В заключение «пунктов» поднимался вопрос о военной помощи Алексея Михайловича своим сторонникам. О такой возможности речь шла уже на беседе одного из приближенных гетмана с русским гонцом С. Полковым в апреле 1668 г. Теперь предлагался уже конкретный план действий. В «пунктах» указывалось, что Швеция и Бранденбург выступят в поддержку французского кандидата, так как «швед опасаетца для Лифлянт, а курфирст – для Прус». Нужно поэтому, чтобы царь направил одну армию на границу с Ливонией, а другую «под Киевом по сю сторону Днепра». Таким образом, царь должен был не только отдать большие земли и огромные суммы денег, но и вступить в крупный международный конфликт, чтобы с помощью своего войска утвердить у власти в Речи Посполитой группировку Пацев.
А. Л. Ордин-Нащокин продолжал держаться избранной линии. Не желая осложнения русско-польских отношений накануне ожидавшихся мирных переговоров, он никак не реагировал на переданные ему «пункты», на что позднее гетман жаловался В. М. Тяпкину.
Благодаря позиции, занятой главой Посольского приказа, сейм, на котором 15–16 сентября 1668 г. была осуществлена формальная процедура отречения Яна Казимира от престола, прошел без всякого участия русских дипломатов. Здесь было принято решение о созыве в ноябре 1668 г. конвокационного сейма, на котором было бы установлено время выборов нового короля.
Когда отречение Яна Казимира стало фактом, а перспектива близких выборов – реальностью, борьба между сторонниками отдельных кандидатов усилилась. В «цесарских курантах», попавших в Посольский приказ, говорилось, что на сеймике в Великой Польше сенаторы заявили, что готовы выбрать татарского хана, но только не царевича[1525]. Одновременно стали распространяться слухи, что сторонники Алексея Алексеевича готовы даже прибегнуть к силе, чтобы добиться своих целей. В сентябре 1668 г. бранденбургский резидент И. Ховербек сообщал, что «московская партия» попытается добиться своего «силой» (mit Gewalt)[1526]. Тогда же шведские агенты сообщали, что литовцы с помощью русских войск намерены возвести царевича на трон[1527]. Такие слухи дошли и до нунция, пытавшегося проверить, не собираются ли на границе русские войска[1528]. Сопоставление этих сообщений с содержанием «пунктов», переданных А. Л. Ордину-Нащокину, показывает, что определенный элемент истины в этих слухах был.
Однако решиться на такие действия Пацы и их сторонники могли лишь после заключения соглашения с русской властью. Именно сентябрь – начало октября 1668 г. были отмечены их настойчивыми попытками искать контактов с русскими представителями. Такие попытки были предприняты уже во время заседаний сейма, когда в Варшаве находился русский гонец А. Карандеев, приехавший добиваться совместных действий обоих государств на Украине.
12 сентября, уже после окончания заседания сейма, его посетили литовский референдарий К.-П. Бжостовский и Иероним Комар «и многие шляхта», предлагавшие, чтобы царь выслал на конвокационный сейм своих послов, «потому что Коруны Польской и Княжства Литовского говорят, чтоб быть у них королем великому государю царевичю»[1529]. Несколько дней спустя более серьезную попытку предпринял сам гетман М. Пац, встретившийся 19 сентября в Гродно с ехавшим в Варшаву русским резидентом В. М. Тяпкиным[1530]. Гетман выражал удивление, что после отправки к А. Л. Ордину-Нащокину «пунктов» не получил от него никакого ответа, и обещал, что «пункты» будут вновь посланы к главе Посольского приказа с теми изменениями, которые внесли в них участники сейма.
Как и шляхта в Варшаве, гетман советовал отправить на конвокацию послов «с обетницами… со многою казною из дарами». Миссия эта должна была носить тайный характер, официально послы должны были просить помощи русским войскам на Украине. Гетман объяснял, что литовское войско не пошло на Украину, так как здесь опасаются «соседов и хищников, желателей на польское государствование», и снова просил выслать войска на границу с Ливонией, «чтоб швед не мыслил чрез мечь посполу с единомысленники приятеля своего (французского короля. – Б. Ф.)… над Полшею панствовать».
Некоторые высказывания Паца в этой беседе были ответом на шаг, предпринятый незадолго до этого А. Л. Ординым-Нащокиным. Стремясь избежать прямого столкновения со сторонниками выбора царевича, столкновения, которое затруднило бы предстоявшие переговоры, он сказал курляндскому герцогу, что у царя нашлось бы достаточно денег для приобретения симпатий избирателей, но царь никогда не станет убеждать царевича переменить веру[1531]. Очевидно, именно в ответ на это М. Пац предлагал прислать «для диспутации о вере к арцыбископу людей мудрых» и заверял, что хотя «станы» хотят, чтобы будущий государь был католиком, но, «каки увидят себе обетницы и подарки многие», то их настроения могут измениться.
В Москве, несмотря на замечания А. Л. Ордина-Нащокина, вопрос об избрании царевича не снимали с повестки дня. В сентябре русскому канцлеру был отправлен перечень вопросов, на которые царь хотел бы получить ответ[1532]. Среди прочего в этом перечне читалось: «О обрании государя царевича, что говорит, мочно то дело ныне делать или впред или нет, и будет мочно, когда и как, а будет не мочно, для чего не мочно»[1533]. «Посольских дел оберегатель» отвечал, что сначала необходимо добиться заключения «вечного мира», «а обрание без того дела так же будет, как было и под Вилною»[1534].
Пока шла эта переписка, начались интенсивные сношения литовских политиков с А. Л. Ординым-Нащокиным. Как сообщал царю глава Посольского приказа в начале октября[1535], «в разных числех» он получил письма от архиепископа гнезненского, гетмана М. Паца и референдаря К. П. Бжостовского со «словесным приказом», что Речь Посполитая, несмотря на сопротивление подкупленных другими державами сенаторов, готова возвести на трон царевича, если будут одобрены выработанные в Варшаве условия, на которых новый правитель мог бы получить власть. Следуя своей линии, А. Л. Ордин-Нащокин предлагал провести переговоры в Курляндии, где «все тайные дела к вечному миру совершены будут».
Однако политики «промосковского» лагеря не могли ждать, тем более что перспектива переговоров в Курляндии не вырисовывалась ясно, особенно когда от участия в съезде отказались шведы[1536]. В этих условиях глава «промосковского» лагеря литовский канцлер К. Пац предпринял решительную попытку выяснить положение дел. Об имевших место переговорах сохранился коллективный доклад членов посольства царю[1537]. Посланец К. Паца и других неназванных сенаторов подстолий жмудский, снова назвав уже фигурировавшие в переписке с А. Л. Ординым-Нащокиным условия (возвращение земель, выплата «великой казны» на войско, «великие дачи» сенаторам и др.)[1538], заявил, что если царь примет эти условия, то они «на нынешнеи конвакации в крепость положат и явно всем скажут, что склонение иметь будут ко государю царевичю». В противном случае «обиранье на олекцыи от царского величества отдалитца».
По их признанию, послы стремились дать ответ в возможно более мягкой форме («не жесточа»), но суть его была вполне определенной. Вопрос о выборах на польский трон царь «положил на волю всемогущего Бога», а тот, кто будет избран, того царь «за брата имети будет». Это означало, что царь не станет отстаивать на выборах кандидатуру царевича, и именно так этот ответ поняли литовские политики. Как установил З. Вуйцик, в декабре 1668 г. Пацы заключили соглашение с Карлом Лотарингским о поддержке его кандидатуры на предстоящих выборах[1539].
Вскоре после проведенных переговоров глава Посольского приказа снова обратился к царю, убеждая его не высылать в Варшаву послов для участия в предвыборной борьбе. «И ныне, государь, по ведому из Варшавы, – писал он, – к позору бы тот поезд был»[1540]. На этот раз Алексей Михайлович не настаивал. И ему, и его советникам стало ясно, что польско-литовская сторона выдвигает неприемлемые для русской стороны условия и упорно на них настаивает.
Хотя вплоть до весны 1669 г. среди шляхты, особенно литовской, были многочисленные сторонники царевича, хотя время от времени снова распространялись слухи о больших обещаниях царя и даже о том, что церковный собор якобы разрешил царевичу переменить веру, борьба за польский трон с русской стороны осенью 1668 г. была окончена, и она завершилась очевидной неудачей.
Значение этой неудачи не ограничивалось тем, что не удались планы возведения царевича на польский трон. Неудача была более глубокой. Выдвигая кандидатуру царевича, А. Л. Ордин-Нащокин и находившийся в то время под его влиянием Алексей Михайлович рассчитывали, что магнаты и шляхта Речи Посполитой выберут царевича, чтобы скрепить тем самым русско-польский союз. Но ход событий показал, что в Варшаве и Вильно этому союзу не придают того значения, какое придавал ему А. Л. Ордин-Нащокин. Показал это и ход последующих событий, когда весной – летом 1669 г. решался вопрос о выборах нового польского монарха. В своих записках, написанных перед заключением Андрусовского перемирия, он доказывал, что благодаря заключению такого союза Алексей Михайлович сможет влиять на судьбы польского трона, с союзником будут советоваться, кого избрать новым польским монархом, но расчеты эти оказались нереальными. Никто не проявил желания советоваться с царем по этому поводу. В обширной публицистике 1668–1669 гг.