Эта твердая позиция была связана с представлением, что окончание русско-польской войны и заключение союза между Россией и Речью Посполитой создает в Восточной Европе качественно иную ситуацию, с которой и Османской империи, и Крыму придется считаться. Это представление нашло яркое отражение в грамоте, отправленной 30 июня на Дон[821]. Сообщая об отъезде на Дон посланников, глава Посольского приказа одновременно выражал убеждение, что когда в этом году между Россией и Речью Посполитой будет заключено соглашение о совместной защите от «нахождения бесерменского», то «того ради о салтане турском и хане крымском в надежду вечного миру быти имеем»[822].
Если в инструкциях Е. Ладыженскому еще ничего не говорилось о заключении Андрусовского договора и вытекающих из этого последствиях, то теперь нашли нужным специально уведомить крымскую сторону об этом. Уже в грамоте от 27 июня, адресованной находившемуся в Крыму подьячему Г. Михайлову, ему предписывалось объявить «ближним людям» хана, что «сего лета» будет окончательно подтвержден «крепкий мир» между Россией и Речью Посполитой и оба государи предлагают Адиль-Гирею «быти в крепкой и непорушимой дружбе навеки»[823].
В грамоте от 1 июля, врученной отправленным на Дон посланникам, говорилось также о том, что оба государства намерены «сорных людей», таких как Дорошенко, «здерживати общим страхом и грозою»[824]. Тем самым явно давалось понять, что вмешательство крымцев в восточноевропейские дела встретит общий отпор обоих государств. В наказе посланникам также предписывалось «с присланным (представителем хана. – Б.Ф.) в разговоре во всех статьях напоминать, что у царского величества с полским королем учинен мир вечный»[825].
Само соглашение на Дону, как видно из документов, врученных Б. Ушакову и П. Долгову, должно было носить предварительный характер, предшествуя трехстороннему мирному урегулированию. В переданном посланникам проекте русско-крымского договора хан брал на себя обязательство воздерживаться «от войны, от разлития крови» до тех пор, когда в июне 1668 г. состоится встреча представителей всех трех государств и будет заключено соглашение, которое обеспечит прочный мир во всей Восточной Европе. Посланники должны были достичь договоренности о месте, в котором такая встреча могла бы состояться[826].
Так, опираясь на союз с Речью Посполитой, в Москве рассчитывали добиться прочного мира с Крымским ханством и предотвратить его вмешательство в восточноевропейские дела.
Однако переговорами с Крымом весной-летом 1667 г. активность главы Посольского приказа не ограничивалась. В Москве хорошо понимали, что Крым не является самостоятельным государством и прочный мир с ханством невозможен без соответствующего соглашения с султаном. С 1660 г. Русское государство не вело каких-либо переговоров с Османской империей. Лишь в мае 1666 г. в Стамбул был отправлен стряпчий Вас. Тяпкин с грамотой, в которой от имени царя выражалось желание быть с султаном «в братской дружбе и любви» и поддерживать с ним «ссылки»[827]. Материалы, связанные с миссией В. Тяпкина, в архиве Посольского приказа не сохранились. Поэтому неясно, что побудило русское правительство на такой шаг. Возможно, возобновление таких контактов стало необходимым и желательным, когда обозначилась перспектива скорого заключения мира. Ясно одно – в первые месяцы 1667 г. результат переговоров В. Тяпкина вызывал самый живой интерес русских правящих кругов. Об этом говорит целый ряд грамот, отправленных из Москвы в Киев и Белгород с предписанием собрать «вести» о том, где находится Василий Тяпкин и каковы результаты его миссии[828]. Лишь 13 мая 1667 г. В. Тяпкин вернулся в Москву. Его отчета о поездке не сохранилось. О результатах переговоров можно судить лишь по переводу привезенной им грамоты султана[829]. В грамоте указывались условия, на которых было возможно установление мирных, дружественных отношений между Россией и Османской империей. Царю следовало препятствовать набегам донских казаков на османские владения и Крыму «никакие шкоды не чинить» «и дача крымским ханам давать по прежняму по времяни». Такие условия были для русско-османских договоренностей традиционными. Однако в грамоте султана имелось одно важное условие: «Которые ево салтановы области живут на крымской стороне, которыми владели крымские ханы, а ныне по его указу владеет Адиль-Гирей хан, и в тех бы странах ево салтановым жилецким людем шкоды никакие не чинить». Хотя текст составлен, возможно намеренно, несколько неясно, общий смысл его очевиден. Речь шла об украинских казаках, перешедших под «протекцию» крымского хана. Тем самым давалось понять, что Правобережная Украина входит в зону османского влияния. Именно так, как увидим далее, этот текст поняли в Москве.
Вскоре после приезда Тяпкина в Посольском приказе приступили к подготовке посольства в Стамбул. Уже к 30 июня был составлен текст наказа послам. 5 июля царь дал указания о содержании его грамоты султану[830]. В ответ на заявление султана царь отвечал, что и он желает мирных и дружественных отношений. В грамоте сообщалось[831] о заключении мира между Россией и Речью Посполитой, но при этом подчеркивалось, что это соглашение не должно нанести ущерба султану «яко пограничному соседу и другу». Вместе с тем в грамоте излагались те условия русской стороны, при которых такой характер отношений был бы возможен. В ответ на предложения о «дачах» хану в грамоте были подвергнуты резкой критике действия хана Мехмед-Гирея, который «через восмь лет» совершал набеги на русские земли. Нападения донских казаков на Крым были лишь ответом на эти набеги. Если новый хан Адиль-Гирей хочет мира, он должен выслать послов на Дон для заключения мирного договора. Султану предлагалось приказать хану, «чтоб он в соседстве с обоими нами, великими государи, спокойно пребывал». Предлагалось также, чтобы султан запретил хану «в Украине своевольных и злых людей», которые «на обе стороны людцкую кровь проливают… подговаривать и принимать». Это был, правда, не прямой, но достаточно определенный ответ на соответствующую часть султанской грамоты.
Обращает на себя внимание твердый тон этого документа. Фактически русское правительство отклонило предложенные Стамбулом условия мира и выдвинуло свои, существенно отличавшиеся от османских. При этом знакомство с содержанием наказа послам А. И. Нестерову и И. Вахромееву показывает, что в Москве не предполагали, что в Стамбуле послы столкнутся с серьезными трудностями. Правда, в наказе предусматривалось, что в османской столице послов могут спросить, запретит ли царь своим войскам нападать на людей, «которыми… ныне по салтанова величества указу владеет Адиль-Гирей хан». На это послам следовало отвечать, что султан, видимо, имеет в виду «изменников», украинских казаков, – «и тем верить нечему… наперед сего кому они ни присягали, и присяги своей не додержали»[832]. Поскольку никаких других указаний в наказе нет, очевидно, в Москве полагали, что таким ответом султан удовлетворится.
Объяснение такой позиции, как представляется, состоит в том, что грамоте султана не придавали значения как документу, написанному до того, как в Стамбуле стало известно о заключении Андрусовского договора. После заключения договора соотношение сил изменилось, и теперь Османская империя и Крым оказывались более заинтересованы в заключении мира, чем Россия и Речь Посполитая. Неслучайно в царской грамоте султану говорилось, что хану надо сохранять мир, чтобы соединенные силы союзников, «смешався с ордою, на юрты разореньем не поступили». Это явно была угроза с позиции силы. В Москве полагали, что такой силой союзники располагают. В Стамбуле послам предписывалось получать сведения «у польского резидента и с ним держать союз и подарок ему учинить»[833]. Послы отправились в дорогу, в октябре они добрались до Азова и 10 ноября были в Стамбуле[834]. Первые известия от послов были доставлены в Смоленск 20 июня 1668 г.[835]
Первые месяцы 1667 г. ознаменовались также появлением серьезных трений между населением Украины и русскими властями, связанными с их совершенно разной реакцией на заключение долгожданного мира. В Москве полагали, что с заключением мира можно вернуться к реализации предпринятых в середине 60-х гг. XVII в. реформ, полному осуществлению которых помешало Переяславское восстание. Такая перспектива учитывалась еще до заключения мира. Сохранилась запись о грамоте, посланной П. В. Шереметеву, где предписывалось, что «как усмиритца, и он бы, боярин, в Малороссийские городы к воеводам о сборе хлебных запасов и денежных доходов писал»[836]. Когда такая возможность стала реальностью, уже 31 января 1667 г. П. В. Шереметев получил предписание организовать сбор доходов по переписным книгам[837]. Таким образом, в Москве полагали, что с прекращением войны и заключением мира население Левобережья полностью возьмет на себя содержание русских войск и станет пополнять опустевшую за многолетнюю войну государственную казну.
С украинской стороны положение вещей выглядело иначе. Пока шла война и русские войска на Левобережье защищали население от реставрации власти Речи Посполитой, их присутствие было в глазах общества оправданно, и оно в той или иной мере было готово нести расходы на их содержание. Но после заключения мира украинс