[1233]. Таким образом, несмотря на понесенные им «обиды», епископ готов был снова сотрудничать с Москвой. Эти сведения «человек» П. В. Шереметева почерпнул в окружении недружелюбного по отношению к Мефодию Лазаря Барановича, и это заставляет отнестись с доверием к свидетельству нежинского протопопа Симеона о том, что епископ посылал его к черниговскому полковнику Демьяну Многогрешному, предлагая ему вернуться под власть царя, но полковник не поверил этим предложениям, так как епископ – сват Брюховецкого[1234]. Епископ хотел сотрудничать с Москвой, но его непопулярность ограничивала его возможности влиять на украинское общество. Епископ, по-видимому, отдавал себе в этом отчет, так как, по свидетельству Симеона, просил П. В. Шереметева, чтобы тот «прислал ратных людей и велел его взять в Киев»[1235]. Когда епископа Мефодия арестовали, за него никто не вступился.
Совсем иным было положение в обществе другого видного представителя верхушки украинского духовенства, архиепископа черниговского Лазаря Барановича. В исследовании В. И. Эйнгорна подробно рассмотрен вопрос о характере отношений Лазаря Барановича с русскими властями в начальный период восстания[1236]. 8 марта архиепископ прислал к воеводе в Севск своего конюшего Якова Хапчинского с важными сообщениями и предложениями. Он сообщил «вести» о положении на Левобережной Украине (о судьбе русских гарнизонов, расчетах Дорошенко и Брюховецкого на помощь османов и татар). Хапчинский передал воеводе присланные в Новгород-Северский «прелестные листы» Брюховецкого и обещал доставить присланные в Севск царские грамоты епископу Мефодию и в Киев[1237]. Вместе с тем от имени архиепископа он просил выслать «милостивую грамоту» для Брюховецкого. Архиепископ полагал, что, располагая такими документами, он сможет убедить гетмана прекратить восстание. Посланец привез для передачи в Москву проект письма, которое Лазарь Баранович намерен был отправить Брюховецкому, получив царскую грамоту[1238]. В своем письме Баранович приветствовал наметившееся сближение казачества с обеих сторон Днепра («да будет с сего Бог похвален»), но резко возражал против союза казачества с татарами («непотребно бы вам сочетание к неверному игу»). Татарин – природный враг, с которым можно только вести беспощадную борьбу: «Час того уведанного пса обесити, дай Боже, на том, чем он христиан вяжет». Следует, наоборот, искать мира и согласия с царем. «Ведаете добро, – обращался в письме архиепископ к гетману и полковникам, – яко един есть царь благоверный». Он убеждал гетмана, что, прекратив восстание, он получит у царя «воздаяние», а Войско Запорожское – «вольности». Письмо хорошо показывает, как воспринимал происходившие события просвещенный высокопоставленный представитель православного духовенства Левобережной Украины, заинтересованный в объединении казачества и получении им «вольностей», но полагавший, что достижения этих целей следует добиваться в сотрудничестве с православным монархом, не прибегая к союзу с «бусурманами».
Как показал В. И. Эйнгорн, инициатива архиепископа встретила благоприятный отклик в Москве. На грамоте севского воеводы помещена помета, что следует скорее выслать архиепископу грамоту, адресованную Брюховецкому[1239], но о судьбе этого документа больше ничего не известно.
Важно, что, не дожидаясь ответа из Москвы, Лазарь Баранович в марте 1668 г. обратился к гетману с письмом, повторявшим положения отправленного в Москву проекта[1240]. Как ясно следует из последующего хода событий, послание на гетмана воздействия не оказало, но и на какие-либо санкции по отношению к архиерею гетман не решился. Баранович, по-видимому, понял, что в условиях, когда на Левобережье двигаются на помощь Брюховецкому войска Дорошенко и татары, его увещевания бесполезны, и умолк. К осени 1668 г. положение существенно изменилось, и он счел возможным начать переговоры с Демьяном Многогрешным о возвращении левобережных полков под русскую власть. Результатом этих переговоров стало письмо, отправленное архиепископу Демьяном Многогрешным и стародубским полковником Петром Рославченко 26 сентября 1668 г., на следующий день после взятия Чернигова[1241]. Авторы письма сообщали, что, «посоветовав с полками сее стороны Днепра», они приняли решение начать переговоры о возвращении под власть царя. При этом выдвигались важные условия: амнистия участникам восстания и уход русских воевод и войск из Переяслава, Нежина и Чернигова. Тогда полки готовы царю «поклонитися» и пойти на службу, которую он укажет. Условия эти не отличались от условий, которые ставил Дорошенко на переговорах с Тяпкиным. Письмо заканчивалось просьбой, чтобы архиепископ обратился «к бояром, чтоб с нами зацепки не было», пока не возвратятся посланцы, которых они отправят в Москву.
Содержание письма дает основание рассматривать его как попытку в неблагоприятной ситуации выиграть время до подхода войск Дорошенко, но последующие события не позволяют принять такое предположение. К сожалению, об этих событиях мы знаем гораздо меньше, чем следует. Сохранившиеся документы говорят о продолжавшихся контактах полковников с Барановичем, но не удалось обнаружить переписку ни архиепископа, ни полковников с Ромодановским. Единственным источником, содержащим сведения на этот счет, продолжают оставаться сообщения посланцев Д. Многогрешного в Москве. При всей их краткости в них содержится один очень важный факт. В Девице состоялась встреча Демьяна Многогрешного с Г. Г. Ромодановским, когда северский гетман «учинил веру вдругоряд»[1242]. Таким образом, возвращение полков северной части Левобережья под русскую власть фактически произошло еще до того, как гетман и казаки могли узнать о результатах переговоров своих посланцев в Москве. Неудивительно, что после этого присланные Дорошенко казаки покинули войско Многогрешного. Характерно, что не позднее 10 октября Г. Г. Ромодановский счел возможным двинуться с армией в обратный путь к Путивлю[1243]. Очевидно, положение дел в Северской земле не вызывало его опасений. На протяжении 1659–1668 гг. Северская земля трижды становилась опорой для действий русской власти на Левобережной Украине, что, конечно, нельзя считать случайным.
Следует рассмотреть в этой связи характер предложений, с которыми приехали в Москву посланцы левобережных полков Матвей Гвинтовка и брат гетмана Василий Многогрешный. Они сообщили о принятом в полках решении «городы от изменников и от орды запирать». О выводе русских войск они ничего не говорили, а, напротив, предлагали прислать «гетмана» с войском, чтобы он стоял в Коропье на Десне[1244], очевидно, чтобы защищать Северскую землю от нападений с запада и с юга. Вопрос о выводе воевод тем самым с повестки дня не снимался, к нему украинская сторона позднее неоднократно возвращалась, а на первый план явно выдвигался вопрос об организации защиты Северской земли, что становилось актуальным в условиях, когда все яснее обозначалась перспектива длительной войны с участием враждебных татар.
Важно отметить и то, что войско Северской земли устами своих посланцев соглашалось на уплату налогов, предлагая только, чтобы устанавливалась общая сумма налога с каждого полка, а разверстку налога между собой производили сами жители. Таким образом, уже в самом начале переговоров речь шла о признании за левобережными полками достаточно ограниченной автономии, речь не шла даже о полной отмене реформ, проведенных в середине 60-х гг.
Петр Дорошенко, разумеется, не намерен был бездействовать, наблюдая, как Северская земля выходит из-под его власти, и предпринял серьезную попытку этому помешать. Он направил за Днепр своего брата Григория с казаками Брацлавского полка[1245] и татарским войском (частью войска, пришедшего с калгой), к ним присоединились не участвовавшие в заключенном соглашении казаки Полтавского, Миргородского и Лубненского полков. Это немалое по своим размерам войско в середине октября атаковало армию Ромодановского на ее дороге к Путивлю. Как вспоминали в Москве посланцы гетмана Демьяна, двигавшиеся к Путивлю вместе с армией, «были у них бои большие, в дороге к обозу татаровя и черкасы приступали безпрестанно»[1246].
Однако именно на этот важный момент пришелся открытый разрыв между Дорошенко и Крымом. Обстоятельства этого разрыва можно реконструировать лишь предположительно. Первоначально избранный в Запорожье гетман открыто не выступал против Дорошенко, лишь предлагая ему прибыть на раду в Запорожье для общих выборов гетмана, а Дорошенко отказывался. План созыва рады для выбора нового гетмана был лишь отложен, но не отменен, и стал актуальным, когда Петр Суховеенко пришел с войском на Левобережье и стал снова предлагать Дорошенко, «чтоб он ехал на раду», где должны «установить прямого гетмана»[1247]. Тогда же глава татар потребовал от Дорошенко, «чтоб он ишол на раду с ним»[1248]. По-видимому, именно тогда и произошел инцидент, о котором рассказывал эконому Иезекиилю комендант Белой Церкви: послов калги Дорошенко «бил их по губам и говорил им: скажите своему шайтану или салтану, и ему, де, тож будет»[1249]