ремени, когда события на Левобережье приняли тревожный, опасный для судеб русской власти в этом регионе оборот.
К сожалению, о том, что происходило на Левобережье зимой 1667/8 г., мы знаем совершенно недостаточно. Бо́льшая часть свидетельств была записана поздней осенью 1668 – в начале 1669 г., когда русское правительство пыталось выяснить, в чем причины начавшегося здесь в феврале 1668 г. восстания, а те, кого опрашивали, дружно возлагали ответственность за происшедшее на покойного к тому времени гетмана Брюховецкого.
Одним из немногих исключений является отписка В. М. Тяпкина, написанная, по-видимому, в самом конце декабря 1667 г.[1081] Настроения населения в Переяславе, где Тяпкин находился до выезда на переговоры с Г. Дорошенко, вызвали у царского посланца явную тревогу. «А в Переясловле, – писал он, – отнюдь нет верного и доброго человека ни из каких чинов, все бунтовщики и лазутчики великие». Гарнизон в Переяславе, по его с ловам, сидит «запершись в малом замочку с воеводою и живут все в великом страхе». Он выражал надежду, что положение дел будет исправлено «скорым государским пришествием». В. М. Тяпкин ничего не сообщал о причинах недовольства, но свидетельства о том, что происходило на Украине летом 1667 г., позволяют легко их установить. Население, чем дальше, тем все сильнее, не желало нести поборов на содержание русских войск и терпеть различные притеснения со стороны воевод и приказных людей, тем более когда по ту сторону Днепра установилась казацкая власть, не знающая таких порядков. В этих условиях росли симпатии местного населения к Дорошенко, что не прошло мимо внимания Тяпкина. «Мещане и казаки, паче ж черные народы, – писал он, – зело любят и почитают Дорошенка». Одно замечание в отписке показывает, что причины недовольства не ограничивались лишь жалобами на «московских людей». «Многие злокозненные люди, – сообщал Тяпкин, – зело помрачаютца сердцы и душами своими… что мир стался и Дорошенка призывают». Та ким образом, к причинам недовольства добавлялось, недовольство это усиливая, заключение мира, которое привело к разделу Украины между Россией и Речью Посполитой. При этом о позиции левобережной старшины у Тяпкина не сложилось четкого представления. Говоря о «злокозненных людях», которые «Дорошенка призывают», он утверждал, что к их числу принадлежат и «начальные сего боку», но в другом месте его отписки читаем, что Брюховецкий «и вся его старшина… о Дорошенку и слышать не хотят, боятца лишения чести своей». Высказывания представителей гетмана на переговорах, приведенные выше, показывают, что для таких опасений были реальные основания.
Анализ отписки В. М. Тяпкина показывает, что его переговоры с Дорошенко зимой 1667/8 г. происходили в обстановке растущего недовольства разных слоев населения Левобережья московской политикой. Усилению этого недовольства способствовал ряд просчетов, допущенных русскими правящими кругами, и прежде всего А. Л. Ординым-Нащокиным как главой Малороссийского приказа, в политике по отношению к Левобережному гетманству. Если содержание Андрусовского договора в начале 1667 г. было достаточно быстро обнародовано, то с обнародованием Московского договора в Москве не торопились. Здесь явно не хотели обнародовать те статьи соглашения, в которых говорилось о возможности совместных военных действий войск России и Речи Посполитой против непокорных казаков. А. Л. Ордин-Нащокин, по-видимому, искренне полагал, что мирное присоединение Правобережного гетманства сделает применение этих статей излишним. Он, однако, не принял во внимание, что польско-литовская сторона была заинтересована в обнародовании именно этих статей соглашения.
Характерно, что много позже при расследовании причин восстания посланец черниговского архиепископа Лазаря Барановича утверждал, что «вся смута учинивалась» от Беневского, который в своем письме «приятелю» сообщал, что «положение меж великих государей учинено, что с обеих сторон Днепра начальных людей высечь, а тех всех в неволю привесть»[1082]. Конечно, ничего подобного С. Беневский не писал, но он, очевидно, дал понять правобережным казакам, что теперь им придется иметь дело с войсками двух монархов.
Уже после заключения Андрусовского договора стали распространяться слухи, что русско-польское соглашение направлено против казачества. Сигналы, исходившие от С. Беневского, способствовали распространению и усилению таких слухов, доходивших до приведенных выше утверждений. Молчание русской стороны об условиях Московского договора служило своеобразным подтверждением правдивости таких слухов.
Недовольство стало охватывать и казацкую верхушку Левобережья. Здесь сказался другой просчет русской политики этого времени. Поглощенный широкими внешнеполитическими планами и оценивавший ситуацию как беспроигрышную, А. Л. Ордин-Нащокин не принял мер к укреплению контактов ни с казацкой верхушкой Левобережья в целом, ни с лицами, на которых опиралась московская политика в этом регионе – епископом Мефодием и гетманом Брюховецким. К советам Мефодия глава Малороссийского приказа не прислушался, жалованья, о котором просил епископ, он не получил, уехал из Москвы недовольный и, по сообщению Иннокентия Гизеля, «клялся много и николи на столице не быть»[1083]. Если Афанасий Лаврентьевич говорил, что ему «плевать на Дорошенка», то тем более он не находил нужным считаться с Брюховецким, консультироваться с ним о принятии решений. О характере отношений между главой Малороссийского приказа и гетманом говорят свидетельства Мефодия о том, что он узнал на встрече с Брюховецким в Гадяче в конце ноября 1667 г. К этому времени из Москвы вернулся отпущенный из столицы 19 ноября гонец гетмана бунчужный Иван[1084]. Он сообщил, что Афанасий Лаврентьевич «принял их (посланцев гетмана. – Б. Ф.) неласково и к руке великого государя их не поставил, а говорил им, что они великому государю не надобны, пора их отставить»[1085]. Позднее, когда об этих высказываниях стало широко известно, их толковали в том смысле, «что царскому величеству Малоросия будто и не надобна»[1086]. Разумеется, А. Л. Ордин-Нащокин, имевший относительно Украины совсем другие планы, не мог говорить ничего подобного. Очевидно, еще более резко, чем в грамоте июня 1667 г., А. Л. Ордин-Нащокин выражал недовольство действиями гетмана, а возможно, и других лиц, стоявших во главе Левобережного гетманства, – именно они оказались «не надобны» и следовало «их отставить».
Сообщения В. М. Тяпкина о скором приходе в Киев А. Л. Ордина-Нащокина с войском вызвали сильное беспокойство и гетмана, и Мефодия. По сообщению близкого в то время к Мефодию нежинского протопопа Семена Адамовича, после рождества 1667 г. гетман прислал епископу письмо, в котором задавался вопросом: «Для чего боярин идет?» Когда он просил войск, ему отказывали, «а когда не надобно, топерво посылают»[1087].
О том, как воспринималась в этом кругу сложившаяся ситуация, говорят советы Мефодия Брюховецкому. Сохранилось письмо Мефодия, адресованное гетману, которое затем попало в руки Дорошенко, и он прислал его копию к воеводе, чтобы скомпрометировать епископа[1088]. Отсутствие оригинала письма и обстоятельства его передачи вызывали у исследователей сомнения в подлинности документа[1089]. Более достоверным представляется свидетельство нежинского протопопа Симеона, близкого ранее к епископу. Это свидетельство представляется тем более достоверным, что содержавшимся в них советам гетман не последовал. По свидетельству Симеона, епископ советовал послать к А. Л. Ордину-Нащокину киевского полковника Василия Дворецкого, чтобы узнать, «для чего он идет», а тем временем следует собрать на границе войско, чтобы «с Москвы бояр в Малороссийские городы не пущать»[1090]. Ясно, что от приезда А. Л. Ордина-Нащокина ожидали самых неприятных неожиданностей. Мефодий даже выражал опасения, что гетмана могут выдать полякам. Как представляется, именно после известий о скором приезде А. Л. Ордина-Нащокина у гетмана Брюховецкого сложилось решение начать тайные переговоры с Дорошенко. По свидетельству такого осведомленного современника, как автор «Летописи Самовидца», от имени Дорошенко выступал митрополит Иосиф Тукальский, который через Якубенка, наместника Пивского монастыря, заверил, «так писмами, як и словесно», что Дорошенко откажется от гетманства в пользу Брюховецкого, «жеби вкупi зоставало козацтво»[1091]. Как представляется, важную роль имело и другое обстоятельство. Брюховецкому дали понять, что Крым и Османская империя не будут вести себя пассивно перед лицом происходящих событий, как полагал А. Л. Ордин-Нащокин, а, наоборот, гетман может получить от них помощь в случае его выступления против России. В пользу этого говорят шаги, предпринятые гетманом сразу после того, как такое решение было принято.
По свидетельству «Летописи Самовидца», старшинская рада собралась в Гадяче «о Богоявлении», т. е. в начале января 1668 г., и здесь было принято решение «отступити от его царского величества и по орду слати, и воевод, и Москву з городов отсилати, албо с ними битися, ежели би не уступали з городов»[1092]. По свидетельству протопопа Симеона, на раде, где собрались все полковники и судьи, читались присланные Брюховецкому «листы» (документы посольства Е. Ладыженского?), которые свидетельствовали, что царь «на то ж Украйны разоренье и хана крымского призывал»