скую полицию на предмет хищения в особо крупных размерах взятки в лице золотого пердонца. Но Жеблов его остановил:
– Значитца, так. Шараков, отдай китайцу остатки юаней. И остров Ерофеич посередке Харони тоже отдай. Русский с китайцем – братья навек. Укрепим наличными дружбу народов и рас… – и вынул наган.
– Моя твоя понимай, – быстро согласился Ольг Николаевис и на всякий случай исчез с чемоданом юаней, словно фокусник.
– Чем тебя благодарить, мил человек Жеблов? – cпросил Калика.
И все наши вопросительно посмотрели на легендарного сыщика.
– Никакого бизнеса! Только личное! – И крепко обнял своего одношкольника Михаила Федоровича. – Бывай, Мишка. Там встретимся. – И исчез словно фокусник. А вслед за ним таким же макаром исчез и Шараков.
На корвете Нупидор потянул носом воздух и сказал:
– Что-то запах коньяка на борту стал мощнее…
Все разом повернули головы к софе. На ней рядом с Клопом сидела симпатичная Клопиха с маленькими раскосыми глазками. А Клоп вдруг заговорил:
– Клоп не может один! Клоп один не может ни черта!
И пара слилась в объятиях.
И вот корвет «Вещий Олег» с искателями на борту неторопко бороздит низовья Харони. А вокруг во всей красе раскинулись приморские красоты.
Справа по борту стоят высоченные горы, которые когда-то топтал сапогом и бил геологическим молотком Михаил Федорович. Красоты они были немыслимой, если, конечно, глаз у вас на всяческую живую красоту не замылен. А ежели замылен, то красота эта вовсе и не живая.
А слева – равнинная даль до самой горизонтовой синевы. А по равнине – стланик, европейскому глазу непривычный. Как бы вам объяснить?.. А! Вот! Возьмем, к примеру, сосну или даже ель. Она вон каких размеров! А теперь возьмем второй пример: японское дерево бонсай: та же сосна или даже ель, только маленькие. В кадках растут. Так вот, стланик – это такая же хрень, только средняя между соснами или даже елями с ихними бонсаями. Глазу приятно, а идти – да чтобы оно все сдохло! Я знаю, что говорю. Но, к счастью, мы плывем.
А небо над нами – всем небам небо! И все другие неба насквозь видны вплоть до седьмого. (Кто-нибудь там бывал?)
А впереди – море. Оно еще там – за сопками, за поворотом, а запах его уже здесь. Не буду вам описывать этот запах, не писатели мы, но это ЧТО-ТО! Как когда-то говорили на родине моих предков в городе Одесса. Но дальневосточное ЧТО-ТО – это вам не одесское ЧТО-ТО, это свое, дальневосточное ЧТО-ТО. Таких ЧТО-ТО во всем мире больше нету. Это я вам говорю, а я знаю, что говорю.
Но вот и поворот за сопку, а там – Дальневостокск, столица одновременно Прихаронья и Приморья…
По приплытии в порт Дальневостокска корвет «Вещий Олег» дал гудок, тут же на борт пришла радиограмма от сарафанного радио. И в этой радиограмме сообщалось, что супруга Сидорова Козла Елена принесла семерых козлят по имени Мгомба, Нгомба, Бомба, Мамба, Самба, Гномба и Хасан, которых зачала по линии «дыша шелками и туманами» со студентами медицинского факультета Университета Дружбы народов имени П. Лумумбы. С ними по части терпимости и толератности она заключила гражданские браки. И детишки автоматом получили пражданство стран отцов: Свазиленда, Буркина Фасо, Кот-д’Ивуара, Замбии, Гамбии, Демократической Республики Конго и Туниса.
– Но по маме-то они русские… – задумчиво проговорил Аглай Трофимыч Циперович.
– Это почему ж, мил человек Аглай Трофимыч? – удивился Калика Переплывный. – Ведь завсегда по папе?
– А по-хазарски – по маме.
– А с чего, дяденька, вы взяли, – учтиво спросила Марусенька, – что эти детишки хазары? Если они африканцы.
– А потому, деточка, что по Библии все народы, и прежде всего африканцы, пошли от хазар. – И гордо замолчал.
(Эти хазары всегда больно много о себе понимают…)
– Так… – попытался подытожить дискуссию Нупидор, – в случае «по маме», возможно, эти русские детишки и понесут в Африку «русский мир»… Может, в этом и заключается соль земли Русской… Нести в Африку эту самую соль…
– Не отдаст Елена козлят отцам, – проговорил Сидоров Козел. – Она вон как детей хотела. Но все чего-то не получалось…
И как-то очень грустно затосковал.
И все философски промолчали, устремив философские взгляды в палубу корвета.
А Сидоров Козел смотрел вдаль, надеясь в этой дали найти ответы на вопросы, которые возникли при данной ситуации и которые еще не возникли.
Конечно же, без Клопа, у которого текла затянувшаяся брачная ночь. Ну и ладно. Не больно-то и ждали.
И вот все идут по улице, вьющейся вдоль моря между сопками, на которых и расположился город Дальневостокск. И навстречу им, а также и вместе с ними идет местное население. Как и в Вань-Мане, население состояло из одних китайцев. Только среди них было много военных. Военные были как сухопутные, так и морские и воздушные.
– А почему? – спросите вы.
Но на этот вопрос Михаил Федорович, знаток дальневостокских обычаев, с ответом затруднился.
И тут к ним подошел русский бич, который на местном языке зовется «бич».
– Господа, – вежливо обратился к нашим русский бич, – не соблаговолите ли отстегнуть бывшему интеллигентному человеку толику денежных рублей на предмет похмелья души? – и поправил комсомольский значок на груди.
– Ну, для спасения души – это в церковь, – мягко заметил Нупидор.
– Есть тут недалеко Церковь Святой страстотерпицы Пелагеи Никитишны. Могу проводить. Но допрежь того требуется спасение души тела. Необходимо, господа, рюмкой-другой вина спасти тело и «поставить руку», дабы шаловливый указательный палец не поперепутал рамсы. То есть дорогу, которая ведет к храму. И расскажу историю ее культа. А пока, господа, есть тут небольшое заведение, где дают что попить и чем закусить… – И с надеждой посмотрел на приплывший на корвете люд.
А если поконкретнее – на Калику Переплывного, в котором каким-то образом угадал держателя кассы. И некую готовность поддержать исчезнувушие жизненные силы русского бича среди прижимистой китайской сво… И обратно просительно посмотрел на Калику. И все искатели соли земли Русской просительно посмотрели на Калику. Потому что – ну как же иначе! При таких обстоятельствах и намеках сердце русского человека не может устоять. А вдруг человек помрет и не сможет совершить никаких свершений типа Периодической системы Менделеева, плавания на Кон-Тики или, того круче, разгадать кроссворд в местном китайском журнале «Ли За». Да просто может человек взять и помереть от жестокой похмельной травмы. Так много лет назад умер от похмелья одноклассник Михаила Федоровича Вовка Кошелев, зав. мясным отделом Центрального рынка, и Михаилу Федоровичу пришлось покупать мясо как все. Так что и без того нетвердая твердыня Калики пала под натиском человеколюбия, и он сказал:
– Веди, мил человек бич… Но допреж расскажи: куда девались русские люди из города?
– Как так «девались»? – удивился бич. – Вот же они, – и обвел руками местность округ себя.
– Белая горячка, – констатировал Михаил Федорович.
– Он знает, – подтвердил нашим Нупидор, – у него на эту тему романчик вышел. Так и называется – «Белая горячка».
– С чего ж это белая горячка! – обиделся бич. – Самое обыкновенное похмелье. А это как есть самые обыкновенные русские. Кого хочешь спросите. – И обратился к проходящему китайцу в джинсах и футболке «Дальневостокский китобойный университет»: – Слушайте, если не секрет, и простите за нескромный вопрос: вот товарищи интересуются – вы какой национальности?
Китаец жутко удивился:
– Как какой? Русской, разумеется.
– Вы точно знаете? – вежливо переспросил Аглай Трофимыч.
– Конечно! – ответил китаец. – Артемий Павлович Кузнебыцов.
– И в роду у вас китайцев не было?
– Были. Папа китаец, мама китаянка. А почему вас это интересует?
– Ну как же? Папа китаец, мама китаянка – а вы русский.
– Да вы что, с неба свалились? У нас давно человек сам выбирает себе национальность. Вот я и выбрал «русский», – сказал он сам себе и схилял.
И все ахнули! Кроме бича, который к этому национальному беспределу был уже привычен.
А потом мил человек бич привел их к заведению ресторанного типа под названием «Бигшиномонтаж». А по пути ответил на заитересовавший всех вопрос, почему в Дальневостокске так много военных. Бич даже удивился:
– Ну как? Граница же. С Китаем. Он давно на наши земли зубы точит. Три миллиарда зубов. Но никогда не гулять ему по республикам нашим!!!
В «Бигшиномонтаже» наших встретил широкими объятиями ресторатор Грикол Григорян. Только теперь к его фамилии «Григорян» были добавлены «Цзы» и «Григорьев». И был он армяно-китайско-русский. Но армяно-китайские корни не забывал. Грикол был наслышан о подвигах своих гостей над кодлой азербайджанской стоматологии, а посему от золотого пердонца вежливо отказался и предложил дорогим гостям разные вкусности, включая шесть сортов тушеного трепанга. Ну, и армяно-китайский коньяк «Арегак-Могэ-Адмирал» из сырья из Армении, пригнанного в Дальневокск в танкере по Северному морскому пути. Настоянного на имбире.
И вот бич пришел в себя и, как обещал, рассказал историю на реке Харонь культа Св. cтратотерпицы Пелагеи Никитишны.
История культа св. страстотерпицы Пелагеи Никитишны
А была эта Пелагея Никитишна в восемнадцатом веке помещицей села Кирдяпкино Вологодской губернии, названного так по имени мелкого дворянина времен государя Ивана Васильевича Грозного Кирдяпки, предка Пелагеи Никитишны. И было у нее крепостного люда 218 душ. Из коих мужеска пола от 13 до 42 двух лет 102 души, баб 116 душ разного возраста и сколько-то детей, коих никто сосчитать и не пытался. А как сосчитать, когда они как рождаются, то многие тут же и умирают. Да и зачем, когда пользы от них никакой. До 13 лет. Когда они к барщине оказываются надобны. Ну, а детишки мужского пола и в мужскую силу войдут. И Пелагея Никитишна к этой мужской силе была крайне неравнодушна. Она была одной из почитателей Правила Первой Ночи. То есть как какой парень 13 лет и старше женился, то она сразу же после венчания брала его к себе в опочивальню и пользовала его до такой степени, что к исполнению своих супружеских обязанностей мог приступить только на следующую ночь. И победная простыня над избой молодых вздымалась только через сутки. Но на невесту никто бочку не катил, потому что про нрав помещицы все знали доподлинно.