[1449]. Последовав советам, посланники в тот же день посетили А. Ольшовского, которому поднесли «сорок соболей доброй», а 3 апреля состоялась их встреча с К. Пацом[1450]. На этих встречах дело ограничилось общими заявлениями политиков о их готовности служить царю.
Что стояло за этими заявлениями, прояснилось 3-го же апреля в беседе посланников с К. П. Бжостовским, который выступал перед ними как посланец литовского канцлера. Он сообщил, что на сейме сенаторы и послы расспрашивали о царевиче, «каково возрасту и образ его государский, что оказует»[1451]. Гораздо более важным было другое его сообщение – о том, что канцлер убеждал многих сенаторов избрать новым государем царевича, на что согласились все литовские сенаторы и часть коронных. От имени канцлера он настоятельно советовал отправить с таким предложением послов на ближайший сейм, на котором король «конечно королевства учнет уступать»[1452]. Как видно из последующих советов, эти послы должны были выдвинуть кандидатуру царевича на опустевший трон. Послы, по мнению канцлера, должны иметь полномочия для решения вопросов о вере кандидата, от которого могут потребовать, чтобы «был единой веры с ними», о гарантии прав и вольностей шляхты, о выплате войску жалованья за прежние службы[1453].
Ряд советов касался того, как строить отношения с соседними государствами. Следовало постараться наладить отношения с императором «и ласка к нему держать большая», чтобы он не стал поддерживать французского кандидата. Наконец, он настоятельно советовал выслать войска на границу с Речью Посполитой. Это заставит Францию и ее союзников – Швецию и Бранденбург воздержаться от вмешательства в польские дела, а сторонников царевича на сейме это ободрит, «и они будут надежние и в договорах смелие»[1454]. Эти последние советы, как представляется, говорят о том, чем именно привлекала кандидатура царевича. Опираясь на вооруженную поддержку царя, можно было провалить планы «про-французской» партии.
Записи этой беседы позволяют, как представляется, понять причины очень активной реакции А. Ольшовского на заявления восточных патриархов о желательности соединения церквей. При активном его участии был подготовлен текст королевской грамоты в Москву, содержавшей предложение об организации в Москве в июне 1668 г. встречи патриархов с русскими и польскими епископами для обсуждения разногласий между ними. В грамоте подчеркивалось, что обе церкви объединяет много общего – соблюдение таинств, почитание икон и останков святых. А. Ольшовский писал в Рим, что он готов лично участвовать в этой встрече. Об этой его инициативе посланникам сообщил вернувшийся из России «крестовой поп» Стефан Ширецкий. Спустя некоторое время Ян Казимир, по-видимому, понял, что стоит за этой инициативой, и принял меры, чтобы вернуть грамоту назад, но меры эти запоздали, и в апреле 1668 г. документ попал в Москву[1455].
6 апреля посланников посетил «королевский покоевой дохтур». Несмотря на свою должность, доктор принадлежал к числу противников французского кандидата и своими сообщениями явно хотел через посланников побудить русское правительство выступить против него.
«Доктор» убеждал, что события, происходящие на Украине, вызваны «промыслом француза». Французские дипломаты дали султану и везиру великие подарки, чтобы татарское войско напало на Польшу и заставило ее разорвать мирный договор с Россией. Далее он говорил о том, что после утверждения на польском троне французского принца возникнет направленный против России османо-польский союз, чтобы «турком доставать Казань и Астрахань»[1456]. Повторяя обвинения, выдвигавшиеся в шляхетской среде против сторонников Конде, доктор стремился показать, какие опасности несет России победа его сторонников.
Одновременно доктор доказывал, что у царевича в Польско-Литовском государстве много сторонников, только «духовные люди» и немногие сенаторы, которые берут деньги у французского посла, «для веры прескожают»[1457].
Положение дел волновало не только лиц, причастных к высокой политике, но и широкие круги шляхты, готовые оружием отстаивать свои права. Поэтому и шляхтичи пытались искать контактов с русскими посланниками. 8 апреля их посетил мазовецкий шляхтич Самуил Гжибовский. Он сообщил посланникам, что шляхта не желает видеть на троне француза и добивается созыва сейма «в поле». По его словам, шляхта желает избрания царевича, так как царь «с ним в границах ближе и ко всякому вспоможению надежнее». Очевидно, что для шляхтичей, как и для руководящих политиков, важно было то, что они рассчитывали достаточно быстро получить от него помощь для борьбы со сторонниками французского кандидата. Он также советовал выслать послов на ближайший сейм и «обнадежить» своей милостью маршалка и послов[1458].
Таким образом, на этот раз дело не ограничилось анонимными сообщениями о сторонниках царевича, появились конкретные представители другой стороны, предлагавшие царю определенный план действий в борьбе за польский трон.
Вскоре после отъезда посланников в Польшу в конце марта резиденцию литовского гетмана М. Паца посетил русский гонец С. Полков. Гонец приехал для достижения договоренности о военных действиях против «черкас», но на переговорах были подняты и другие сюжеты. В беседе с С. Полковым гетманский писарь Ян Козловский сообщил, что Ян Казимир при поддержке Франции, Швеции и Бранденбурга хочет возвести на трон герцога нейбургского «гвалтом, войсками». Его кандидатуру поддерживают некоторые коронные сенаторы и Великая Польша, но другие коронные воеводства, Литва и архиепископ гнезненский хотят избрания царевича. Писарь также советовал выслать русских послов на ближайший сейм.
Поднятая писарем тема возможности военного переворота в Речи Посполитой получила продолжение в ходе дальнейшей беседы. Писарь говорил о намерениях организаторов переворота выслать литовское войско на Украину, чтобы оно не могло помешать их планам. Он просил, чтобы в этом случае царь послал свои войска в «Лифлянты», чтобы этим планам «перешкодить». Отпуская 26 апреля С. Полкова, гетман Пац поставил гонца в известность, что писарь вел разговор с Полковым по его приказу[1459].
Русское правительство оказывалось перед трудным решением. С одной стороны, появились сторонники царевича, которые предлагали русскому правительству свои советы и рекомендации, свой план действий. С другой стороны, выяснялось, что вопреки более ранним сообщениям поддержка кандидатуры царевича в Речи Посполитой отнюдь не единодушна и ее выдвижение может привести к вооруженному столкновению не только с польскими сторонниками «француза», но также с Францией и ее союзниками. Дело никак бы не ограничилось благожелательным ответом на коллективное обращение магнатов и шляхты.
В действительности трудности на пути к осуществлению задуманного плана были гораздо более значительными, так как собеседники русских дипломатов, побуждая русское правительство к действиям, обходили молчанием некоторые важные планы и расчеты, связанные с выбором царевича Алексея.
На эту сторону дела позволяют пролить определенный свет донесения иностранных дипломатов. К концу 1667 г. иностранные дворы стали обсуждать возведение царевича на польский трон как реальную возможность и принимать меры для противодействия. Так, курфюрст Фридрих Вильгельм уже в январе 1668 г. предписывал своему резиденту в Варшаве И. Ховербеку убеждать шляхту, что выбор царевича приведет шляхту к войне с соседями, прежде всего с Османской империей[1460]. Дворы требовали от своих дипломатов сообщений о русских предложениях Речи Посполитой, и такие сообщения на рубеже 1667/1668 гг. были отправлены. Ряд сообщений исходил от папского нунция А. Пиньятелли. Уже в декабре 1667 г., сообщая о приезде в Варшаву посольства во главе с Б. И. Нащокиным, он записал, что послы привезли с собой «di larghe promesse», что в случае выбора царевича Речи Посполитой будет возвращена бо́льшая часть утраченных земель и выплачены крупные суммы денег, а 1 февраля 1668 г. им же была отправлена депеша, что царевича предполагают отправить в Польшу, чтобы он познакомился с ее политическим строем и католической верой[1461]. В конце 1667 г. и французский резидент П. де Бонзи сообщал, что сын царя должен принять католицизм и вернуть Речи Посполитой утраченные земли[1462].
Сопоставление с приведенными выше свидетельствами русских источников показывает, что подобных предложений русская сторона вовсе не выдвигала. Сообщения иностранных дипломатов из Варшавы отражали (хотя авторы сообщений этого не понимали) те представления об условиях возможного соглашения с Россией, которые курсировали и в политической элите Речи Посполитой, и в более широкой среде шляхты. Выше уже отмечалось, что получившая к середине 60-х гг. XVII в. в среде литовской шляхты поддержку идея возвести на трон царевича уже в то время соединялась с расчетами, что таким путем Великое княжество Литовское получит назад утраченные земли. С этого времени представление о том, что каждое соглашение с Россией должно привести к пересмотру условий Андрусовского договора, стало прочной частью сознания политической элиты. Ярким примером может служить «diskurs» А. М. Фредро, написанный, когда после смерти в мае 1667 г. королевы Людовики-Марии в Польско-Литовском государстве обсуждался вопрос о возможном новом браке короля Яна Казимира. В своем рассуждении А. М. Фредро предлагал женить своего монарха на дочери царя, так как таким образом «sine sanguine» Речи Посполитой будут возвращены Смоленск, Заднепровье, Киев