И плывут, и плывут, и видят, что по носу из-за поворота Харони выворачивается челн под белым парусом и флагом на корме: на голубом поле улыбающийся лик солнца. А по борту надпись на кириллице: «Стенька Разин». А за ним плывут еще челны. Этого самого Стеньки Разина челны. И со всех челнов – музыка духового оркестра: сопелки, свирельки, жалейки, гуделки, тарахтелки, кричалки, оралки, елки, моталки. И хоры орут песнь «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны выплывают расписные Стеньки Разина челны».
И при виде этого кортежа Аглай Трофимыч командует «Табань», что значит «Сидоров, тормози!». Но Сидоров Козел еще не полностью отошел от ночных грез, с табанью подзадержался, и «Вещий Олег» врезался в челн. Где сидел Стенька Разин с персидской княжной. И от этого дела персидская княжна ухнула в воды реки Харонь. Только ее и видели. Конечно, можно было бы нырнуть – но кто ж по своей воле нырнет в воды реки Харонь? Немае дурнив. Так что была персидская княжна – была, да сплыла.
И Стенька Разин взошел на борт корвета, трижды по-русски расцеловавшись с Аглаем Трфимычем, и, прислонившись щека к щеке по-хазарски, посетовал:
– Это что ж, Аглай Трофимыч? Что ж это у тебя рулевой безрукий какой?
Вопрос был риторическим, так как руки Сидорова Козла лежали на штурвале корвета.
– Козел, реб Степан Тимофеич, – кратко ответил шкипер.
Очевидно, Стенька Разин этим ответом удовлетворился, так как сказал:
– Ладноть, так что теперь вопрос стоит так. Мы плыли себе и плыли, горя не знали, я вон свадьбу новую справлял с персидской княжной. Злата-серебра на это дело отгрузил немерено. А теперь… Где я возьму еще одну персидскую княжну? Нужен какой-никакой компенсейшн, – и глянул на Марусеньку плотоядно.
И то… Какое сравнение персидской княжны, которая ко всему еще и утопла, с русской красной девицей, девицей-красавицей… А там, глядишь, и душенькой-подруженькой… А то все персидские княжны да персидские княжны…
И в подтверждение серьезности своих намерений выстроил на борту челна «Стенька Разин» казаков с саблями да пищалями.
Но на корвете не слабаки какие-нибудь собрались. А мужчины. Русские мужчины, несмотря на то, что этнических русских по фамилии Циперович не бывает. А вот по силе духа… И они встали как один и сказали:
– Не дадим!!! И хрен с ней, с солью земли Русской, кто-нибудь рано или поздно ее найдет!
А Аглай Трофимыч добавил:
– Поц с горы!
А казаки выпростали свои сабли и запалили пищали. И вот уже сейчас всем нашим героям придут крандец, кранты, капут. Но тут из-за их спин вышла Марусенька. Гордая русская девушка:
– Согласная, я, Степан Тимофеич, замуж за тебя идтити. Бери меня, девицу красную, в жены. Но допреж этого требуется честным пирком да свадебкой перед брачной ночью погулять. А то мужчины мои еще не завтракали.
И Стенька на это пошел. Действительно, какая это брачная ночь без свадебки? Без всяческого пьянства и гулянства?
И вот уже пошли казаки с челна на корвет с блюдами пищи-еды всяческой да бутылями с зеленым вином. Но пошли сильно недовольные. Как это, мол: только-только от персидской княжны по воле божьей избавились – а тут опять…
А один, самый смелый, крикнул:
– Нас на бабу променял!
И Стенька, Степан Тимофеич, который был веселый и хмельной, враз протрезвел и погрустнел:
– Не будет у нас, красна девица, первой брачной ночи. Равно как и второй… – и приготовился бросать Марусеньку в воду. И еще раз погрустнел.
И в разгар грусти Марусенька взяла Стеньку, Степана Тимофеича, поперек тела и бросила в набежавшую волну реки Харонь.
И Калика Переплывный только и охнул:
– Ох, и горяча девка!
И казаки от такого неожиданного афронта прям опешили. Что делать? Как быть? Как без вождя? Как без команды?
А один, самый смелый, крикнул:
– Это ежели у них бабы такие – то какие же у них мужики?!
И казаки, побросав пищали и сабли, бежали на свои челны и уплыли вверх по течению Харони. Где их ждал печальный конец. Их нарядили охранять выставку «Эротическое фото европейского авангарда».
А наши герои поплыли дальше, отягощенные блюдами пищей еды и бутылями зелена вина.
Плывут себе и плывут. Калика Переплывный раскладывает в уме пасьянс (неизвестно какой, потому что в уме и ни фига не видно). Нупидор сам с собой играет в гляделки, Марусенька убирает палубу корвета от последствия свадьбы и пьяных казаков. Шкипер Аглай Трофимыч Циперович на носу корвета смотрит в будущее, а Сидоров Козел туда же рулит. И Аглай Трофимыч в ближайшем будущем углядел город, а перед городом – транспарант поперек Харони «Все на фестиваль “Вы слыхали, как стучат дятлы?”». И увиденным поделился с Каликой, у которого как раз не сошелся умственный пасьянс, и Калика наметанным глазом определяет, что город этот называется Забубенск-Сибирский. Как будто в России есть еще какой-либо Забубенск. Этот город славен нередким в России буйством, замешенным на нередком в России пьянстве. От этого города и пошло на Руси выражение «голова забубенная».
И значит, сейчас в этом самом Забубенске-Сибирском проходит финал музыкального фестиваля «Вы слыхали, как стучат дятлы?». И патронирует это дело Забубенское управление ФСБ. Во главе с майором Гриценко Грицем Григорьевичем.
Вы слыхали, как стучат дятлы?
Вот Гриц Григорьевич в балаклаве сидит во главе жюри финала фестиваля. А еще в жюри входят мастер художественного свиста Олег Безрукий, преподаватель пения в школе для глухонемых Анна Григорьевна Пупочная, виртуоз игры на пиле Соломон Маркович Пильщик и какой-то еще один секретный человек. У которого не то что лица из-под балаклавы не видно, но и его самого также не видно. Лишь периодически с пустого места за столом жюри раздается слово «Дрянь».
И вся эта шобла сидит на полянке в городском саду. Где и проводится фестиваль. На опен, мать его, эйре. А на другой стороне полянки стоят столбы, числом шесть – по количеству дятлов в финале.
Для обеспечения равных условий личные столбы использовать запрещено. Все столбы от одной фирмы – «Бардзилович и сыновья» – из Житомира, официального поставщика столбов для стука.
А вот и сами финалисты:
Дятел Спиридон.
Дятел Филипп.
Дятел Агриппин.
Дятел Афиноген.
Дятел № 1 (секретно).
Дятел № 2 (секретно).
И вот к столбу подлетает дятел Спиридон. И начинает стучать «Во поле березонька стояла».
Зрители аплодируют.
Жюри аплодирует.
С пустого места раздается «Дрянь».
Вот к столбу подлетает дятел Филипп. И начинает стучать дуэт Сильвы и Эдвина «Помнишь ли ты?».
Зрители аплодируют.
Жюри аплодирует.
С пустого места раздается «Дрянь».
Третьим стал дятел Агриппин. Этот отлабал «Боже, царя храни».
Зрители аплодируют.
Жюри аплодирует.
С пустого места раздается «Дрянь».
Четвертый ахнул фугу Семирадова-Танаки для сямисена с оркестром.
Зрители аплодируют.
Жюри аплодирует.
С пустого места раздается «Дрянь».
И наступает очередь дятла № 1. Он выражает желание стучать на пару с дятлом № 2.
Жюри, посовещавшись, соглашается. Пустое место за столом жюри молчит в знак согласия. И вот начинается.
Дятел № 1 стучит на дятла Спиридона и дятла Афиногена. Дятел № 2 стучит на дятла Агриппина и дятла Филиппа.
Зритель беснуется.
Жюри беснуется.
С пустого места доносится одобрительное кряканье.
И вот заключительный стук:
Дятел № 1 – дятлу № 2: Юстас!
Дятел № 2 – дятлу № 1: Алекс!
Зритель беснуется.
Жюри после краткого совещания делит первое место между дятлами № 1 и № 2.
С пустого места раздаются два выстрела.
Дятлы № 1 и № 2 падают со своих столбов.
С пустого места за столом жюри раздается механический голос:
– Стучать друг на друга – это уж чересчур. Дрянь.
Усталые, но довольные, зрители расходятся по кабакам и дракам.
Наши герои получили от всего этого действа немалое удовольствие. Калика Переплывный вспомнил битвы гусляров на Ивана Купалу, Аглай Трофимыч – схлесты клезмеров на Авраама Живородящего, Нупидор – рэп-баттлы у памятника Неизвестному поэту, Сидоров Козел – дружеский схлест типа кто больше выпьет на святых Евгения, Андрея, Роберта и примкнувшей к ним Беллы.
Марусенька ничего не вспомнила из этой оперы, так как была она девушкой впечатлительной и мирной и всякие междоусобицы не уважала. Так как в ее местах всякое соревнование кончалось мордобойством, после которого мордобойствующие примирялись, пили водку и шли по девкам. И Марусенька всегда оказывалась среди этих девок. Конечно, ее места не сравнить с местом ее пребывания в данный момент, но никогда нет гарантии, что какой-нибудь джем-сэйшн виртуозов мудацкого звона Забубенска не закончится погромом массажных салонов и саун того же Забубенска. И Марусенька, которая здесь вообще ни уха ни рыла, обязательно попадет под раздачу. Такова уж ее судьба. Такова уж судьба всех русских Марусенек. Судьба, карма, фатум.
И наши герои собрались идти к себе на корвет, как вспомнили, что на корвете нет ни крошки еды. Все, что оставалось после казаков, было съедено. И все решили, что надо идти в кабак, чтобы че-нить поесть. В смысле супа похлебать, мяса зубами порвать и заглотнуть, компота-киселя испить. Ну и водчонки тоже попользовать – ибо какой же суп без водчонки. О компоте-киселе я уж и не говорю. Компот-кисель в кабаках без водчонки – смерть.
И они пошли за всем забубенским народом, который, если кто забыл, после художественного стукачества разошелся по кабакам и дракам.
И народ привел их в кабак с нехитрым названием «Забубенск». В каждом городе есть свой «Забубенск» или что-то похожее. И в каждом ресторане есть свое фирменное блюдо. В «Москве» – «Поджарка по-московски». В «Сахалине» – «Сельдь во фритюре с капустой морской». В «Магадане» – полпомидора свежего и огурец малосольный. А помню, в 1966 году в ресторане «Красный Луч», что в городе Красный Луч в Донбассе, подавали «Крученики по-шахтерски». 42 копейки. Объедение! Правда, я там еле выжил. Баянист, скрипач и ударник по заказу ихнего друга Вано из солнечного Тбилиси весь вечер лабали «Сулико».