— Пожалуй, — соглашается Антон Гаврилович.
— Скажите, а как Борис проводит время вне школы и вне дома: где бывает, с кем общается, куда и к кому его тянет?
— Иногда, но не часто, ходит в кино. Если в школе организуют экскурсии, большей частью принимает участие. Вот в прошлом месяце брал у меня трешник, ездил с ребятами в Монино, там какой-то авиационный музей есть; а перед этим, жена говорила, посещали они всем классом Третьяковку. Что касается товарищей Бориса, ничего определенного не могу сказать — мальчики, девочки… Заходят, уходят… Обычные вроде ребята.
— Значит, ярко выраженных увлечений, отчетливых склонностей вы за Борисом не замечаете? Или все-таки вам что-то известно, Антон Гаврилович?
— Бывают мальчишки — ну целиком и полностью на виду. Один — собак гоняет, другой — рыбок разводит, третий — марки собирает или в летчики собирается. И весь двор знает, кто собаковод, кто филателист, а кто — Покрышкин. Про Бориса нашего так не скажешь. Что-то, я думаю, он про себя, конечно, соображает. Как-никак большой уже, семиклассник. А ежели открыто признаться, то, как говорят в народе, чужая душа — потемки. Мало чего определенного я про него знаю.
— Как вы сказали, повторите, пожалуйста?
— Что повторить?
— Как говорят в народе…
— …чужая душа потемки.
— Это худо, Антон Гаврилович! Не хочу пугать, но это очень худо: „То, что упущено в детстве, — следую за Сухомлинским, — никогда не возместить в годы юности и тем более в зрелом возрасте“. Если вы, милый человек, в ближайшие месяцы не сумеете узнать душу вашего сына, понять, чем он живет, позже это вам уже не удастся. А тогда вам предстоит превратиться… ну, как бы это сказать, в… однофамильцев.
Антон Гаврилович ушел от меня с опущенной головой, а я решил еще раз проверить себя по Сухомлинскому, и вот что нашел: „Воспитание, лишенное повседневного духовного общения детей с родителями, — ненормальное, уродливое воспитание, как ненормальна, уродлива жизнь родителей без постоянной заботы о детях“.
Все мы, родители, собственники.
Мой сын! Моя дочь! В этих словах и гордость наша, и надежда, и, разумеется, абсолютная убежденность в праве влиять на детей, наставлять их, руководить ими.
Все в общем-то верно, но…
Когда жизнь текла размеренно и неспешно, ремесла, полученного смолоду, хватало на всю жизнь. Скажем, отец-кузнец, воспитавший сына-кузнеца, наследника и продолжателя своего, мог быть совершенно спокоен — сын проживет не хуже отца. Это время ушло и теперь представляется идиллической страничкой наивного прошлого.
Три-четыре раза за жизнь вынужден менять современный человек свою квалификацию; инженерного диплома едва „хватает“ на пять — семь лет, если знания не пополняются ежедневно. Нынешние выпускники ПТУ начинают свою самостоятельную трудовую жизнь на том профессиональном уровне мастерства, к которому их деды поднимались в течение всей жизни шаг за шагом, умываясь соленым потом, сбивая в кровь руки…
Но почему я говорю об этом здесь?
Мне кажется, что едва ли не половина конфликтов, возникающих между родителями и детьми, особенно детьми взрослеющими, возникает по нашей вине, вине взрослых.
Мы нажимаем на собственническое, старинное восприятие детей: мой сын, моя дочь! И стараемся не замечать, как стремительно они растут, развиваются, как отрываются от нас…
Мой сосед осуждает своего сына за то, что тот день-деньской возится с проигрывателями, магнитофонами, транзисторными приемниками. Учиться не успевает. Спрашиваю соседа:
— Все музыку слушает?
Отвечает:
— Больше паяет…
И невдомек моему соседу: это же электронный век пришел к нему в дом. Это само время явилось на постой в его квартиру. И мальчишка у него не лоботряс, просто он дитя своего времени.
Мы охотно учим наших детей. И это естественно, нормально. Но почему бы нам не поучиться у них кое-чему?
Пятнадцатилетняя дочь моего близкого друга вернулась из двухнедельной обменной поездки в Англию. Весь ее класс ездил. Смею уверить, ее путевые впечатления, особенно те, что касались организации школьного дела в Великобритании, представляли несомненный интерес…
Я охотно общаюсь с мальчишками из технической секции Дворца пионеров. Эти ребята делают прекрасные, вполне серьезные и современные вещи — модели, приборы, настоящие механизмы…
Но интереснее и поучительнее самих работ для меня тот яростный максимализм, с которым юные техники обсуждают, так сказать, взрослую, каждодневную технику.
Они готовы переделать все — от огородной лопаты до космического скафандра. И что примечательно: в этом своем стремлении они вовсе не разрушители, как нам, взрослым, порой кажется, а созидатели, неутомимые усовершенствователи.
И я очень ценю эту их критическую отвагу…
Очень советую всем поотставшим от спорта, огрузневшим взрослым побывать в обществе спортсменов-подростков, и не обязательно чемпионов, рекордсменов. Побывайте в среде юниоров. И если вы не заразитесь от них оптимизмом, не ощутите прилива сил и радостного изумления — откуда что берется у этих ребят, — значит, с вами что-то не в порядке…
Наше высокомерие по отношению к собственным подрастающим детям вредит, конечно, в первую очередь им, но и нам тоже. Оно отнимает у нас огромные порции радости, рождаемые настоящим честным партнерством, которое в силу принятого порядка на свете можем установить только мы.
Мы — можем, а они — нет!..
Не трудно предположить: кто-то из читателей на этой ли, на другой ли странице решит притормозить и спросит автора:
— Вот, рассказываете вы про Вовок, Петечек, Тань и Нин, показываете бестолковых родителей — и того не понимают они, и это не так делают, а дальше что? У меня вот тоже свой балбес растет, каждый день с ним что-нибудь да случается. И раз уж вы взялись давать советы, то, будьте любезны, скажите, что мне делать, а чего не делать в том или другом случае. Я чего хочу? Чтобы можно было открыть книжку, справиться и поступить в соответствии с научной рекомендацией. Вот какая книжка нужна. А рассуждать вокруг да около каждый может.
Если принять точку зрения моего гипотетического оппонента — боюсь, что такой книжки не написать. Воспитание ведь лишь отчасти наука, а в большей степени, пожалуй, искусство. И как всякое искусство, оно не поддается слишком строгой регламентации.
Воспитывать — значит творить, то есть сжигать собственное сердце и всякий час искать, думать, сравнивать, переживать, волноваться.
Вот почему я стараюсь дать в этой книге возможно больше примеров, шире показать порой и противоречивый опыт разных людей, осветить наиболее яркие случаи из воспитательной практики. Факты — первооснова мыслей, в том числе, разумеется, и ваших мыслей…
ПОКАЖИТЕ ИМ РАДУГУ
Приехал я, как было договорено, ровно к двенадцати. И первое, на что обратил внимание, даже не вступив еще на территорию, а только приблизившись к воротам пионерского лагеря, — подозрительно тихо было кругом и — безлюдно.
Вскоре, однако, живая душа обнаружилась, и был у этой души весьма смущенный вид:
— Понимаете, как неловко… Предупредили. Объявления еще на той неделе развесили. Список книг — тоже. Все, как полагается, сделали, а они, дети… Только вы не обижайтесь — дети же…
— Где дети, что-то я их не вижу? Случилась какая-нибудь неприятность? — встревожился я.
— Да вот сбежали… Мы уже приняли меры, сейчас все будет в порядке…
Не без труда и не сразу удалось выяснить: весь лагерь — весь! — сбежал на совхозную конюшню смотреть, как будут впервые запрягать молодых лошадок. Городские ребята, выросшие на асфальте, стиснутые каменными берегами столичных улиц, такого никогда, естественно, не видели, и я вполне понимаю их выбор: лошадь, сопротивляющаяся первому хомуту, или обыкновенный писатель? Конечно, лошадь!
Я и сам бы выбрал лошадь!
Потом они вернулись.
Потом я выступал.
Потом ехал домой.
И удивительно хорошо мне было в этот день.
Пока в ребенке живет любознательность, еще ничего не потеряно!
"Гвоздь" первого праздника, который мы, взрослые, устраиваем малышам, вовсе не обязательно в конфетах, пирогах, вообще в угощении и атрибутах наших собственных развлечений. "Гвоздь" первого ребячьего праздника, я убежден, — в параде ликующей любознательности!
Наде было два года, когда я взял магнитики, один положил поверх газеты, а другим стал двигать под газетой. А в комнате в это время звучала тихая магнитофонная музыка, и мы с внучкой радовались, удивлялись, приходили в ужас…
Чему удивлялись?
Да ведь магнитики исполняли номер из таинственного и непостижимого балета!
И какое это было событие — дотронуться до "живого" магнитика! Надо же было решиться…
Потом, расхрабрившись, Надя сама меняла магнитики местами и сама водила ими. И долго-долго не было конца ее маленькой радости.
Я вовсе не пытался объяснять двухлетнему ребенку физическую суть магнетизма или растолковывать, что есть полюса и как укладываются силовые линии в спектр. Для начала хотелось лишь удивить девочку, расшевелить в ней чувство живой любознательности. Кажется, мне это удалось!
Праздник начинается в семье, в общении с близкими, в открытии их — мамы, папы, бабушки, дедушки, сестры, брата…
Праздник такого открытия будет непременно нарушен, если маленький человек, чуть раньше или чуть позже, обнаружит, что между родителями нет единодушия. Ну, скажем, папа считает, что Вову "возмутительно кутают" и стелят ему "как какому-нибудь принцу", а мама и бабушка придерживаются прямо противоположного мнения…
Будьте уверены, обнаружив, что единодушия в доме нет, Вова очень быстро сообразит, как извлечь выгоду из создавшегося положения. Он непременно станет просить у отца то, в чем ему отказывает мать, а к маме с бабушкой обращаться в случаях, "не проходящих" у папы…
Ясно, что у родителей могут быть разногласия. Но если только вы желаете счастья своему ребенку, старайтесь находить компромиссы, делайте это, разумеется, без его участия и не в его присутствии, чтобы он даже не догадывался о "тайном сговоре" мамы с папой…