[1192]. Еще интереснее в этом плане речи казака из Лебедина, записанные 12 марта. Безуспешность штурмов Нежина он объяснял тем, что «которого дни приступу быть и казаки, де, нежинские и мещане в замок воеводе весть дают»[1193]. Эти свидетельства показывают, что вряд ли можно говорить о единодушной поддержке восстания со стороны левобережного мещанства.
В приведенном сообщении упоминаются и нежинские казаки; очевидно, что и в их среде были разные настроения. В этом плане представляет определенный интерес пассаж в письме глуховского полковника Филиппа Уманца рыльскому воеводе, написанном в июле 1668 г. в связи с предполагавшимся обменом пленными. Здесь читаем: «И сами вы знаете, мы правде не были изменниками и не от нас ся тое стало, только видих… то Бог, а невинного кровопролития судить ему, о що ся стало, под властью живучи, мусим жить и слухать»[1194]. Здесь важно отметить само появление такого пассажа в письме, посвященном совсем другой теме. Заслуживает внимания и тональность этого пассажа, явно проявляющееся в нем стремление отмежеваться от происшедшего и возложить ответственность за всё на стоящие над глуховскими казаками «власти».
Конечно, далеко не все среди казаков разделяли такие настроения. Об этом ясно говорит упорная защита Котельвы от армии Г. Г. Ромодановского. Неслучайно в одной из отписок командующего читаем, что «котелвяне стоят в великом упорстве и склонности никакие от них нет»[1195]. Каковы же были причины такого упорства? Некоторый свет на эту сторону дела проливает запись показаний Мишки, «человека» П. В. Шереметева, находившегося в первые месяцы восстания в Новгороде-Северском. Казаки говорили ему, что были вынуждены восстать, так как царь и король «велели их, всех черкас, побить и совсем всю Украину разорить»[1196]. Таким образом, под влиянием воззваний Брюховецкого казаки были убеждены, что они находятся в безнадежной ситуации, у них нет выбора и им ничего не остается, как защищаться с оружием в руках.
К сожалению, в первые месяцы восстания русские власти не предпринимали усилий, чтобы убедить население Левобережья в обратном, хотя, как увидим далее, «прелестные листы» Брюховецкого уже в марте оказались в Москве. Нельзя сказать, чтобы совсем ничего не делалось, но отдельные предпринятые шаги оказались неудачными, так как в Москве плохо представляли себе реальное положение дел.
Когда началось восстание, в Москве решили воспользоваться тем, что в январе здесь побывали посланцы Запорожской Сечи с просьбой о жалованье, чтобы привлечь запорожцев к борьбе с восставшими. В грамоте от 8 марта, адресованной кошевому атаману Ивану Белковскому и всему Войску Запорожскому, обличали Брюховецкого, который «хочет бусурманов себе на оборону взять», и призывали запорожцев «воров отступников… приводить к послушанию». Одновременно в документе указывалось, что Г. Г. Ромодановскому выслано для передачи запорожцам «две тысячи рублев да сукон разных цветов сто связков немецких»[1197]. В документе, составленном, судя по всему, в канцелярии начальника Малороссийского приказа А. Л. Ордина-Нащокина, с ударением подчеркивалось, что теперь «по утвержению посольскому» соединенными силами обоих государств «Коруне Полской защищение чинитца и оборона» и между этими государствами существует союз «против бусурман и тех отступников, которые хотели с бусурманы случаться». Составители грамоты явно не понимали, что именно заключение союза между Россией и Речью Посполитой вызвало враждебную реакцию запорожцев и побудило их присоединиться к Брюховецкому и Дорошенко. Получив эту грамоту, Г. Г. Ромодановский, разумеется, не мог передать ее Ивану Белковскому, находившемуся с большим отрядом запорожцев в войске Дорошенко. Грамота была отправлена в Сечь с казаками из Красного Кута, которые в начале июля еще не вернулись[1198]. Этим свидетельства о попытке русской власти оказать воздействие на позицию Запорожской Сечи пока и ограничиваются.
В первые месяцы восстания предпринимались также попытки привлечь на русскую сторону Ивана Серко, который был хорошо известен русским политикам как борец с татарами.
28 июня Г. Г. Ромодановский получил адресованную Серко царскую грамоту «о обращении его от измены». В своей отписке командующий писал, что и он, и белгородский митрополит уже пытались воздействовать на Серко, и он «тех посыльных людей сам своими руками посекал». Серко, – сообщал он в Москву, – один из ближайших советников Дорошенко. Всё же он выражал готовность передать грамоту, когда Серко «из войска куда поедет»[1199]. 10 июля к Серко действительно был отправлен посланец из Сум со «списком» царской грамоты[1200]. Грамота, однако, так и не была вручена, так как из отписки Г. Г. Ромодановского мы узнаем, что в августе она была отослана в Москву[1201].
Серьезные попытки повлиять на настроения населения Левобережной Украины были предприняты лишь в конце лета 1668 г., когда в общем положении дел произошли важные, неблагоприятные для Дорошенко перемены. П. Дорошенко не смог выполнить своего обещания и вернуться на Левобережье через месяц. Помешали этому, как известно, резкие перемены в его отношениях с Запорожьем и Крымом.
О резкой перемене в отношениях между Дорошенко и Запорожьем сообщали 18 августа н. ст. польские резиденты из Крыма. К хану прибыли запорожские послы, заявившие о своем намерении сместить Дорошенко и поставить другого гетмана и просившие у хана помощи против Дорошенко. Послы заявили, что если хан откажет, запорожцы пойдут из Сечи на Крым[1202]. Позднее, когда избрание нового гетмана состоялось, он, по сообщению одного из выходцев из Чигирина, потребовал, чтобы Дорошенко пришел «на черную раду в Запорожье, и, кого войско оберет, и бунчюк, тот у нас и будет гетманом»[1203]. К сожалению, причины столь резкой перемены в настроениях казаков наши источники никак не объясняют. Обвинения в том, что Брюховецкий был убит «без рады», или требование отдать запорожцам его «животы»[1204] были отражением каких-то более общих, более глубоких перемен.
Конечно, в походе на Левобережье приняли участие предводители запорожских казаков (Серко, кошевой Иван Белковский), связанные с Дорошенко. Они (как, например, Серко) продолжали и далее поддерживать его. В этих условиях в Сечи легко могли взять верх противники Дорошенко. Однако что вызвало их недовольство? Относящееся к началу октября воззвание нового гетмана[1205] повторяло обвинения, выдвинутые Дорошенко и Брюховецким против обоих государств, и прежде всего против России, которая хочет ввергнуть население Украины «в тяжкую, подобное египецкую, работу Московскую», а села «с церквами Божими… огню и запустению предати». К этому в воззвании добавлялись обвинения русских властей в том, что они хотят превратить православные церкви в костелы «и присяга от самого царского величества тайная с двумя езувиты на Москве стала». Поэтому авторы воззвания призывали к бескомпромиссной борьбе с противниками и не слушать царские грамоты «и слова умяхченные паче елея». Под таким воззванием вполне мог бы подписаться сам Дорошенко.
Как представляется, в основе конфликта лежало враждебное отношение запорожцев к попыткам Дорошенко укрепить гетманскую власть, создавая зависимую от него наемную армию – «серденяцкие войска», предлагая сделать гетманство пожизненным. Запорожье было явным препятствием на пути к осуществлению таких планов, и неслучайно успехи Дорошенко в деле собирания под его властью земель по обеим сторонам Днепра сопровождались появлением планов уничтожения Запорожской Сечи с помощью татар. Как сообщали польские резиденты в Крыму 2 мая н. ст. 1668 г., послы Дорошенко, приехавшие способствовать заключению соглашения между Запорожьем и Крымом, направленного против России, одновременно предлагали хану «Zaporoze znieść»[1206]. Возможно, запорожцы что-либо узнали о таких планах, и отсюда их такое враждебное выступление против Дорошенко и намерение сделать «чернеческую раду» на Запорожье верховным органом власти на Украине.
Главная опасность для Дорошенко в данной ситуации состояла в том, что инициатива запорожцев встретила благоприятный отклик у хана и крымской знати. Была достигнута договоренность, что на Украину направится второе лицо в ханстве – калга Крым-Гирей с большим войском. Ему хан приказал, чтобы «Doroszenka nie słuchał»[1207]. По сведениям, которые сообщил выходец из Чигирина, на выборах гетмана в Сечи присутствовали представители хана и запорожцы принесли присягу, что татары получат «все вольности в кочевищах» около Запорожья, а крымские послы «шерть учинили на том», что из Крыма им будет оказана военная помощь[1208]. Эконом киевского Кириллова монастыря Иезекииль, побывавший в сентябре 1668 г. в Чигирине, видел грамоту от нового гетмана, на которой вместо традиционного для запорожской печати изображения человека с мушкетом было помещено характерное для крымской сфрагистики изображение лука и двух стрел[1209].
Гетманом на Запорожье был избран Петр Суховеенко, 23-летний войсковой писарь, который установил хорошие отношения с крымской знатью, когда ездил послом к хану для заключения договора