[1166]. После этого 4-тысячный отряд татар, «набрав полону многих людей», отправился в Крым[1167]. Главные силы Орды, однако, оставались с Дорошенко, и тогда было принято решение предпринять поход на север, на земли Севского уезда, очевидно, чтобы добыть нужный татарам «полон». Вместе с татарским войском Дорошенко отправил в поход Тарговицкий и Корсунский полки и полк «охочих людей» во главе с полковником Бугаем[1168]. Войско направилось на север, перейдя реку Сейм ниже Батурина, и шло к Севску «пустыми и лесными местами», очевидно, чтобы нападение было неожиданным и население не успело бы попрятаться в недоступных местах[1169].
По сведениям, которыми располагали в ставке Дорошенко, здесь находился достаточно слабый корпус во главе с П. А. Долгоруким, который долго и безуспешно осаждал Глухов. Здесь полагали, что этот корпус не сможет дать отпор казацко-татарской армии, и первоначально эти ожидания оправдались. Когда 20 июня к Глухову пришли татарские и казацкие отряды, П. А. Долгорукий отступил от города к расположенной в 30 верстах Круглой Поляне, но и тут на его «обоз» приходили татары и казаки[1170]. Однако в конечном итоге принятое решение оказалось ошибочным. Ведь уже в середине апреля в Москве было решено направить на территорию гетманства с севера войско во главе с одним из главных членов думы, возглавлявшим ее в отсутствие царя, кн. Г. С. Куракиным[1171]. 12 мая воеводы во главе с Г. С. Куракиным были «у руки», вместе с ними в поход были отправлены многие дети боярские «государева двора»[1172]. Сборы войска заняли достаточно долгое время, но 30 июня воеводы с войском пришли в Севск. Таким образом, именно в то время, когда отряды татар стали захватывать «полон» в Севском уезде, туда прибыли крупные военные силы. Как сообщал царю кн. Г. С. Куракин, бои в районе Севска продолжались с 3 по 5 июля. Противник был обращен в бегство, весь русский «полон» был отбит, захвачены татарские знамена, в плен попали двое мурз и татарский «абыз»[1173]. 16 июня Г. С. Куракин отправил отряды под Глухов, под Королевец и под Воронежец[1174], и от взятых пленных узнали, что «неприятельских, де, никаких людей в ближних местех нет», разбитые под Севском войска «пошли к Днепру»[1175]. Таким образом, татарско-казацкая армия потерпела серьезное поражение. Правда, воеводы в отписках царю могли преувеличивать достигнутые успехи, но в данном случае сообщения Г. С. Куракина подтверждаются свидетельствами других источников. Как сообщал перебежавший на русскую сторону «слуга» гетмана Дорошенко, в Сребное возвратились из ушедшего в поход войска «немногие татаровя и черкасы, пеши и ограблены». С ними привезли раненого сына Адильши-мурзы, главы татарского войска.
Вскоре после этого произошло важное событие – Петр Дорошенко ушел за Днепр и увел с собой татар и правобережные полки. В гетманской резиденции – Гадяче остался в качестве представителя его власти брат Андрей с 7 хоругвями казаков. Северским гетманом был назначен черниговский полковник Демьян Многогрешный. Получили важные посты и помогавшие гетману предводители запорожцев – Иван Серко стал нежинским полковником, кошевой Иван Белковский – прилуцким[1176].
Каковы были мотивы такого решения, приведшего к резкой перемене ситуации на Левобережье?
По мнению Н. М. Петровского, Дорошенко ушел за Днепр, опасаясь нападения на Правобережье польских войск во главе с Яном Собеским[1177]. В подтверждение он сослался на относящиеся к июню 1668 г. письма Петра Дорошенко и его брата Григория к молдавскому господарю. Ссылаясь на «эмиры» султана, предписывавшие оказывать им помощь, они просили помощи против «ляхов», собравших войско под Ляховицами[1178]. Петровский обнаружил и русское свидетельство, подкреплявшее его точку зрения. Это было сообщение «слуги», бежавшего от Дорошенко перед его уходом за Днепр, что к гетману приезжал подольский полковник Остап Гоголь, сообщивший, что его брата Григория поляки осадили в Кальнике[1179].
И всё же, хотя эта версия выглядит хорошо обоснованной, она вызывает ряд вопросов. Действительно, Я. Собеский летом 1668 г. собрал армию под Львовом и в июле – августе 1668 г. находился на Волыни[1180]. Но сбор этой армии был вызван известиями о сборе на южной границе Речи Посполитой османских и молдавских войск. О каких-либо действиях польских войск, направленных в это время против гетманства, не знает ни биограф гетмана Т. Корзон[1181], ни специально изучавший польско-украинские отношения этого времени Я. Перденя. Более того, как показал этот исследователь, в июле 1668 г. Я. Собеский пошел на уступки по отношению к Дорошенко, согласившись убрать коменданта Белой Церкви, на которого жаловался гетман, и уменьшить гарнизон крепости[1182]. Всё это заставляет искать иного объяснения решению гетмана. Как представляется, военная кампания на Левобережье начиналась с надеждой на появление на этой территории вслед за передовым татарским войском главных сил Орды, возможно, во главе с самим ханом[1183]. Однако эти главные силы так и не появились, а и армия Дорошенко, и татарские войска понесли серьезные потери, и часть их, отделившись от основной армии, оправилась «на Пол та ву в Кры м»[1184]. В таких условиях гетман нуждался в пополнении своего войска, чтобы успешно противостоять двум русским армиям, стоявшим у Севска и у Ахтырского. Дорошенко обещал вернуться через месяц[1185]. Очевидно, по его расчетам ему нужно было столько времени, чтобы пополнить свое войско и привести на Левобережье новые татарские силы[1186]. Однако наступившие в это время резкие перемены в отношениях гетмана с Запорожьем и Крымом лишили его этой возможности.
С последствиями этих перемен русское правительство столкнулось позднее, уже осенью 1668 г., а в середине лета перед ним возник вопрос, как использовать ситуацию, сложившуюся с уходом Дорошенко за Днепр.
Армия Г. Г. Ромодановского, используя ситуацию, перешла Ворсклу и стала предпринимать нападения на близлежащие поселения «изменников», но это было совсем не то, чего хотели бы в Москве. 19 июля командующим обеими армиями был послан приказ идти к Нежину[1187]. Таким образом, царь и его советники приняли решение собрать военные силы и направить их в северную часть Левобережья. Выработанный план военных действий в Москве, по-видимому, продолжали обсуждать. Подчиненный Г. Г. Ромодановского А. Иевлев во время расспроса в Разрядном приказе возражал против похода из Ахтырки на Нежин, так как тогда в тылу русской армии окажутся находящиеся в Опошне казаки Полтавского полка, «серденята», находящиеся в Зинкове, и казаки Лубенского и Прилуцкого полков в Гадяче[1188]. По-видимому, эти возражения заставили внести коррективы в задуманный план, так как, выступив 2 августа в поход, Г. Г. Ромодановский привел армию не к Нежину, а к Путивлю. Здесь армия Ромодановского соединилась в войсками Г. С. Куракина[1189]. Что касается этого военачальника, то, как отмечено в «Дворцовых разрядах», он начал поход к Нежину с попытки взять Глухов и отошел к Севску после безуспешной осады этого города[1190]. В результате командование объединенными силами было передано Г. Г. Ромодановскому. Однако если, проявив осторожность, правительство собирало военные силы за рамками театра военных действий, то цель нового похода не изменилась. На это указывает не только выбор для сбора войск Путивля – города, лежавшего на границе с Черниговской землей, – но и прямые указания царя Г. Г. Ромодановскому «итить под Нежин и Чернигов на выручку государевым людям»[1191].
Разумеется, беспокойство за судьбу русских гарнизонов в этих городах, всё еще продолжавших сопротивление, было достаточным основанием для похода к Чернигову и Нежину. Однако, как представляется, решение царя и его советников определили и другие весьма важные соображения. Мимо их внимания, несомненно, не прошло, что в сложных событиях и второй половины 1659 г., и рубежа 1660/1661 гг. именно с северной части Левобережья началось восстановление русской власти.
Для понимания последующих событий важно было бы выяснить, каковы были настроения разных групп населения Левобережного гетманства, и особенно северной его части, летом – в начале осени 1668 г. Главным источником здесь могут служить лишь свидетельства лазутчиков, высылавшихся на эти земли, пленных и выходцев в русские полки, однако сообщения на интересующую нас тему встречаются в них скорее как исключение. Всё же и эти немногие свидетельства могут дать определенный материал для выяснения поставленного вопроса. Так, заслуживают внимания встречающиеся в этих речах свидетельства о настроениях мещан на территории, охваченной восстанием. 28 марта казак Андрей Котенок, навещавший родственников в Гадяче, сообщал: «А Гадяцкие, де, мещане в великом сумненье, а меж себя говорят: не ведомо, де, что будет, добро или худо»