йными принадлежностями, горой пирожных, выпечки и бутербродов.
– Пола – превосходная хозяйка, – сказал Марио. – Она даст вам все, что вы пожелаете. Для нее нет границ, Майлз. Деньги, имущество, секс, информацию о своей жизни – больше, чем вам может понадобиться. Но я бы посоветовал вам сохранять в ее присутствии уже выработанные вами нормы поведения. Пола растекается во всех направлениях и портит жизнь людям.
Майлз посмотрел на женщину, пока та разливала чай. Она поглядела вокруг себя и закивала головой, подняв брови. Было совершенно ясно, что она была согласна с Марио и не обижалась на него.
Майлза раздражало, что Пола продолжала принимать участие в этой абсурдной игре. Она выглядела почти гордой из-за того, что ее унижают этой полоской скотча на лице. Все, казалось, начало его раздражать. Ничто не приносило удовлетворения или расслабления, в особенности нахождение в одной комнате вместе со слегка странными людьми. Майлз ощутил, как шею его начала сводить судорога. Это было беспокоящее ощущение, не поддающееся контролю. Если бы он не был настолько подвижен, шея могла бы онеметь. Майлз больше не мог сидеть спокойно, его начало беспокоить нарастающее ощущение дискомфорта, неловкости, отвращения. Все тело зачесалось. Это нужно было остановить.
– Я сошел с ума, не так ли? – спросил он.
– Не совсем, пока нет, но скоро сойдете, если не поможете себе сами.
Глава двадцатая
Главный инспектор Национальной службы уголовных расследований Маккей вошел в комнату для совещаний в здании Нью-Скотленд-Ярда. Он нес толстое досье под мышкой одной руки, а в свободной руке держал чашку обжигающе горячего чая. Проходя через двери, он пролил немного чая себе на руку. Этого только недоставало. И это при входе в комнату, набитую соперниками, когда свободное выражение своих эмоций – не лучший выход.
– С вами все в порядке, сэр? – спросил человек, лицо которого ему было знакомо. Маккей не смог сразу вспомнить имя, но это был сотрудник Европола, с которым он познакомился в прошлом году в Брюсселе.
– Да, благодарю. Просто разлил немного этого проклятого чая.
– Наверное, это самое лучшее, на что этот чай годится, сэр, – сказал офицер.
Маккей присел и оказался напротив шестнадцати офицеров из Юго-Восточного регионального отделения по раскрытию преступлений. За столом рядом с ним сидели офицеры Специального отделения, его собственного подразделения, Специального отделения Лондона и Отдела особых операций. Это не слишком обрадовало Маккея, поскольку он считал это дело своим собственным. Его команда работала слаженно, а чье-либо вмешательство могло только все испортить, как обычно. Он прочистил горло, в комнате стало тихо.
– Джентльмены, как вам всем, без сомнения, уже известно, с пятого числа следующего месяца фунт больше не является действительной валютой.
– Позор! – сказал инспектор Виллис, сидевший в первом ряду. Краснолицый и обильно потеющий, Виллис соответствовал образу усердного полицейского. В его послужном списке было немало образцово произведенных арестов, но, как часто случается с офицерами такого типа, его личная жизнь не выдерживала ни малейшей критики.
– Да, но это не наше дело – формировать общественное мнение, не так ли, Виллис? – сказал Маккей с покровительственной улыбкой. – Тем не менее тот факт, что мы принимаем к обращению новую валюту, не означает то, что определенные преступные элементы потеряют интерес к воровству. И дело в том, что некоторая информация тревожного характера только что была нами получена.
Он обернулся и посмотрел на офицера из Специального отделения. Мужик ничего не собирался выдавать. Обычная болтовня о сотрудничестве.
– Пятого числа «Бэнк оф Ингланд» перевозит всю валюту в фунтах стерлингов, осевшую в европейских банках, обратно в страну. Официально к моменту ее прибытия сюда эта валюта станет ничего не стоящей бумагой. Банк собирается спрессовать ее и отправить в место захоронения отходов в Эссексе. Тем не менее с единственной целью усложнить нашу жизнь эта валюта не будет считаться официально недействительной до закрытия биржи в тот день, а это будет в шесть часов вечера. Поезд отправится из Франции в одиннадцать утра. На этот конец Евротоннеля поезд должен прибыть в одиннадцать часов двадцать восемь минут, и тут он становится уже нашей головной болью. На какие мысли это вас наводит, джентльмены?
– Небольшая лазейка для нескольких гангстеров, сэр? – спросил инспектор Барбер, сидевший рядом с Виллисом, аккуратный полицейский, с успехом сделавший карьеру.
– Не лазейка, а скорее дворец Версаль с настежь открытыми окнами и дверьми, – сказал Маккей, внутренне гордясь проведенной им аналогией. – В настоящий момент времени шеф находится на приеме у министра внутренних дел по этому вопросу, потому как ситуация, похоже, сулит большие неприятности.
– Можно сказать, есть все предпосылки, сэр, – вставил слово Виллис.
– Но, конечно же, вокруг этого дела нельзя поднимать политический ажиотаж, о чем мы с вами все хорошо осведомлены. Правительство Ее Величества не желает привлекать излишнее внимание к этой заключительной перевозке фунтов, которая может быть расценена как имеющая глубокий символический смысл.
– Поэтому мы должны действовать без шума. Мы знаем, что это очень непростая задача, поэтому в операцию вовлечено будет огромное количество людей. Давайте каждый из нас припадет ухом к земле и послушает, где позвякивает. Что-то где-то происходит, я чувствую это спинным мозгом. Я хочу сказать: кто из наших друзей в преступном мире сможет устоять перед соблазном немаркированного контейнера с тремя миллиардами фунтов стерлингов внутри? Соблазн слишком велик, чтобы ему не поддаться.
Уже через несколько минут после того, как совещание закончилось, инспектор Виллис был в своей оперативной, без опознавательных знаков, машине. Когда он впервые прочитал в газете о конце фунта, он понял, что кое-кто попытается выжать пару фунтов из этой ситуации. Вот только фунты-то как раз и отменяются.
– Кто, черт возьми, пойдет на такое дело? – спрашивал Виллис больше себя, чем Рейнолдса. – Я хочу сказать, это три миллиарда фунтов, на это не позарится пара придурков в «форде эскорте».
– Нет, сэр, – ответил констебль Рейнолдс, прикомандированный офицер из Отдела защиты дипломатических представительств. Рейнолдс имел разрешение на ношение огнестрельного оружия, поэтому Виллис брал его на операции. Было скучно, ничего не происходило. Работа по добыче информации о фунтах была гораздо интересней полицейских будней.
– Ну, нам нужно с чего-нибудь начать. Поехали в паб.
– В какой именно паб, сэр? – спросил Рейнолдс, пока они стояли на перекрестке.
– Дай подумаю. Как насчет «Дракона» в Брентфорде? Есть там несколько негодяев, вечно ошибающихся днем. Можно было бы начать с них.
– Есть в Брентфорд, сэр, – сказал Рейнолдс, трогаясь с места.
Глава двадцать первая
– Мы собираемся посмотреть видео, которое смонтировал для нас Филипп. Все готовы? – Марно немного вздремнул, усыпленный негромким попискиванием, издаваемым электронным оборудованием Филиппа.
Никто ничего не ответил. Марио огляделся вокруг. Майлз сидел в странной сгорбленной позе со сжатыми кулаками. Он обвиняюще смотрел на Марио. Рядом с ним Анна медленно приходила в себя, ее взгляд был тяжелым и размытым. Пола сидела прямо перед телевизором, ее рот был по-прежнему заклеен скотчем.
Филипп воткнул шнур, присоединенный к камере, в большую плазменную панель, стоявшую на инкрустированной мраморной каминной полке.
Марио не терпелось посмотреть, что получилось у Филиппа. Он сам часто мечтал о том, чтобы создать свою серию телевизионных фильмов о человеческом мозге и о том, как он реагирует на травму, которые подтверждали бы его уверенность в том, что мозг настроен на выживание и что, если его подтолкнуть к этому, вся программа выполняется с весьма благотворными побочными эффектами.
На экране появился Филипп, стоящий на железнодорожном подъездном пути. Картинка в кадре немного подрагивала, но Филипп выглядел очень эффектно, сильный ветер развевал густую копну его темных волос.
– Это въезд в Евротоннель, – сказал он, глядя в камеру. – Протяженность его пятьдесят два километра, и это не один тоннель, а три. Два тоннеля с уложенными железнодорожными путями, и один – технический.
Картинка на экране сменилась изображением схемы тоннеля: две линии большого диаметра шли по обе стороны от более узкой. Над тоннелями виднелось графическое изображение скал и земли, а затем и моря.
– Это тот, через который я приехала? – спросила Анна.
– Конечно, тот. Сколько, вы думаете, проложено Евротоннелей? – не удержался Майлз.
– Пожалуйста, просто смотрите, мы сможем обсудить все позже, – сказал Марио. – Эти двое, похоже, могут стать проблемой, если не удастся их развести. Совершенно очевидно, что что-то уже успело между ними произойти. Возможно, Филиппу придется вмешаться.
Француз снова появился на экране.
– Технический тоннель немногим более четырех метров шириной, для передвижения по нему используется специальное транспортное средство, управляемое по проводному каналу. От водителя не требуется умения управлять им. Датчики, расположенные под днищем машины, отвечают за управление. Поэтому поверхность этого тоннеля очень ровная, без рельс.
Вновь на экране появилась схема тоннеля. Схема оказалась неплохой, скорей всего, камера была просто наведена на картинку, найденную в каком-то журнале. Голос Филиппа был слышен хорошо, но качество звучания казалось немного странным.
Технический тоннель соединяется с железнодорожными тоннелями проходами через каждые триста семьдесят пять метров. Еще через каждые двести метров в потолке имеются перепускные клапаны воздуховода для отвода воздуха, выталкиваемого при движении поезда.
Затем картинка на экране сменилась изображением большого железнодорожного вагона.
Филипп прохаживался вдоль вагона, продолжая говорить: