Поглаживая плечо Избор спросил Гаврилу:
— Надолго?
Масленников не успел ничего сказать. Раздался сухой треск и один меч, блеснув на солнце пробил крышу, следом за ним проклюнулись еще два. Стук и треск заполнили двор, словно под крышей сидели не крепкие мужики, обученные и вооруженные, а стая дятлов.
— Нет, не надолго… Крыша старая, долго не продержится.
— Поехали, — сказал Сераслан. На глазах у смотревших сверху людей он бросил на крышу так и не переданное княжеское послание.
— Нечего нам тут делать…
Других неприятностей у них во дворе не случилось. Под треск разрубаемой крыши они уселись в тележку и не спеша поехали к воротам, около которых по-прежнему маялся сторож. Когда они подъехали к воротам он спросил, заглядывая им за спины.
— Чего там? Опять что ли старцев медведь с привязи сорвался?
Медленно проезжая мимо Сераслан бросил:
— Три медведя…
Страж закивал и тележка поехала дальше.
Сераслан потихоньку прибавлял ходу, а Гаврила шарил по тележке.
— Ежели догонят, и отбиться нечем будет…
— Не догонят.
Гаврила посмотрел назад, где старческий дом скрывался за лесом.
— Струсили?
— Старец не пустит. Ему сейчас не до нас.
Он усмехнулся и объяснил.
— В нем теперь волшебства не больше чем невинности в Александрийской шлюхе!
Сераслан одобрительно кивнул, а Гаврила с Исином переглянулись. Под их взглядами он и сам задумался, что сказал язык.
— А Александрия это где?
…. Солнце уже взлетело вверх, словно подброшенное кем-то яблоко. Наступило то время дня, когда оно устав подниматься неподвижно застыло на небе не решаясь ни залететь немного повыше, ни опуститься пониже. Минута равновесия, за которыми последует неизбежный спуск солнца к земле и вечер, разделили день пополам.
— Полдень! — сказал Избор. И точно. Их тени съежились у них под ногами и нипочем не желали вылезать оттуда. Но главными сейчас были не они и не солнце, а горы. Их каменные громады нависали над лесом острыми зелено-коричневыми волнами. Высоко в небе смешивались громады камня и брызги леса. Деревья на склонах казались зеленой пеной и обрывками водорослей, поднятых бешеной водой со дна водоема. Да и сами горы были подобны волнам — кое-кто из них имел даже белоснежный гребень — ледяную или снежную шапку. Сложив ладонь козырьком Избор смотрел на все это каменное великолепие с некоторой нерешительностью.
Вершины гор — то зеленые, то коричневые, то снежно-белые простирались и вправо и влево. Дорога еще какое-то время катилась вперед, но и даже им, беспамятным, было ясно, что потом она свернет в сторону и словно река, потечет вдоль горной цепи, отыскивая ущелье или горку пониже, чтобы перевалить на другую сторону. Сераслан поглядывал на них и тележку вперед не гнал — понимал, что его новые друзья думают над своей дорогой. Неловко себя чувствовал не только он.
— Куда едем? — не выдержав молчания спросил Исин.
— Куда лошади везут… — отозвался Избор. Они надолго замолчали, наблюдая как на них наплывают деревья, ровняются с ними и убегают назад. Избор повернулся к Гавриле.
— А ведь хазарин прав. Пора определяться. А то ведь не мы едем, а нас везут…
Он не стеснялся, что Сераслан слышит его. Гаврила из-под бровей посмотрел на возчика.
— Послушай, Сераслан… Ты теперь куда?
— В Журавлевское княжество, — отозвался он. — Куда же еще?
Гаврила пожал плечами. Слова «Журавлевское княжество» были для него пустым звуком. Это ни о чем ему не говорило. Сераслан, понял это и бросив вожжи повернулся. Лошадь, почувствовав слабину пошла медленнее.
— Я конечно вам не советчик… Не знаю как вы решите, но по моему разумению нужно вам со мной ехать.
— Зачем?
Жизнь по-прежнему не имела цели. То есть конечно цель-то была, только кто-то так упрятал ее от них, что никто не мог отыскать концов.
— Там Хайкин сход Русских волхвов собирает. Может кто из них вам и поможет? Там мудрецы.
Он посмотрел на богатыря, но тот уже отвлекся. Его глаза настороженно смотрели на вершины деревьев, выискивая опасность.
— Кричит кто-то… — сказал вдруг Гаврила, поднимая руку и призывая всех к тишине. Сераслан остановил повозку и теперь все услышали далекий человеческий голос.
— Поют? — с некоторым колебанием сказал Избор. Звук был слаб и единственное, что можно было сказать так только то, что он был.
— Вот они неприятности, — пробормотал Исин оглядываясь по сторонам. — Ни меча, ни копья. Дубины подходящей и то нет…
— Откупишься… — зло сказал Гаврила, прикидывая какую в случае чего оглоблю у телеги сподручнее выворотить — левую или правую.
— Хватит каркать! — одернул их Избор. Он несколько мгновений вслушивался в налетавший ветер, а потом не очень уверенно предположил:
— Может просто радость у человека?… Может это он от радости орет?
Гаврила встал, и словно от этого стал лучше слышать.
— С радости? От такой радости волосы дыбом становятся! Наверняка ведь какой-нибудь людоед кричит.
— Ну, с людоедом-то вы справитесь… — сказал Сераслан. — Людоед — это же не чудовище… Это нам на один зуб.
Он легонько шевельнул вожжами и тележка покатилась навстречу крику. Богатыри уже не разговаривали между собой, а слушали далекий вопль.
Лес был чист. За шелестом листьев и птичьим звоном не было слышно ни лошадиного скока, ни скрипа натягиваемой тетивы, а вот неведомый голос становился все слышнее и слышнее. С каждым шагом, что приближал их к голосу, все яснее становилось, что Избор оказался прав. Неведомый путник пел. Подъехав поближе они разглядели старика, сидевшего в очерченном на земле круге. Рядом с ним светился маленький костер, над которым коптился старый котелок. Не прерывая пения старик что-то бросал в него и помешивал.
— Бог в помощь, путник, — сказал Сераслан принюхиваясь. Из котелка не пахло, а воняло. — Громко поешь!
В руках у него трепыхался шерстяной комок.
— Душа поет, — улыбнулся старик. — А душа так должна петь, что бы Богам было слышно…
— Можешь быть спокоен, — сказал Гаврила глядя в кусты позади старика. — Раз мы тебя услышали, то и Боги тоже.
— Далеко ли путь держишь? — спросил Сераслан.
— Друзей ищу… — ответил старик, откровенно весело разглядывая богатырей. — Они к Старцу здешнему отправились. Да и мне к нему же нужно зайти, посоветоваться…
Масленников оторвался от кустов. Старик тут был один. Сколько Гаврила не слушал — так ничего и не услышал, а бесшумных засад не бывает. Это он знал наверняка.
— Он тебе насоветует… — мрачно сказал Избор. — На простые вопросы ответить не может, а туда же…
А Исин усмехнулся.
— Не до тебя ему нынче. Мы только что от него. Там такое твориться…. Переполох!
— Так вы от Старца? — обрадовался почему-то старик. — Получили ответ на свои вопросы? Нашли, что искали?
— Никакой он не Старец, — сказал Исин, — а просто старый дурак! Морочит головы людям …
Старик наклонил голову и странно, одним глазом, словно курица посмотрел на них.
— Ага! — непонятно сказал он. — И ему значит тоже из тех же кустов…
Никто не успел удивиться, как он вдруг весело спросил.
— А что у вас за дело к Старцу было-то? Я, конечно не он, да вдруг помогу?
Избор насторожился и в упор посмотрел на старика. Слишком смело он себя вел. Не написано же у них на лицах, что они еще не знают кто им друг, а кто враг?
— Ты кто?
— Я-то? Я колдун… — спокойно объяснил старик.
— Ну, тогда, может и впрямь поможешь…. Вещь мы одну потеряли, найти не можем.
Колдун удивленно всплеснул руками.
— И вы из-за такой мелочи Старца беспокоили? Пустое… Если хотите я вам сам пособлю!
— Как? — спросил Исин.
— Есть средство!
Колдун наклонился к мешку, что лежал под ногами и вынул оттуда блюдо.
— Спрыг-блюд! — торжественно сказал он. — Ручная работа. Двестипятьдесят лет делал! Ежели с умом подойти он все показать может: и прошлое, и настоящее…
С особым бережением он аккуратно поставил блюдо на колени и вопросительно посмотрел на Гаврилу.
— Ну, что смотреть будем?
— А что можно? — спросил Исин. — Мы вроде бы тут какое-то чудовище придавили….
— Да погоди ты с чудовищем своим, — отмахнулся Избор. — Показал бы ты нам, любезный, вчерашний день… Очень нужно.
Колдун, прикрыв губы сложенными лодочкой ладонями, что-то еле слышно пробормотал и зашевелил пальцами над блюдом. Он шлепал губами, щелкал пальцами, но… Избор, не смотря на разочарование, усмехнулся:
— Видно зря я на тебя, старик, понадеялся…
Старик только косо взглянул, а потом хлопнул рукой по лбу и пробормотал:
— Что ж я, старый дурень… Защита же…
Несколько мгновений он сидел подергивая себя за бороду — думал и потом предложил.
— Ну-ка вспомните место, где вы нынче проснулись. Оттуда пойдем.
Он требовательно посмотрел на Гаврилу и тот прикрыв глаза стал вспоминать неприметную полянку, а старик все понукал его.
— Вспоминай, богатырь, вспоминай….
В раздражении Масленников открыл глаза и вдруг слова застряли у него в горле — он увидел самого себя, бегающего по поляне. Старец довольно хмыкнул.
— Ну, раз место знаем, то дальше легче будет…
Достав из недр халата горсть порошка он сыпанул его на блюдо. После этого его поверхность стала словно жидкой, потом подернулась туманом, но в одно мгновение туман разошелся и они увидели себя рубящихся с… самими собой. От ударов над блюдом звенел воздух и наружу, в сегодня, выплескивались позавчерашние искры.
— Что это?
— Когда это?
Гаврила первым сообразил, что в блюде кроме них самих уместился еще десяток человек в таких же доспехах, что сейчас были на них.
— В этом месте мы, должно быть, доспехами, что сейчас на нас и разжились. Мы тут почти голышом…
— Да. Дня два или три назад…
Несколько мгновений они смотрели как в блюде вокруг них льется кровь и падают люди.
— С доспехами разобрались, — насмотревшись на сечу сказал Избор. — Вот тут мы их и позаимствовали. Что дальше было?