Хартманн, когда уходили с поляны, произнес:
– Завтра я приведу сюда оставшиеся группы, и мы вывезем всех погибших.
Он покосился на полковника, но тот молчал. Это право командира отряда, да и, по совести говоря, абсолютно правильно. Убитые солдаты заслужили последние почести. Нужные скорее не им (им уже ничего никогда не будет нужно), а живым.
К дороге шли долго, с остановками. Нести по лесу раненых не так легко. К тому же все устали и без перерывов идти с грузом не могли. Уже на подходе к дороге Хартманн выслал вперед парный дозор проверить обстановку.
Все было тихо. Партизан не видно, а армейские части к лесу не лезли, выполняли договоренность.
Раненых положили в грузовик. За руль сел один из солдат. Еще двое оседлали мотоциклы, четвертый повел бронетранспортер. Дитрих вел «кюбельваген» сам. Титов сидел рядом, Глемм сзади.
Дождь уже прекратился, но размокшая дорога не давала развить нормальную скорость. И небольшой кортеж медленно, как похоронная процессия, двинул к городу.
Через два часа они приехали на базу ягдотряда. Раненых сразу перенесли в комнаты, один из солдат на мотоцикле уехал за медиками. Полковник тоже уехал – ждали срочные дела. Титова и Глемм оставил на базе.
– В город вам лезть нечего. Отдохните пока здесь. И дайте мне хотя бы сутки для решения проблем. Потом я отправлю вас обратно, как и обещал.
Титов только кивнул. Он и сам не хотел уезжать немедленно. Ему зверски хотелось спать. Организм после пережитого требовал отдыха. Сказались не столько физические, сколько психологические нагрузки.
Глемм тоже хотела спать. Но сперва она сходила к раненым, проверила состояние. А когда вернулась, викад вдруг ожил. Девушка быстро включила его и развернула экран.
С него на Мариту глянуло лицо полковника Сочнова. Кашлянув, тот как-то осторожно поздоровался и спросил:
– Как у вас дела?
Глемм позвала Титова. Тот поприветствовал полковника и сразу сказал:
– Все уже позади. Мы на базе, на окраине Чернигова. Дитрих попросил сутки на решение срочных дел. Потом поможет перейти линию фронта.
– Тяжело было? – зачем-то спросил Сочнов.
Титов кивнул. Рассказывать сейчас о перипетиях боя, о страшной мясорубке на поляне, о сеющих смерть роботах было выше его сил.
Полковник, видимо, все понял, настаивать не стал.
– Перед переходом дайте знать, мы организуем встречу. И поторопитесь! Со дня на день… ну, ты понимаешь.
– Понимаю, – устало ответил майор. – Думаю, послезавтра, в крайнем случае через два дня мы вернемся. От немцев подвоха не жду, Дитрих сдержит слово.
– Ну и хорошо. Вы молодцы! Ждем вас…
Медики приехали через час. Две санитарные машины с врачами, оборудованием, инструментами. Дитрих и Хартманн решили не отправлять раненых в госпиталь, вполне резонно опасаясь излишнего интереса к своим парням со стороны других раненых. Да и условия для ухода на базе можно создать не хуже.
К тому моменту, когда врачи начали осмотр раненых, Глемм уже поработала с ними. На это у нее ушло столько сил, что девушка едва стояла на ногах.
Но ее старания дали результат – врачи констатировали вполне нормальное состояние солдат. И еще удивлялись, как быстро пришли в себя люди, получившие далеко не легкие ранения.
Доктора уехали, оставив перевязочный материал, лекарства, препараты, и сказали, что приедут завтра. Главное – опасность заражения крови и осложнений миновала.
Пока врачи работали, Глемм сидела в соседней комнате на диванчике и смотрела в окно. Ни сил, ни желания двигаться у нее было. Она иссякла окончательно.
Хартманн принес ей кофе, бутерброды и фрукты. И сказал, что скоро будет готов обед и его принесут сюда же. Майор кардинально изменил отношение к девушке. Видя, как она работает и старается облегчить положение раненых, как отдает все силы и не щадит себя, он зауважал ее.
И солдаты отметили помощь этой инопланетянки. Отношение с их стороны тоже сменилось на более теплое, радушное. И благодарное.
Так неожиданно для себя Марита стала для егерей своей. В другое время это обрадовало бы ее. Но сейчас она воспринимала все отрешенно.
Солдаты, видя это, не лезли к девушке. Они уже знали, что погибли близкие ей люди. И понимали, в каком она состоянии.
К Титову тоже стали относиться иначе. Да, он противник, офицер вражеской армии. Но шел в бой наравне с егерями и рисковал не меньше. И пульт управления он захватил, тем самым остановив смертоносную работу роботов. Дружбой, конечно, и не пахло, но солдаты оценили смелость, отвагу и воинское мастерство русского майора и всячески демонстрировали свое уважение.
Хартманн выделил им отдельную комнату, небольшую, но неплохо обставленную. Кровать, шкаф, стол, тумбочка, два стула, даже коврик на полу.
Сюда после обеда и пришли Титов и Глемм. Хартманн объявил отдых до утра, и все завалились спать.
Титов тоже хотел спать, но Марита все сидела за столом, глядя в окно. А ложиться одному как-то неловко. И лезть к девушке не стоило. Наверное…
Он все же подсел к ней, тронул за локоть. Марита не отреагировала, смотрела в окно, чуть приподняв голову. Чтобы слезы, стоявшие в глазах, не пролились на щеки. Титов погладил ее руку, слегка сжал. Слова, нужные в такой момент, все не приходили ему на ум. Да и что говорить-то? Успокаивать глупо, а произносить банальности глупо вдвойне.
Марита вдруг кашлянула, с трудом совладав с влагой в глазах, заговорила:
– У нас давно не верят в бога. Это понятно – какие верования в высший космический разум, когда мы сами давно покорили космос! Уцелели некоторые обряды, праздники. Так… дань традициям. Но сейчас я бы хотела помолиться… попросить кого-то сильного и всемогущего, чтобы… чтобы…
Она закрыла руками глаза, судорожно вздохнула и вдруг повернула к нему лицо. Ее щеки пылали, а глаза блестели, как звезды.
– Чтобы хоть кто-то помог… снял с души эту тяжесть. И боль…
– Твой командир?…
– Мирон… Он всегда помогал мне и опекал. Подсказывал. Его гибель… Что делать, идет война, а на войне погибают! Даже так далеко от дома. Мне жаль его. И других ребят. А еще жаль себя. Я… я…
Она развернулась к майору всем корпусом, схватила его за руки и сжала так крепко, что он удивленно вскинул брови. Марита приблизила свое лицо к его.
– Что теперь со мной будет? Как жить? Где? Что делать? Наши ведь могут и не знать о моем присутствии на Земле. Мирон должен был доложить, но… Илья, я боюсь…
Титов высвободил руки, обнял девушку за плечи и прижал к себе. Видимо, именно этого ей не хватало. Она тоненько вскрикнула, обвилась вокруг него, словно лиана, и спрятала лицо на плече.
– Я боюсь, – приглушенно прозвучал ее голос. – Одна на чужой планете. Без связи и помощи…
Титов гладил ее по голове и грел дыханием тонкую шею. Что сказать, он не знал. Успокаивать без толку, это не поможет. Сам он так и не смог представить себе состояние девушки. Ибо никогда не оказывался на другой планете в полном одиночестве.
Так, обнявшись, они просидели минут двадцать. Потом Титов поднял Мариту на руки и отнес на кровать. Девушка обхватила его за шею и прошептала:
– Не оставляй меня, Илья. Только не сейчас. Пожалуйста…
Это было ни на что не похоже. Два человека, только вырвавшись из круговерти страшного боя, любили друг друга, словно лечили покалеченные души. И доставленное удовольствие было сродни анестезии, заморозившей страх, отчаяние, одиночество и боль.
И заснули они, не размыкая объятий. Ухнули в глубокий сон, где не было проблем, тревог и терзаний, рвавших душу…
Утром следующего дня Хартманн, стараниями Глемм вполне уверенно державшийся на ногах, вызвал одну из двух последних своих групп и отбыл в лес. За телами погибших. С ним уехали все здоровые егеря. Так что Титов и Глемм остались на базе одни под присмотром унтер-офицера, начальника базы.
После обеда приехал Дитрих. Был он бледен, замкнут, мрачен. Узнал об отъезде Хартманна, сделал два звонка в город, а потом прошел к Титову и Глемм.
– Обстановка несколько изменилась. И здесь, и там… на фронте. – Полковник заметил тревогу на лице Титова и добавил: – С вашим переходом линии фронта вопросов нет. Мы пока выбираем подходящий район, сравнительно свободный от войск. Завтра в семь утра выезжаем. Я сам отвезу вас к месту.
– Спасибо, – обронил Титов.
– Сами понимаете, накануне некоторых… гм… событий обстановка на фронте непростая.
– Да, понимаю.
– А вам спасибо, – повернулся полковник к девушке. – Очень помогли раненым. Наши врачи разводят руками – раны заживают быстро и без осложнений.
Глемм молча кивнула. Она бы сделала и больше, была бы возможность.
Повисла неловкая пауза. Никто не знал, что говорить, а уходить просто так Дитрих не счел возможным. Наконец он вспомнил о приборах связи и спросил Титова:
– Вы, конечно, доложили руководству о результате операции?
– Еще вчера.
– Верно. Завтра перед отъездом я сообщу точные координаты места перехода. Пусть ваше руководство примет меры.
– Я так и сделаю.
– Хорошо. Мне пора. До завтра.
– До завтра, полковник.
Дитрих коротко кивнул и вышел из комнаты. Марита проводила его взглядом и посмотрела на Титова.
– Он какой-то странный…
– А ты как думала! В течение одних суток узнать о визите русского офицера-контрразведчика, услышать об инопланетянах, об угрозе из космоса, увидеть русского генерала, организовать операцию, пережить такую бойню и потерять три десятка отменных солдат. Тут и спятить недолго. А он еще своими делами занимается и организует наш переход.
– Ты ему сочувствуешь?
Майор почувствовал подвох в вопросе, но ответил честно:
– Как человеку – да. Как офицеру абвера, врагу – нет. Но… что-то изменилось в нас после вчерашнего. Что-то стало другим.
– Ничего особенного, Илья. – Девушка теперь называла майора только по имени. – Я знаю, что происходит. Перед лицом большой опасности извне даже враги прекращают конфликты и выступают единым фронтом. У вас это был небольшой эпизод, и он повлиял на маленькую группу людей. А если бы произошло вторжение