поминок» не станет меняться, будет постоянным. «А впредь бы запросом никаким не быть, на том и роспись постановить чтоб впредь было постоянно, а не переменно»[811].
Все это указывает, что на переговорах с Крымом при выработке договора русская сторона намерена была занять достаточно твердую позицию. Вместе с тем обращает на себя внимание, что ни образец «шерти», ни проект договора не накладывали на хана никаких обязательств по отношению к Польско-Литовскому государству.
В этой связи следует специально рассмотреть те разделы посольского наказа, где затрагивался вопрос о Правобережном гетманстве. В наказе предусматривалось, что на переговорах крымские сановники «учнут говорить о Дорошенке и о черкасех, которые при нем, чтоб на них ратных людей не посылать». В этом случае посланники должны были добиваться, чтобы хан, принося присягу, обязался на земли Левобережной Украины «не посылать» ни своих войск, ни «Дорошенка с черкасы, которые с крымскими людми в дружбе». В этом случае и русская сторона готова взять на себя соответствующие обязательства по отношению к казакам Правобережья, «буде от них каких злых дел не будет»[812]. Нетрудно увидеть в этих текстах молчаливое признание того, что Правобережное гетманство находится под патронатом Крымского ханства.
Посольство Ладыженского, выехавшее в Крым 17 февраля 1667 г. вместе с крымскими гонцами, подверглось на пути нападению запорожцев и до ханства не доехало[813]. Но еще до того, как стало известно о печальной судьбе посланцев, из Крыма в Москву были отправлены новые гонцы во главе с Телеш-агой. Как известно, зимой 1666/1667 г. татарские войска вместе с правобережными казаками разгромили польские войска на Правобережье. Между Крымом и Речью Посполитой началась война. В этих условиях ханство еще более, чем раньше, не было заинтересовано в обострении отношений с Россией, а от посланных в Москву гонцов не поступило никаких известий. В начале марта 1667 г. хан воспользовался приездом в Бахчисарай возвращавшегося из Стамбула русского посланника Василия Тяпкина, чтобы отправить в Москву новых гонцов[814]. 24 мая крымских гонцов принял царь[815]. В ханской грамоте содержалась просьба скорее отпустить к нему Мамет-агу[816]. Такое поведение крымской стороны явно говорило о ее заинтересованности в сохранении мира; это явно не прошло мимо внимания русских политиков и побудило их занять по отношению к Крыму более твердую позицию.
31 мая пришли сообщения от полтавского воеводы о гибели Е. Ладыженского и сопровождавших его людей[817]. Ссылаясь на то, что пути из России в Крым стали опасными, 27 июня крымским гонцам объявили, что в этих условиях царь не может направлять своих посланников в Крым, а предлагает провести мирные переговоры на Дону, на землях Донского войска[818]. Об этом говорилось в датированной тем же числом царской грамоте хану[819].
Для практики русско-крымских контактов такое предложение было беспрецедентным. Если ранее на мирных переговорах в Бахчисарае русские посланники подвергались постоянному давлению окружающей враждебной среды, то теперь вести переговоры во враждебном окружении предстояло представителям Крыма. При этом в Москве приступили к подготовке посольства на Дон, не дожидаясь ответа из Крыма на свои предложения. К 1 июня был уже подготовлен текст наказа посланникам Богдану Ушакову и Петру Долгово