[1062], но это условие не выполнено и поэтому он «Белой Церкви сам доступать будет»[1063]. Таким образом, и на предложение «служить» Речи Посполитой в соответствии с условиями Андрусовского договора последовал резкий отказ.
Вопреки встречающимся в исторической литературе утверждениям[1064], все известные высказывания В. Дубенского показывают, что он не поднимал вопроса о пересмотре Андрусовского договора, да и пославший его киевский воевода не имел таких полномочий. Тем более характерно, что гетман на переговорах изъявил готовность перейти под власть царя. Он этого «давно желал, толко, де, его, гетмана, не призывали», а на обеде гонец услышал, что Дорошенко готов за царя «кровь своя пролить и голова положить». Гонец записал и слова гетмана, что он «у великого государя ни боярства, ни чего иного не хочет, а желает толко их государской милости, чтоб вольности их казацкие и права были вольны»[1065]. Нетрудно видеть в этих словах также полемический выпад в адрес «боярина» Брюховецкого и указание на условия, на которых гетман согласился бы перейти под русскую власть.
При этом гетман подчеркивал, что с переходом под власть царя должен сохраниться его союз с Крымом, и тем самым будет обеспечена безопасность русских границ[1066]. Эти высказывания ясно показывают, что системе отношений, созданных в Восточной Европе с заключением Андрусовского договора, гетман явно противопоставлял другую, предусматривающую разрыв между Россией и Речью Посполитой, переход Правобережного гетманства под русский протекторат и, очевидно, войну России, гетманства и Крыма против Речи Посполитой. Дорошенко давал ясно понять, что его подчинение верховной власти царя возможно лишь в такой системе отношений, и своими высказываниями пытался направить русскую политику на этот путь.
Василий Тяпкин, отправивший записи В. Дубенского в Москву[1067], при знакомстве с ними, как представляется, должен был убедиться, что ему предстоит миссия гораздо более трудная, чем предполагали в Москве. К сказанному следует добавить, что все ответственные высказывания Дорошенко делались только в устной форме, а его письмо П. В. Шереметеву содержало одни любезности[1068].
По документам, которые В. М. Тяпкин пересылал в Москву, и его сообщениям А. Л. Ордину-Нащокину можно обрисовать, как протекали его переговоры с правобережным гетманом. Следуя инструкциям, В. М. Тяпкин предложил встретиться с Григорием Дорошенко как представителем гетмана в Переяславе[1069]. Однако гетман не согласился на такую встречу, ссылаясь на то, что не может предпринять такой шаг «без ведома и совета всех начальников войсковых»[1070]. Начало переговоров затягивалось, они состоялись лишь в январе 1668 г., и не в Переяславе, а на территории Правобережного гетманства в Черкасах. Однако во время контактов, предшествовавших началу переговоров, Дорошенко пытался разными способами толкнуть русскую сторону к принятию тех военно-политических решений, на которые он определенно указывал во время переговоров с В. Дубенским. Действия эти шли как бы в двух направлениях. С одной стороны, гетман доказывал, что русское правительство напрасно полагается на Андрусовский договор, польская сторона не будет его соблюдать. Так, посетившему Чигирин в конце декабря 1667 г. гонцу Федору Чекаловскому сообщали, что по настоянию султана польский посол Иероним Радзеевский принес присягу, что «с Москвою братерство» будет разорвано «в прудком часе»[1071].
С другой стороны, Петр Дорошенко и его ближайший сподвижник митрополит Иосиф Тукальский апеллировали к характерным для Московской Руси представлениям о роли и назначении власти единственного православного монарха в христианском мире. И гетман, и митрополит говорили о том, что хотят вернуть под власть царя не только земли, входившие в состав гетманства, но и города Западной Украины, Львов и Перемышль. Следует добиваться, – говорил митрополит, – «абы в поругании болше не зоставали церкви православные, але под едным православным царем восточным», для этого необходимо их «высвободить от наступающих незбожных ляхов»[1072].
Высказывания, исходившие из Чигирина, показывали, что Дорошенко последовательно продолжал проводить свою внешнеполитическую линию, резко расходившуюся с тем внешнеполитическим курсом, который на рубеже 1667/1668 г. избрало для себя русское правительство. Всё это, как представляется, не могло вызывать у В. Тяпкина большого оптимизма в отношении исхода переговоров. К тому же гонец, возивший к П. Д. Дорошенко письмо посланца, сообщал ему, что «последнее, де, слово старшины говорили, что, де, им никакими мерами нельзя от бусурман отлучным быть»[1073]. Правда, как видно из донесений В. М. Тяпкина, он возлагал определенные надежды на Тукальского, который, по его мнению, хотел вернуться на митрополичный стол в Киеве при содействии русского правительства, а также на Иннокентия Гизеля и настоятелей других киевских монастырей[1074]. Но надежды эти были необоснованными. Киевское духовенство никаким влиянием на правобережного гетмана не обладало, а Тукальский был ближайшим сподвижником Дорошенко и всецело разделял его политические планы.
Переговоры в Черкасах не внесли в позиции сторон много нового. Представители гетмана, Л. Бускевич и Г. Дорошенко, снова обещали, что гетман не допустит похода татар на Левобережье (если Москва удержит запорожцев от набегов на Крым), и снова заявляли, что гетманство не может разорвать свой союз с Крымом[1075]. Одновременно представители гетмана снова убеждали Тяпкина, что польская сторона заключенный договор соблюдать не будет, так как «князи Вишневецкие и иные сенаторы, и шляхта» имели на уступленных России землях «города и местечки, и села», от которых они не откажутся[1076].
Вместе с тем в позиции партнеров Тяпкина появились и некоторые новые черты. Хотя представители гетмана в самом начале переговоров заявляли, что Правобережье не может перейти под власть царя, так как это противоречит Андрусовскому договору, на практике дело дошло до обсуждения условий, на которых Правобережье всё же согласилось бы подчиниться власти царя. Сделано это было в форме порицаний русской политики, проводившейся на Украине в предшествующие годы, и критики порядков, сложившихся на Левобережье. Русское правительство порицали за то, что оно нарушало казацкие «вольности», вмешиваясь во внутреннюю жизнь гетманства, тайно организовывая выступления своих ставленников. Поэтому правобережные казаки не могут перейти под власть царя «для таких многих нарушений волностей казацких и великого нестроения». Порядки же на Левобережье не удовлетворяли представителей Дорошенко тем, что гетманом здесь выбран «не природной украинской казак», также «не природные казаки» и иноземцы есть и в рядах старшины. И вообще на Левобережье у власти находятся «прямые воры и заводчики», а «верные люди и слуги… от таких немилостивых губителей бегают и хранятца»[1077].
Тем самым в косвенной форме давалось понять, что вопрос о возвращении Правобережья в состав Русского государства может обсуждаться, если русское правительство откажется от вмешательства во внутреннюю жизнь гетманства, а левобережная старшина будет устранена от власти. Позднее представители гетмана прямо заявили, что казаки Правобережья готовы перейти под власть царя, если бы Петр Дорошенко стал гетманом на обеих сторонах Днепра. К этому было добавлено, что с территории гетманства должны быть выведены русские войска, а его жители освобождены от уплаты каких-либо поборов в русскую казну[1078]. Очевидно, что в этих условиях русский протекторат над гетманством стал бы чисто формальным.
Выдвижение таких новых предложений, возможно, говорит о том, что в Чигирине рассматривали возможность такого решения вопроса, но для русской стороны оно было неприемлемо, и вряд ли Тяпкин имел инструкции, позволявшие обсуждать такую тему. Запись переговоров, по-видимому, сохранилась неполно, и мы не знаем, отклонил В. Тяпкин эти предложения или обещал сообщить о них в Москву. К сожалению, располагая сообщениями В. Тяпкина о его деятельности, мы совсем не знаем, как на его сообщения реагировали в Москве. Во всяком случае, судя по его заявлениям на переговорах, каких-либо новых инструкций он не получил. От одного из ездивших в Чигирин гонцов В. Тяпкин узнал, что, узнав о скором приезде царя в Киев, Дорошенко «о том был в великой печали со всею радою и лежал болен два дни»[1079]. Посланец расценил это как свидетельство растерянности гетмана, который «и сам не ведает, куды ему приклонитца»[1080]. По-видимому, в Москве пришли к заключению, что человек, находящийся в таком состоянии, вряд ли будет способен на какие-либо враждебные действия, а приход в Киев русского войска во главе с самим царем Алексеем Михайловичем положит конец его колебаниям и заставит отказаться от не устраивающих русское правительство условий. Во всяком случае, имеющиеся источники позволяют говорить о каких-то политических шагах русского правительства по отношению к Украине лишь с того в