Я пожимаю плечами.
— А вон тот, который сейчас вошел, в пальто? Смотри, какой потный. Уж наверняка от чего-то убегает. Может, мы из этого стартап сделаем. Вместо фильма — программа, распознающая людей, которые убегают от самих себя, которые боятся того, что могут в себе увидеть. Может получиться хит.
Я смотрю на потного человека в пальто. Первый раз в жизни я вижу террориста-смертника. Позже, в больнице, корреспонденты иностранных телеканалов попросят меня описать его и я скажу, что ничего не помню. Потому что мне будет казаться, что это очень личное, это касается только его и меня. Джозеф тоже останется в живых после взрыва. А вот официантка — нет. Это вовсе не говорит о ней плохо. В таких терактах характер не играет роли. Все сводится к углам и расстояниям.
— Этот, который сейчас вошел, точно от чего-то убегает, — лыбится Джозеф и роется в карманах, ища монетки, чтобы оставить чаевые. — Может, он согласится написать для меня фильм или хотя бы встретиться, выпить кофе.
Наша официантка с заламинированным меню в руке танцующим шагом приближается к потному посетителю в пальто.
Трапеза скорбящих[40]
Она решила открыть ресторан на следующее же утро после похорон. Когда Итамар услышал об этом, он просто взорвался.
— Ты всего час назад закопала своего мужа в землю, а тебе уже так и горит продавать людям чорбу?
— У нас в меню нет чорбы, Итамар, — попыталась его успокоить Маджа, — и это вообще не про деньги. Это про людей. Мне лучше быть с клиентами там, где наш бизнес, чем сидеть одной дома.
— Но это же ты настояла, чтобы мы не сидели шиву[41], — разгневался Итамар. — Вся эта твоя болтовня…
— Это не болтовня, — возразила Маджа. — Люди, которые отдают свое тело науке, — по ним шиву не сидят. Это факт. Вот и когда папа Горошовского умер…
— Сделай одолжение, мама, — прервал ее Итамар. — Без Горошовского, без Шиферманов и без госпожи Пинчевской с Бялик, двадцать один. Давай только про нас, ладно? Ты считаешь, это нормально, что папа умер, а на следующий день после его похорон ты откроешь ресторан, будто все как всегда?
— Да, — настаивала Маджа, — у меня в сердце не будет как всегда, но для тех, кто ест, — да. Папа, может, и умер, а бизнес жив.
— Бизнес тоже умер, — процедил Итамар. — К вам даже собаки не заходят.
В больнице, когда ей сказали, что Гидеон скончался, она не плакала. А вот после того, что сказал Итамар, — да. Не при нем, конечно; пока он оставался рядом, она держала марку. Но стоило ему уйти — и она расплакалась как маленькая. Потому что от обиды плакать гораздо легче.
После того как они переехали на площадь Атарим, к ним действительно стало приходить гораздо меньше людей. Маджа с самого начала противилась переезду, но Гидеон сказал, что такой шанс «выпадает раз в жизни». И с тех пор при каждой ссоре она припоминала ему этот «раз в жизни», а теперь, когда Гидеон умер, и припоминать-то уже было некому.
Маджа с таиландцем три часа просидели в пустом ресторане и не обменялись ни словом. Таиландец очень любил Гидеона. У Гидеона хватало на него терпения. Он мог часами объяснять таиландцу, как готовить чолнт и гефилте, и каждый раз, когда таиландец все портил и у нее вырывалось «Псякрев холера!», Гидеон спешил добавить: «Невер майнд, невер майнд».[42]
Если клиенты не появятся до трех, закрою ресторан, подумала Маджа. Не только на сегодня. Навсегда. Двое в бизнесе — это другое дело. Когда все горит, есть тот, кто поможет, а когда не горит, есть хоть с кем поговорить.
— Ю окей?[43] — спросил таиландец, и Маджа кивнула и попыталась улыбнуться. Может, и трех ждать не будет — просто закроет и уйдет.
Их было чуть меньше двадцати, и еще когда они стояли снаружи и смотрели на вывешенное у двери меню, она знала, что надо ждать бардака. Тот, который вошел первым, был огромным, выше ее на полторы головы, с серебряными волосами и бровями, как два ковра.
— Открыто? — спросил он, и Маджа на секунду усомнилась, но ответить не успела — ресторан уже заполнился острым запахом водки, ногтями, покрытыми фиолетово-золотым лаком, и воплями детей.
Маджа с таиландцем составили вместе несколько столов, а когда она принесла меню, бровастый сказал ей:
— Не надо сейчас, госпожа, не надо. Просто, пожалуйста, всем тарелку и нож-вилку.
Лишь когда они с таиландцем расставили тарелки, Маджа обратила внимание на сумки-холодильники. Эти люди достали оттуда еду и бутылки и начали наполнять тарелки, совершенно не стесняясь. Если бы Гидеон был жив, он погнал бы их отсюда к чертовой матери, а у нее не было сил даже сказать что-нибудь.
— Теперь идите, сядьте с нами и ешьте, — сказал бровастый, и Маджа подала таиландцу знак, чтобы он сел с ними за стол, и без особого желания села сама. — Пей, госпожа, — сказал бровастый, — пей, — и наполнил ее стакан водкой. — Сегодня особенный день. — А когда она вопросительно уставилась на него, он подмигнул и сказал: — Сегодня день, когда мы нашли ресторан твой и китайского друга. Чего ты не есть?
Еда у них была вкусной, а после первой рюмки их грубость стала безразлична Мадже. Даже если они ничего не заказали и перепачкали всю посуду, она была рада, что они пришли и наполнили ресторан своими воплями и шутками. Так она, по крайней мере, не одна. Они выпили за ее здоровье, и за здоровье бизнеса, и даже за здоровье Гидеона, про которого Маджа сказала, что он уехал за границу по делам. Потом они выпили за здоровье заграничного дела Гидеона, и за здоровье Жозефа — так звали таиландца, — и за здоровье его семьи, а потом за здоровье страны. И Маджа, уже немного пьяная, попыталась вспомнить, сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз пила за здоровье страны.
Когда они прикончили все, что было в сумках, бровастый спросил, что она думает об их еде, и она сказала, что еда отличная.
— Прекрасно, — улыбнулся бровастый, — я рад. А теперь, пожалуйста, твое меню. — Сперва Маджа не поняла, чего он хочет, — возможно, из-за водки, — но бровастый поторопился объяснить: — Ты сидела с нами и ела нашу еду. Теперь пора, чтобы мы сидели с тобой и ели твою еду.
Они сделали заказ по меню как ни в чем не бывало и ели с наслаждением. Салаты, супы, мясное, а после этого даже десерт. Если бы она знала, что они будут заказывать, она бы не пила так много. Но вопреки алкоголю — а может, и благодаря ему — работа на кухне была приятна и легка. Даже Жозеф, еще пьянее, кажется, чем она, ничего не испортил.
— Твоя еда вкусная, госпожа, — сказал бровастый, доставая кошелек, чтобы расплатиться. — Очень вкусная. Даже вкуснее, чем наша. — А когда закончил считать купюры и положил их на стол, добавил: — Твой муж, когда возвращается из-за границы? — И Маджа на секунду замялась, а потом сказала, что это пока не ясно и зависит от его бизнеса там. — Уехал и оставил жену так одну? — Бровастый огорченно и недовольно поцокал языком. — Непорядок.
И Маджа, которая хотела сказать, что все в порядке, в полном порядке, правда, и что она и так отлично справляется, вдруг поняла, что кивает и улыбается, словно ее глаза вовсе не блестят от слез.
Больше жизни
Послушайте безумный рассказ. Братья-близнецы из Джексонвилля, штат Флорида, познакомились с сестрами-близнецами из Дайтоны — это тоже штат Флорида и, по американским понятиям, не очень далеко. Они познакомились через интернет. То есть сперва познакомилась только одна пара, Тодд и Ники, и когда Тодд привел Ники на ужин домой к родителям, его брат Адам прямо загорелся. И тогда Тодд рассказал Адаму, что у Ники есть сестра. Не просто сестра — сестра-близнец. Тодд и Ники подготовили этот блайнд дейт. Хотя его трудно назвать блайнд дейт[44], потому что и Адам, и Мишель в точности знали, как выглядит вторая половина. И чтобы уменьшить неловкость, они превратили этот дейт в дабл-дейт[45], и вчетвером отправились смотреть кино в драйв-ин[46]. И какой же это фильм они отправились смотреть? Нет, не «Близнецов» со Шварценеггером и Де Вито. Они отправились смотреть «Опасные связи»47. Можете себе представить. И все равно дейт удался. Сестры-близнецы позаботились о том, чтобы на них были платья разного цвета и их было легко различать, а братья-близнецы пришли в джинсах и белых футболках и выглядели реально одинаковыми. После фильма они пошли в какой-то дайнер, и в один стыдный момент, который ей предстоит помнить много лет, Ники по ошибке поцеловала Адама, потому что думала, что это Тодд.
Когда вы встречаете партнера или партнершу и влюбляетесь, какое ваше самое сильное ощущение? Не знаю, как у вас, но лично я чувствую, что нахожусь рядом с человеком, не похожим абсолютно ни на кого на свете. Но когда Мишель и Адам сидели в дайнере друг напротив друга, что они чувствовали? Что в мире больше нет такого, как Адам? Что за столом больше нет такого, как Мишель? Как бы то ни было, дело кончилось женитьбой. Вообще-то нет, не совсем так. Дело кончилось убийством, но где-то в процессе имела место женитьба.
Мишель и Адам поженились через год после того, как Тодд надел кольцо на палец Ники. Братья-близнецы, женатые на сестрах-близнецах, — не знаю, случалось ли такое в истории. Не только в истории Флориды — в истории человечества. Это было так странно, что к ним даже приехали из какого-то ток-шоу, и не думайте, что с местного канала, — с какого-то национального, вроде Си-би-эс, — но Мишель сказала нет, потому что, по ее словам, она бы чувствовала себя на этом шоу как женщина с бородой в цирке.
— Они же хотят нас не из-за того, что мы сделали, — пыталась она объяснить Адаму. — Они хотят нас только из-за того, что мы для них странно выглядим. Они небось скажут нам одеться одинаково и будут спрашивать нас с Ники, почему у нас одинаковая стрижка. И даже если мы попытаемся объяснить, что эта стрижка больше всего нам идет, это прозвучит извращенно. А ведущий наверняка будет подкалывать нас всякими шуточками, которые выставят нас в плохом свете. А люди у телевизоров будут смеяться, и вы с Тоддом тоже будете смеяться, потому что вы с Тоддом от чего угодно смеетесь, и только я не буду знать, куда провалиться от стыда. Понимаешь?