Положение Польско-Литовского государства было трудным. После разгрома коронной армии на Правобережье страна не была готова к ведению большой войны и стремилась ее избежать. Эту цель преследовали дипломатические миссии, отправленные в начале 1667 г. в Стамбул, Бахчисарай и к татарским войскам на Правобережье.
Направленное в Стамбул «великое посольство» во главе с И. Радзейовским должно было поставить султана в известность о заключении Андрусовского договора, объясняя, что правительство было вынуждено пойти на этот шаг после вероломного нападения татар. Одновременно посол должен был разъяснять, что этот договор не направлен ни против кого и крымскому хану король и царь предлагают установить дружеские отношения. Наконец, великий посол должен был заявить, что государства, заключившие договор, общими силами подчинят себе казаков и те не будут предпринимать набеги на земли Османской империи[948].
При выполнении своей миссии И. Радзейовский, скончавшийся незадолго до окончания переговоров, происходивших в ставке султана в Адрианополе летом 1667 г., столкнулся с серьезными трудностями. На переговорах османские сановники неоднократно заявляли, что если Речь Посполитая хочет сохранить мирные и дружеские отношения с Османской империей, она должна разорвать свои отношения с Россией[949]. Во время переговоров 6 июля 1667 г. султан принял послов гетмана Дорошенко, которые заявили, что так же далеки от дружбы с Речью Посполитой и подчинения ей, как небо от земли[950]. В грамоте султана Мехмеда IV Яну Казимиру от 21 июля 1667 г. говорилось, что «народ казацкий» отдался под покровительство султана, и если Речь Посполитая хочет мира, она не должна наносить ущерба его новым подданным[951]. Судя по донесениям французского резидента П. де Бонзи, о положении, сложившемся на переговорах, в Варшаве стало известно уже в начале августа[952].
Миссия, отправленная в Бахчисарай, также не достигла успеха. В письме, отправленном в Варшаву в мае 1667 г., хан Адиль-Гирей вину за разрыв мирных отношений возложил на Речь Посполитую, которая, не советуясь с Крымом, заключила договор с Россией, а королевский посланец Ян Карвовский был задержан в ханской столице. Письмо хана было зачитано на заседании сейма 6 июля н. ст. 1667 г.[953] Приход на земли Правобережья летом 1667 г. новых татарских войск также не мог не вызвать беспокойства правящих кругов Речи Посполитой.
«Великие послы» Речи Посполитой оказывались перед сложной и трудной задачей. События развивались так, что соглашение с Россией становилось всё более необходимым. Между тем возможности воздействия на союзника были достаточно ограниченными. В отличие от Речи Посполитой Россия поддерживала мирные отношения и с Крымом, и с Османской империей, а ее отношения с правобережным гетманом к августу 1667 г. также перестали быть враждебными. Сложность международного положения усугублял непрекращающийся внутриполитический кризис. С осени 1666 г. шляхту постоянно волновали слухи о планах королевской пары силой обеспечить возведение на польский трон французского принца. Примером такой агитации могут служить «Awizy» из Варшавы, в которых двор обвиняли в том, что он хочет призвать в страну чужеземные войска и обеспечить себе поддержку орды и казаков Правобережья, чтобы силой возвести на трон французского принца. На содержание этого войска, по свидетельству того же источника, должна была пойти полученная в Москве денежная компенсация за утраченные шляхтой владения[954].
Влияние такого рода агитации нашло свое выражение в заявлениях и действиях шляхты на сеймиках, собравшихся в первые месяцы 1667 г. После разгрома коронной армии на Украине Ян Казимир поднял вопрос о созыве посполитого рушенья, но на сеймике Русского воеводства в Вишне было принято решение о созыве шляхтой воеводства посполитого рушенья против всех внешних и внутренних врагов. Посполитое рушенье должно было собраться не по приказу короля, а по приказу львовского каштеляна А. М. Фредро. Этому примеру последовали другие сеймики[955]. Для войска, которое должно было собраться, шляхта на сеймиках выбирала полковников и ротмистров[956]. Это войско должно было помешать осуществлению королевских планов.
Двор объявил о посылке дипломатических миссий во многие государства для поисков помощи в борьбе с опасностью со стороны Османской империи, но шляхта видела в этих миссиях средство под видом борьбы с опасностью привлечь в страну иностранные войска, чтобы произвести переворот, и резко выступила против его политики и против приглашения иностранных войск[957]. 11 августа 1667 г. французский резидент П. де Бонзи сообщал своему правительству, что поляки испытывают по отношению к Яну Казимиру «столь сильное презрение», что «при первом важном событии поляки могут согнать его с трона»[958].
Когда государство находилось в таком состоянии, оно не могло предпринимать серьезных попыток восстановить свою власть на Правобережье и, напротив, становилось весьма уязвимым объектом для нападения. В этом «великие послы» Речи Посполитой также отдавали себе отчет.
Выезду послов на русскую границу предшествовала грамота Яна Казимира, отправленная с возвращавшимся из Варшавы И. Талызиным. В грамоте говорилось, что по сведениям, полученным от И. Радзейовского, османы требуют разорвать договор с Россией, а так как польская сторона на это не соглашается, то «и нас и вас воевать хотят». Ссылаясь на сообщения Радзейовского, король писал и о том, что казаки с обеих сторон Днепра прислали своих послов к султану, прося о покровительстве. Король просил Алексея Михайловича выслать войска на Украину и оказать помощь Чигирину и Белой Церкви. В грамоте подчеркивалось, что направляющимся в Россию «великим послам» даны все полномочия для заключения союзного соглашения, чтобы дать отпор агрессии Османской империи и Крыма[959]. Содержание документа ясно показывало, какой вопрос должен занять главное место на предстоящих переговорах. Послы обеих сторон двинулись к границе лишь в начале осени, 20 сентября состоялась встреча двух делегаций у границы в Андрусове[960]. В соответствии с пожеланиями русской стороны на этой встрече вопросы, связанные с заключением нового соглашения, не обсуждались. Такие переговоры должны были происходить в Москве. Однако уже на этой встрече «великие послы» сообщили своим русским собеседникам о враждебных планах Османской империи и Крыма, повторяя то, о чем говорилось в грамоте Яна Казимира[961]. Еще раз послы повторили это по дороге в Москву приставу Семену Толочанову. К этому они добавили, что члены польского посольства задержаны в Стамбуле и «про тех людей им ведомости нет»[962].
Сообщения эти в целом соответствовали тем сведениям, которыми располагали в Варшаве осенью 1667 г., за одним важным исключением. В донесениях И. Радзейовского ничего не говорилось о каких-либо посольствах к султану от казаков Левобережья. Искажая так действительность, и правительство в Варшаве, и представители Речи Посполитой рассчитывали тем самым получить в свое распоряжение важный аргумент, который побудит русскую сторону поторопиться с заключением соглашения о союзе.
На долгое путешествие в Москву ушло много времени, и лишь 20 октября состоялся официальный прием великих послов царем[963]. На следующий день, 21 октября, начались переговоры «великих послов» с А. Л. Ординым-Нащокиным и дьяками Посольского приказа[964]. То обстоятельство, что в переговорах с делегацией столь высокого ранга из членов думы принял участие только глава Посольского приказа, говорит о высоком доверии к нему со стороны царя осенью 1667 г. В своем обращении к русской стороне «великие послы» сразу начали с того, что на Польшу «неприятель востал великой всеми своими бусурманскими силами», и сразу поставили вопрос, что «надобно обоим великим монархам… союзом брацким оборону и защищение имети, против ево бусурманских войск сопча стояти»[965]. Эти слова ясно говорят о том, что к этому времени послы уже знали о вторжении крымских войск на земли Речи Посполитой. Послы выражали убеждение, что враг будет «тем союзным християнским утвержением здержан и в страх приведен вечный», и после этого покоренные турками народы – «греки, сербы, болгары, волохи, мунтяне» – начнут «освобождения себе искати»[966].
Истории московских переговоров посвящен особый раздел в исследовании З. Вуйцика, который использовал в своей работе и польские, и русские свидетельства. Этим переговорам была также посвящена специальная работа русского исследователя Г. А. Санина[967]. Это позволяет в рамках данного исследования остановиться лишь на тех аспектах этих переговоров, которые имели значение для формирования и конкретных русских внешнеполитических планов, и рассчитанной на более долгий срок русской внешнеполитической программы.
Следует при этом отметить, что данный важный эпизод истории русской внешней политики не может быть показан с такой полнотой и конкретностью, как ряд других. В архиве Посольского приказа сохранились главным образом отдельные документы, связанные с некоторыми этапами переговоров. Пробелы восполняют использованные З. Вуйциком отчеты послов Речи Посполитой, но они, конечно, не содержат сведений, важных для темы данного исследования, о том, как обсуждались разные ситуации, возникавшие в ходе переговоров, в русских политических кругах.