оскву с письмом сенаторов гонцу Ф. Гоишевскому был вручен оригинал грамоты Карла XI, который он должен был показать русским сановникам[1591]. В грамоте запрашивалось мнение русской стороны, желает ли она проведения двустороннего съезда. Разумеется, в отсутствие шведов обсуждать вопрос об условиях торговли в Восточной Прибалтике не имело никакого смысла. Более существенно было другое. Примас и сенаторы не предлагали мер, с помощью которых можно было бы принудить Швецию к участию в съезде, вообще не выражали желания вырабатывать общую с Россией политическую линию по отношению к этой стране.
Таким образом, еще до получения русской стороной официального ответа от Карла XI стало ясно, что трехсторонний съезд в Курляндии не состоится. 6 октября А. Л. Ордин-Нащокин направил новое письмо генерал-губернатору в Ригу. В письме говорилось о том, что теперь на русской стороне «малая надежда» на дружественные, добрососедские отношения со шведами. Русскими предложениями о созыве съезда «возгнушались, учинити того не захотели»[1592].
Неудача важного внешнеполитического замысла была для русского канцлера тем более обидной, что подтверждала правоту не его, а дьяков Посольского приказа, сомневавшихся в успехе съезда в Курляндии. Эту неудачу глава Посольского приказа был склонен связывать с действиями шведского резидента в Москве. Уже летом 1668 г. он писал в Москву, что жители Ливонии, с которыми он сталкивался на пути в Митаву, «нынешних съездов опасны», ждут от них дурных последствий, и был убежден, что «такие ссоры принесены с Москвы» от резидента[1593]. Он был так уверен в этом, что в уже упомянутом письме от 23 сентября он убеждал губернатора, что не следует верить резиденту, который своей «непотребной службой» вызывает «ссоры»[1594].
Когда стала ясной неудача съезда, гнев А. Л. Ордина-Нащокина обратился против Эбершельда. В отписке, отправленной в октябре в Москву, он настаивал на удалении резидента из русской столицы[1595]. Свои обвинения по адресу Эбершельда А. Л. Ордин-Нащокин предложил позднее в своих ответах на вопросы царя. Шведы, по его мнению, отказались от участия в съезде, опасаясь, что «отнимут у них к московской стороне Корельскую и Ижерскую землю, а Литва – Лифляндскую землю», а такие сведения о планах организаторов съезда сообщал в Стокгольм Эбершельд. Всё это происходит, – писал царю глава Посольского приказа, – «от зависти тех людей, которые Афанасьевой службе Лаврентьевича завидуют»[1596]. Это был недвусмысленный намек на то, что подобные слухи о русских планах сообщили резиденту его враги при царском дворе.
Но А. Л. Ордин-Нащокин ошибался. Хотя в Москве действительно ходили слухи о таких его планах относительно Швеции, ни русский исследователь Г. В. Форстен, ни швед Б. Фальборг не обнаружили в донесениях Эбершельда подобных сообщений. Шведское правительство скорее могли обеспокоить слухи, приходившие из Речи Посполитой, что царь обещает вернуть этой стране в случае выбора его сына утраченные этой страной земли.
В действительности, конечно, шведские власти не желали каких-либо новых масштабных переговоров по вопросам торговли, так как неблагоприятные для восточноевропейских купцов условия торговли соответствовали интересам шведской казны. Разумеется, шведскому правительству трудно было бы удержаться на этой позиции, если бы оно столкнулось с согласованными действиями держав, откуда поступали в Прибалтику все восточноевропейские товары, но Речь Посполитая не проявила желания совместно с Россией оказывать давление на Швецию ради изменения условий торговли на Балтике. Правда, А. Л. Ордин-Нащокин убеждал царя, что «сколко, государь, они (шведы. – Б. Ф.) не грозят и весь свет наслушают, а Великая Росия с королевством Польским болши соединительнее в крепости будут»[1597]. Факты, однако, не подкрепляли его утверждений. Стоит заметить, что хотя он оставался на посту главы Посольского приказа до начала 1671 г., никаких попыток искать соглашения с Речью Посполитой, направленного против Швеции, он больше не предпринимал.
Вместо эпилога
Рубеж 1668/69 гг. стал трудным временем для А. Л. Ордина-Нащокина. К началу 1669 г. прошло около двух лет с того времени, когда его внешнеполитическая программа стала внешнеполитической программой Русского государства и он как глава Посольского приказа приступил к ее осуществлению. За прошедшее время, однако, никакого реального продвижения к намеченным целям не произошло. Более того, на пути к этим целям возникли непредвиденные трудности, стала выявляться нереальность многих планов и расчетов.
Стареющего, утомленного долголетней войной царя А. Л. Ордин-Нащокин привлек к себе, убедив, что намеченная им программа, основанная на союзе между Россией и Речью Посполитой, приведет к всеобщему умиротворению и прекращению конфликтов. Действительность, однако, не оправдала эти ожидания. АЛ. Ордин-Нащокин был уверен, что само заключение союза между Россией и Речью Посполитой заставит Крым и Османскую империю воздержаться от вмешательства в украинские дела, а население Украины, не имея внешней поддержки, будет вынуждено подчиниться согласованным решениям союзников. Поэтому он полагал возможным вести на Украине достаточно жесткую политику, ущемляя интересы казацкой верхушки. Результатом стали серьезные волнения на Левобережье, которые активно стремилось использовать в своих интересах Крымское ханство, вовсе не оставшееся пассивным, а отправившее туда свои войска.
Как оценивали в Москве действия в этих условиях русско-польского союза, который был, прежде всего, соглашением о совместных военно-политических действиях по отношению к Крыму и Османской империи, дает представление сохранившаяся в сборнике бумаг А. Л. Ордина-Нащокина его записка, адресованная царю[1598]. В ней констатировалось, что хотя Речь Посполитая взяла на себя обязательство «никоторому государству с ханом в договоры не вступать и недруга явного казною не вспомогать», хану уже после нападения татар на русские земли «дали казны» – 290 тыс. золотых польских и сохраняли мирные отношения с крымским ханом, не предприняли они и каких-либо действий против казаков Дорошенко. Таким образом, союзный договор фактически не вступил в действие. Разумеется, целью записки было дать русской стороне аргументы в пользу того, чтобы не отдавать полякам Киева, так как из-за нарушения ими договора на Украине сложилось такое положение, что Киев находится под угрозой нападения и маловероятно, что полякам его удастся удержать, но реальное положение дел говорило само за себя. Русско-польский союз оказался неспособным вести совместную борьбу с крымской и османской агрессией.
Схожая ситуация сложилась и на балтийском направлении русской внешней политики. А. Л. Ордин-Нащокин рассчитывал, что, действуя совместно, Россия и Речь Посполитая смогут, не прибегая к войне, добиться от Швеции изменений условий торговли на Балтике, благоприятных для их интересов (снижение торговых пошлин, возможность непосредственных контактов с западноевропейскими купцами и др.). Этой цели следовало добиваться на совместной встрече представителей трех стран. Швеция, однако, проявила нежелание вести переговоры на такую тему, а Речь Посполитая не проявила никакого желания вместе с Россией принуждать Швецию вести такие переговоры.
Когда в Москве попытались скрепить русско-польский союз дополнительной связью, выдвинув кандидатуру царевича на польский трон, выяснилось, что в Варшаве совсем не придают этому союзу такого значения, какое ему придавала русская сторона. Одновременно выяснилось, что главной целью восточной политики Речи Посполитой остается возвращение утраченных в годы русско-польской войны земель.
Всё это ставило под сомнение не только задуманные конкретные акции по отношению к соседям, но и более широкие далеко идущие политические планы, которые А. Л. Ордин-Нащокин связывал с заключением русско-польского союза.
Осенью 1668 г. в своих отписках царю А. Л. Ордин-Нащокин выражал надежду, что на самом важном на тот момент южном участке положение дел в скором времени удастся исправить. Надежды эти были связаны с выдвинутым им планом съезда представителей России и Речи Посполитой в Киеве. Получив от царя известие о серьезном поражении крымского войска на Левобережье, он, по-видимому, полагал, что для Речи Посполитой это покажет ценность союзника и побудит ее к сотрудничеству, а «бусурманские» государства станут искать мира. Он предлагал пригласить в Киев представителей хана и султана. Здесь было бы подтверждено союзное соглашение и заключен мир с «бусурманами». О заключенных соглашениях следует объявить «тамошним народам» – казакам, «чтоб никогда кровь не всчалася»[1599].
Характерно, что на этот раз, несмотря на свой обычный оптимизм, А. Л. Ордин-Нащокин допускал, что Речь Посполитая откажется послать на такой съезд своих послов, и в этом случае советовал «ко государем посторонним свои государские грамоты послать, что с польские стороны союз о случении сил в Украине против договору не исполнен»[1600].
Уезжая из Курляндии, 28 октября А. Л. Ордин-Нащокин (И. А. Желябужский подписать текст отказался) обратился с письмом к примасу и сенаторам[1601]. Описав тревожное положение на Украине, он убеждал, что встречу представителей сторон надо провести раньше срока, установленного Андрусовским договором, и направить представителей Речи Посполитой «в Киев с поспешением в нынешнеи зиме, не ожи да я лета». Встреча представителей России и Речи Посполитой в Киеве должна была стать демонстрацией решимости обоих государств к совместным действиям, что привело бы к умиротворению на Украине и оказало сдерживающее влияние на южных соседей.