подвод для перевозки посольства нет и их «готовить не указано», так как «в Ригу к генералу указу о том не прислано»[1566]. Послы были вынуждены ехать в Курляндию «на псковских подводах».
В отписке царю, отправленной 11 июля, А. Л. Ордин-Нащокин винил в происходившем шведского резидента А. Эбершельда, к которому он «многижды посылал, чтоб по отпуске… великого государя грамот в Свею писал в Ригу, ни в чем бы задержания не учинил». В этой связи глава Посольского приказа снова выражал свое убеждение, что от пребывания шведских резидентов в Москве один вред, в частности, потому, что они «не только в свое государство и в-ыные места розсылают вести Московскому государству не к прибыли»[1567].
Дело было, разумеется, не в нерасторопности шведского резидента, которого 23 июля вызвали в Посольский приказ, где ему «выговаривано», что он не позаботился о своевременном обеспечении проезда послов[1568]. Заявление шведских властей в Риге, что они ничего не знают об организации съезда в Курляндии, было тревожным симптомом, и, думается, это было главным источником раздражения «великого посла».
В Курляндии «великим» послам был оказан любезный прием, и 20 июля состоялась встреча «наодине» А. Л. Ордина-Нащокина с курляндским герцогом[1569]. На встрече герцог сообщил, что ожидает приезда послов из Речи Посполитой «по начинанию сейму, как начнетца в Варшаве сейм в августе месяце»[1570]. Действительно, соответствующими полномочиями послов мог наделить только сейм. По-видимому, именно герцог ознакомил начальника Посольского приказа с документами, говорившими о подготовке властей Речи Посполитой к переговорам. Это была грамота Яна Казимира герцогу Якобу от 29 июня н. ст. с предложением об организации трехстороннего съезда «о торгах и о полону» в Курляндии «в тихом городе»[1571] и написанная на латинском языке его грамота к шведскому королю. В материалах посольства А. Л. Ордина-Нащокина содержится лишь краткое изложение этого документа[1572]. Б. Фальборг не смог найти его текст в шведских архивах. Текст его может быть отчасти восстановлен по ответной грамоте Карла XI[1573]. Грамота шведскому королю была датирована тем же числом, что и грамота курляндскому герцогу. В ней предлагалось выслать шведских представителей на трехсторонний съезд «о безопастве торговом и об уставе пошлин». Съезд предлагалось собрать в середине ноября. По-видимому, в Варшаве рассчитывали, что к этому времени новый сейм закончит работу и даст полномочия представителям Речи Посполитой на переговорах.
В июле 1668 г. и от шведского генерал-губернатора из Риги пришло сообщение, что в Стокгольме собрался риксдаг («сейм») «и по сейме, де, послы присланы будут»[1574].
Приходилось ждать окончания работы двух сословных собраний. Дожидаясь приезда послов Речи Посполитой и Швеции, «великие послы» 23 июля разместились в местечке Новая Рига на Западной Двине[1575].
Шаги, предпринятые Яном Казимиром, были в известной мере реакцией на настойчивые предложения с русской стороны принять участие в съезде. Трижды – 26 апреля, 18 мая и 18 июня – Алексей Михайлович сообщал Яну Казимиру о назначении русских послов на съезд и выражал надежду на благоприятный исход переговоров[1576]. Ответ Яна Казимира был осторожен, он сообщал, что ждет ответа от шведского короля, и выражал надежду, что удастся добиться того, «żeby w torgowych sprawach bezprawie nikomu nie działo»[1577].
Вопрос о съезде в Курляндии был включен в королевскую инструкцию на предсеймовые сеймики. Король предлагал их участникам решить, нужен ли съезд в Курляндии, и если нужен, то назначить для участия в нем комиссаров, наделив их необходимыми полномочиями[1578].
Пока шли все эти переговоры, летом 1668 г. определилась позиция шведского правительства по отношению к съезду в Курляндии. К этому времени для шведских политиков стало ясно, что́ предполагается обсуждать на съезде. Следует также принять во внимание, что в июне – июле 1668 г. в Стокгольме уже располагали сведениями о существовании в Речи Посполитой, особенно в Великом княжестве Литовском, достаточно влиятельной «партии», добивающейся выбора царевича на польский трон и не скрывающей своего враждебного отношения к Швеции. В таких условиях шведские представители легко могли столкнуться с общей неблагоприятной для Швеции позицией двух участников съезда. В Стокгольме было принято решение отказаться от участия в съезде. 8 августа было отправлено письмо Яну Казимиру, в котором четко и определенно говорилось, что в таком съезде нет необходимости, так как все вопросы в отношениях между государствами урегулированы договорами в Оливе, Кардисе и на Плюсе[1579]. Письма соответствующего содержания были отправлены А. Л. Ордину-Нащокину 22 сентября, царю Алексею – 30 сентября[1580].
В тот же день, 30 сентября, король Карл XI ратифицировал Плюсский договор[1581]. Этим еще раз давалось понять, что этот договор окончательно определил условия торговли между государствами. Обращает на себя внимание, что Алексея Михайловича поставили в известность почти на два месяца позже, чем Яна Казимира. Очевидно, опасаясь последствий своего шага, шведское правительство хотело выиграть время для переброски армии из Бремена в Ливонию[1582].
В начале осени в русском посольском стане в Курляндии стало нарастать беспокойство. 3 сентября А. Л. Ордин-Нащокин обратился к К. П. Бжостовскому, выражая удивление, что ни шведские, ни польско-литовские представители так и не появились в Митаве, где их давно ждут русские послы[1583].
Вызывала беспокойство и позиция шведской стороны. Никаких сообщений о том, когда могут прибыть послы из Стокгольма, не поступало, а к великим послам стали приходить известия о появлении в шведских владениях в Прибалтике всё новых отрядов шведских войск[1584]. 17 сентября «великие послы» обратились с письмом к генерал-губернатору в Ригу, выражая удивление, чем вызваны подобные действия, так как у Шведского государства с соседями – «вечный мир». Неплохо было, – говорилось с иронией в письме, – «дати знать, хто имеетца неприятелем быти». В грамоте выражалось удивление, что до сих пор неизвестно, когда прибудут шведские послы, а ведь именно на встрече с ними можно было бы «недружбы и ссоры, которые после Кардиского миру утверждения учинились, умирить»[1585].
23 сентября послы получили ответ от рижского генерал-губернатора. Губернатор отвечал, что если Ян Казимир попросит короля о посредничестве на мирных переговорах и «с обеих сторон великие послы для такова великова дела сьедутца», то шведы пришлют посредников, «и буде то не збудетца, и от нас посредником не надобно быть посланым»[1586].
Губернатор, вероятно, уже знал о позиции своего правительства и, давая такой ответ (со ссылкой на то, что Ян Казимир не просил Карла XI о посредничестве), старался выиграть время. Такой ответ не мог удовлетворить Ордина-Нащокина. В своем ответном письме, резко заметив, что он не получил из Риги «правдивого ответу», великий посол обратил внимание на то, что русские власти уже давно (в том числе и через шведского резидента в Москве) сообщали о своем намерении на съезде в Курляндии «в торговых промыслех добрым утвержением без обиды» решить все спорные вопросы. Он выражал удивление, что шведская сторона уклоняется от рассмотрения этого вопроса[1587].
В своем ответе от 2 октября генерал-губернатор снова повторял, что король пришлет послов на съезд, когда получит приглашение, а что касается торговли, то шведским купцам в России «чинятца многие обиды» и следовало бы провести расследование»[1588].
Скоро положение прояснилось. Грамота шведского короля Карла XI пришла в Варшаву через несколько дней после отречения Яна Казимира, и решение пришлось принимать официальному главе государства во время «бескоролевья» – архиепископу гнезненскому М. Пражмовскому и собравшимся в Варшаве сенаторам. О том, как проходило обсуждение сложившегося положения дел, почти ничего не известно. З. Вуйцик обнаружил, правда, письмо К. Паца, в котором литовский канцлер выражал свое недовольство тем, что шведы «w tak wielkiej materyji nie chcą komisji, a z nas i z Moskwy ciężkie wymagają cła»[1589]. Это свидетельство показывает, что предложения А. Л. Ордина-Нащокина вызывали сочувствие литовских сенаторов, чья страна, как и Россия, страдала от шведской таможенной политики. Однако на принятие решения это не повлияло.
О результатах обсуждения дают представление два документа – письма сенаторов, сходные по содержанию, направленные членам боярской думы и А. Л. Ордину-Нащокину 22 сентября 1668 г.[1590] Сенаторы приложили усилия к тому, чтобы возложить ответственность за неудачу съезда на шведов. Направленному в М