Второй шаг Благородного восьмеричного пути, следующий за Правильным воззрением, – это Правильное намерение, которое иногда называют Правильным мышлением, или Правильной решимостью. В этой главе я буду использовать эти выражения как синонимы. Одна очевидная, но часто упускаемая из виду истина раскрывает значение этого шага: я имею в виду силу привычки и привычных склонностей в процессе жизни. Чем чаще в уме возникает определённая мысль, тем вероятнее, что она возникнет снова:
Бхиккху, то, о чём монах часто думает и размышляет, становится склонностью его ума (Дведхавитакка-сутта) [1].
Тот факт, что наши действия обусловлены тем, что мы думаем о себе и о мире, а благоприятные и неблагоприятные поступки влекут за собой соответствующие последствия, позволяет увидеть, что правильное намерение играет определяющую роль в нашей жизни. Различные составляющие первого шага Пути, Правильного воззрения, способствуют развитию тех мыслей и намерений, которые одновременно дают нам мирское счастье и позволяют обрести бóльшую свободу.
Что же такое, монахи, Правильное намерение? Мысль об отречении, мысль об отсутствии недоброжелательности, мысль о непричинении вреда. Это, монахи, называется правильным намерением (Махасатипаттхана-сутта) [2].
Вопрос состоит в том, как обрести Правильное намерение на практике. В одной из бесед, входящих в сборник «Бесед средней длины» (Middle Length Discourses), под названием «Два рода мыслей» (о ней я упоминаю в главе 3 «Внимательность: врата к мудрости») Будда предлагает следующий способ развития Правильного намерения: следует стремиться отчётливо различать виды мыслей, возникающих в уме. Можно замечать мысли, источником которых является желание, недоброжелательность или жестокость, сознательно размышлять о карме, которую они порождают, а затем оставлять эти мысли, отпускать их. Также можно замечать мысли, способствующие отречению, доброжелательности и состраданию, размышлять об их ценности, а затем укреплять их позиции в своей жизни. Всё это – мудрое размышление, которое служит на благо Пути.
Когда мы начинаем лучше осознавать эти два типа мыслей, мы также становимся более внимательными к силе и притягательности неблагоприятных привычек. Считается, что недоброжелательность и отвращение опаснее, чем жадность и желание, но их легче искоренить; в то время как желание менее опасно, однако его сложнее искоренить. Почему так происходит? Недоброжелательность приносит больше вреда, однако она всегда неприятна, и страдание, связанное с ней, очевидно. Чувственные желания, с другой стороны, обычно ассоциируются с удовольствием, и не всегда очевидно, почему стоит от них отрекаться.
Однажды домохозяин по имени Тапусса пришёл к Достопочтенному Ананде и сказал ему:
Досточтимый Ананда, учитель, мы домохозяева, потакающие чувственности, радующиеся чувственности, наслаждающиеся чувственностью, находящие в ней отдохновение. Для нас – потакающих чувственности, радующихся чувственности, наслаждающихся чувственностью, находящих отдохновение в ней – отречение выглядит совершенным отказом от жизни. Однако я слышал, что в рамках этого учения и практики даже сердца совсем юных монахов стремятся к отречению, обретают уверенность, непоколебимость и твёрдость, находя в ней успокоение. В этом отношении эта доктрина и практика неприятна большинству людей: а именно [этот вопрос об] отречении (Тапусса-сутта) [3].
Послушав этого домохозяина, Достопочтенный Ананда сказал: «Давайте пойдём и спросим об этом Будду». Тогда они отправились в место, где пребывал Будда, и Достопочтенный Ананда пересказал ему их беседу. Будда ответил так:
Так и есть, Ананда. Так и есть. Даже я, до своего Пробуждения, когда я ещё был непросветлённым бодхисаттвой, думал: «Отречение хорошо. Затворничество хорошо». Однако моё сердце не стремилось к отречению, не обретало уверенность, непоколебимость и твёрдость, находя в нём успокоение. Тогда у меня возникла мысль: «Я не увидел недостатки чувственных удовольствий; я не вник в [эту тему]. Я не понял достоинства отречения; я не узнал его. Поэтому моё сердце не стремится к отречению, не обретает уверенность, непоколебимость и твёрдость, находя в нём успокоение» (Тапусса-сутта) [4].
Здесь Будда говорит, что, благодаря размышлению о недостатках чувственных удовольствий и пониманию достоинств отречения, его сердце смогло устремиться к отречению, обрести уверенность, непоколебимость и твёрдость.
Распознавание своих зависимостей
Когда мы размышляем о недостатках чувственных удовольствий и достоинствах отречения, нередко нам неприятно слышать даже само это слово – отречение. В нашем уме срабатывает сигнал тревоги, возможно, потому, что мы ассоциируем отречение с подавлением желаний, с лишениями, с бесцветным и суровым образом жизни. Поэтому неудивительно, что сердце у нас не выпрыгивает из груди при мысли о нём.
Однако существует более точное и освобождающее понимание отречения: это опыт непривязанности. Каждому знакомо страдание, связанное с зависимостью, – какой бы она ни была. Мы можем так или иначе зависеть от еды, наркотиков, секса, алкоголя или, что куда менее очевидно, от работы, власти, признания, богатства и даже комфорта. Мы начинаем зависеть и оказываемся под властью определённых состояний ума и эмоций, таких как волнение, напряжение или страх, – стоит вспомнить, что огромное количество людей любят пугающие фильмы ужасов.
Мы начинаем зависеть не только от реализации своих желаний, но также и от самой ментальной привычки к желанию. Существует феномен, который я называю «каталоговым сознанием». Случалось ли вам когда-нибудь ненароком просматривать каталог, который приходит по почте, думая, а не приглянётся ли мне какая-нибудь вещица? Редко мы бросаем каталог на середине. Нам нравится испытывать желания, и мы любим предвкушать их исполнение.
Люди, практикующие медитацию, также могут становиться зависимыми от различных медитативных состояний, скажем, восторга или спокойствия. Разве не случается иногда, что в ходе практики мы пытаемся воссоздать некий опыт, который переживали прежде? У нас может возникнуть зависимость от процесса исследования; мы можем чрезмерно увлекаться вещами, которые открываем. На определённом этапе моей практики в Бирме, где я жил в течение нескольких месяцев, моя внимательность стала очень тонкой, и я начал замечать мельчайшие детали происходящего. Когда я доложил об этом Саядо У Пандита, полагая, что дела идут в гору, он мне сказал только одну фразу: «Ты слишком привязываешься к тонким переживаниям». Эти слова стали для меня действенным напоминанием о том, что цель практики – отречение, отпускание; смысл всех наших действий состоит только в этом. Лучше всего эту мысль выражает одна строка Алмазной сутры: «Развивай ум, который ни к чему не цепляется». Возможно, вместо «ни к чему не цепляется» лучше сказать: «не цепляется за явления».
Наши зависимости, как глубокие, так и поверхностные, соблазнительны тем, что в момент удовлетворения желания они действительно приносят удовольствие. Однако затем мы начинаем держаться за предмет своей привязанности, когда он изменяется, чувствуем его нехватку, снова и снова стремимся к нему или же начинаем искать новые и новые источники мимолётного удовлетворения, пока не погружаемся полностью в состояния желания и привязанности. Мы серьёзно запутываемся в сетях своих желаний, обыкновенно даже не подозревая, что оказались в ловушке. Вспомните, какие действия являются для вас повседневными и привычными. Возможно, вы не воспринимаете их в качестве зависимостей, однако легко ли будет отказаться от таких глубоко укоренившихся привычек?
Мудрое самоограничение
Можно, однако, относиться к желаниям совсем по-другому, более свободно. Можно развивать навык мудрого самоограничения, иначе говоря, присутствовать в происходящем и позволять желаниям возникать и исчезать, не ощущая необходимости или побуждения осуществлять их. Благодаря этой практике отречения на собственном опыте можно ощутить, что отсутствие желаний приносит больше свободы, чем их присутствие. Здесь мы соприкасаемся с Третьей благородной истиной, истиной прекращения страдания, пусть поначалу совсем ненадолго.
Проведите эксперимент: обращайте пристальное внимание на моменты, когда происходит переход от погружённости в желания, погружённости в наслаждение чувственными удовольствиями к свободе от желаний. Или же замечайте, как переходите от моментов погружённости в приятные чувства и отождествления с ними к их осознанию.
По своему опыту могу сказать, что когда я осознаю эти переходные моменты, всегда возникает ощущение, что я освобождаюсь из какой-то ловушки, какой бы приятной она ни была. Возникает ощущение, что я открываюсь более обширному, просторному, всеобъемлющему состоянию сердца и ума. Эту мысль хорошо выражает одна строка Дхаммапады: «Если отказ от маленького счастьица позволяет увидеть большое счастье, пусть мудрый откажется от маленького счастьица, размышляя о большом счастье» (Дхаммапада. XXI. Глава о разном).
В такие моменты можно почувствовать, что наши сердца могут «стремиться к отречению, обретать уверенность, непоколебимость и твёрдость, находя в них успокоение» (Тапусса-сутта).
Но даже когда мы ощущаем ценность отречения в своей практике и в повседневной жизни, развитие парамиты отречения – постепенный процесс. Нередко при мысли об отказе от некоторой вещи, об отречении от неё, возникают страх и тревога, пока мы не обретём устойчивое понимание того, что отречение влечёт за собой большее счастье и благополучие. Перед моей первой поездкой в Бирму мне снились тревожные сны, будто я приехал в монастырь и вынужден был отказаться от своей зафу, подушки для медитации. Это был всего лишь сон, но эти сны указывают на глубоко укоренившийся страх погружения в сферу неведомого, где отречение является, скорее, нормой жизни.
Во всех монастырях Бирмы практикующие миряне следуют так называемым восьми правилам, а не пяти основным, которых придерживаются домохозяева. В этом случае основной источник зависимости – практика отказа от принятия твёрдой пищи после полудня. Когда я наблюдал за своим умом, мне показалось интересным, насколько легко и просто в таких ситуациях соблюдать это правило, и его соблюдение вызывает ощущение лёгкости на телесном и ментальном уровне. И всё же, когда я предоставлен самому себе, я замечаю, что неохотно выполняю эту практику. Это показывает, насколько глубока наша обусловленность и насколько важно упражняться в отречении до тех пор, пока понимание связанных с ним преимуществ и счастья не станет привычной частью нашей жизни.
Будда часто указывал, что достоинство отречения состоит в «очищении ума». Я часто ощущаю истинность этих слов, когда нахожусь в обществе монахов и монахинь, которые утвердились в монашеском образе жизни, основой которого является отречение. В их жизни есть некие чистота, ясность, простота и довольство, которые весьма сильно контрастируют с суетой, хаосом и обыденными желаниями мирской жизни. Радостно просто находиться рядом с такими людьми, ощущать связь с ними, полную покоя и свободы.
Виды практики отречения
Хотя большинство из нас не являются монахами и монахинями, тем не менее мы можем практиковать отречение в своей жизни и ощущать удовлетворение, которое оно несёт.
Можно исследовать различные привычки и изменять своё поведение. Попробуйте пить зелёный чай вместо чёрного, вставать на пятнадцать минут раньше, чем обычно, проверять почту реже, чем привыкли, и понаблюдайте за своими ощущениями. Можно упражняться в отречении от сложных вещей. Мы нередко чрезмерно усложняем свою жизнь, неустанно драматизируя происходящее и свои переживания по этому поводу, в некотором роде смакуем их.
Тем не менее, если внимательнее исследовать свой опыт здесь и сейчас, можно заметить, что в реальности происходят лишь шесть вещей: возникают зрительные образы и звуки, запахи и вкусы, ощущения в теле и объекты ума. Поэтому, когда ситуация кажется слишком напряжённой, сложной или запутанной, стоит помнить, что вы можете отказаться от привычки следовать за потоком мыслей, особенно за историями о «Я-себе-своём», и вернуться к чистому переживанию настоящего. Стивен Митчел в своей прекрасной книге «Притчи и портреты» (Parables and Portraits) описывает эту возможность, когда говорит о Сизифе:
Обыкновенно мы думаем, что Сизиф – трагический герой, осуждённый богами, изнемогая от усталости, затаскивать булыжник на гору снова и снова, целую вечность.
На самом же деле Сизиф влюблён в свой булыжник. Он наслаждается каждым его изгибом, каждой его крупицей. Он говорит с ним, поёт ему песни. Камень стал для него загадочным Другим. Булыжник даже снится ему, когда он в забытьи поднимается на гору. Жизнь без этого камня невозможно себе представить, он нависает над ним, подобно огромной серой луне.
Он не осознаёт, что в любой момент может остановиться, позволив камню скатиться под гору, и пойти домой.
Трагедия – это инерция ума [5].
Также существует практика отречения, которую я называю «мудрым умением говорить „нет“». Нередко в ходе духовной практики мы подчёркиваем значение «да» – «да» принятия, открытости, богатства, полноты опыта. И это «да» – эффективное средство против паттернов самоосуждения, скованности и ограничений. Но также мудро уметь говорить «нет», когда мы осознаём, что определённые вещи не являются искусными, полезными, не ведут к счастью. В такие моменты можно учиться говорить: «Нет, спасибо, не нужно».
Важно понимать, что означает такой отказ, поскольку он составляет сердцевину практики. Практика мудрого отказа – большое искусство, и необходимо научиться отказываться с любовью и мудростью. Отказ – это не подавление и не избегание. Отказ не означает, что мы отталкиваем нечто от себя или отрицаем присутствие этого явления. Он не означает, что нужно оценивать определённые аспекты своего опыта или испытывать к ним отвращение.
Мудро отказываясь, мы открываемся происходящему, однако видим реальность в свете различающей мудрости. Мы видим искусные мысли и действия, которые ведут к бóльшему счастью, и мы видим неискусные действия, которые ведут к усилению страданий и противоречий. Мы поступаем как родитель, который говорит «нет» ребёнку, который вот-вот навредит себе. Такое «нет» выражает беспокойство и заботу о благополучии и счастье ребёнка. Представьте, что произойдёт, если позволить ребёнку вести себя как угодно. Вероятно, вы уже успели заметить, что в большинстве людей живёт такой внутренний двухлетний ребёнок. Здесь следует быть мудрым и любящим родителем, который говорит ему: «Нет, не стоит этого делать».
Наблюдая за своим умом в течение дня, можно учиться мудро говорить «нет» в отношении любых мелочей. Саядо У Теджания предлагает одну практику по работе с мыслями и желаниями, а именно – следует задать себе вопросы: «Необходимо ли это?» и «Принесёт ли это пользу?». Нередко то, что мы делаем, не приносит пользы, и следует учиться отпускать такие вещи. «Нет, не нужно этого делать». «Нет, не нужно следовать за этой мыслью».
Сила этой мудрости проявляется на практике, когда мы соблюдаем правила. Может возникнуть побуждение убить насекомое или взять то, что нам не принадлежит, однако приверженность правилам может устранить это побуждение прежде, чем за ним последует действие. Такова практика отречения. Здесь сила отказа становится проявлением свободы ума. Такой отказ делает ум сильнее, способствует сохранению энергии, постоянству и спокойствию, которое не так-то легко поколебать.
В своей книге «Тысячеликий герой»[43] Джозеф Кэмпбелл писал, что жизнь Будды – это великое архетипическое путешествие, ведущее к пробуждению. Он описывал дни, предшествующие просветлению Будды, когда он, ещё будучи Бодхисаттвой, лицом к лицу встретился с Марой, воплощающим силы желания и отвращения. В одной строке Кэмпбелл выразил непоколебимое упорство ума Бодхисаттвы перед лицом всех этих могущественных сил: «И ум великого существа оставался непоколебимым». Эти слова могут служить для нас путеводной нитью, когда мы практикуем отречение от отождествления с любыми состояниями, благодаря чему наш собственный ум остаётся непоколебимым перед лицом желания, стремления или страха.
Аджан Чаа, великий тайский мастер XX в., очень лаконично выразил эту мысль:
Если вы отпустите некоторые вещи, то почувствуете себя немного спокойнее. Если вы отпустите многие вещи, то почувствуете себя гораздо спокойнее. Если вы отпустите всё, вы обретёте полное спокойствие. Ваша борьба с миром закончится [6].